Восхождение Примарха 7 (СИ) - Борзых М. - Страница 5

Поднапрягшись, я вытащил копьё из обелиска.

И тут же снова почувствовал то, что коснулось меня на подходе сюда. Обелиск был серьёзно ранен и работал из рук вон плохо. Сбоил.

Сейчас я ощущал это куда сильнее. От всей поверхности обелиска исходил ровный сильный эфирный фон. А из змеящейся трещины он жутко фонил. Это тоже самое, что пить из кружки, в середине которой находится огромная пробоина. Может, и напьёшься, но весь обольёшься. Так же и тут.

Если сравнивать с автомобилем, а это была буквально вторая аналогия, пришедшая мне на ум, то мне представился шланг, по которому струится масло. И вот в одном месте он перебит, и оно буквально брызжет, заливая всё то, что должно оставаться сухим и работоспособным.

— Выброс! — услышал я далёкий выкрик Марио и закрылся эфирным щитом.

Эфир с шипением выбивался через трещину в обелиске, невероятно быстро накапливаясь на полянке. А затем одним махом он продавил плёнки основных входов и устремился сквозь льды на поверхность.

Вот мы и раскрыли секрет эфирных выбросов, не так ли? И виной тому не чей-то умышленный замысел, а банальная неисправность. Как я догадывался, всё должно работать не так. Эфир постоянно, но весьма ограниченно вырабатывался обелиском и не спеша должен был проникать на территории миров, расположенных за проходами. А у нас получались постоянные мощные выбросы, которые способствовали…

Дальше думать не хотелось, потому что можно было додуматься до разного. Например, что никаких эфирников существовать не должно, а появились они лишь благодаря неисправности какого-то чрезвычайно древнего артефакта. А что, если… если эфирники исчезнут, стоит его починить?

Но оставить всё так, как есть, я тоже не мог. Потому что, если ничего не предпринять, артефакт рано или поздно умрёт. И в таком случае конец придёт не только всем эфирникам, но и планете в целом без защиты от аэрахов.

Я проверил, что с моими спутниками всё в порядке, зеркала их вполне смогли защитить, и принялся осматривать обелиск более внимательно.

Походив вокруг обелиска и прислушавшись к шумам, исходящим изнутри, я пришёл к выводу, что мои первоначальные впечатления верны, и генератор эфира, чем бы он ни являлся на самом деле, нуждается в починке.

После очередного выброса мои спутники снова подошли к разделяющей нас перегородке и внимательно наблюдали за тем, что я делаю.

— Что там? — спросил меня Архос, которому в последние минуты стало значительно лучше. — Серьёзные повреждения?

Я отсюда видел, что он порозовел, словно младенец.

— Уж не знаю, как это стало возможным, — ответил я, поднимая копьё и показывая его приникшим к плёнке перехода друзьям, — но вот эта штука оставила на обелиске огромную трещину, которая пропускает эфир. Из-за неё и происходят выбросы. Потому что предназначение этого самого обелиска — создавать фон, а не гнать такие волны, как мы с вами видим.

— А её как-то можно заделать? — поинтересовался Архос, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Но с той точки, где они находились видно было очень мало. — Стянуть там?

— Паутиной! — догадался я, иначе глядя на обелиск. — Архос, ты — гений!

Тот мне улыбнулся, подбадривая меня, но похвала была ему приятна.

А я уже пытался привести обелиск в порядок, стянув его паутиной. С первого раза ничего не вышло. Оно и понятно, ведь я пытался наложить отдельные паутинки на трещину, как пластырь или скобы. Это не привело ни к чему дельному, кроме того, что я убедился: моя паутина, в которой эфир смешан с магией аэрахов, обелиском не отторгается. А это было уже половина победы.

— Да обмотай его уже вокруг, — смеясь, бросил мне Кропоткин, видя, что у меня возникли некоторые сложности. — Будет неказистый, зато без протечек. Вообще девчонкам лучше знать, как с таким справляться, — заявил он и понял, что вышел на скользкий лёд, поэтому решил тут же свернуть шутку. — В смысле, основы первой помощи им преподают в большем объёме, чем нам.

— Хорошо, хорошо, — кивнул ему я с улыбкой. — Сейчас всё будем пробовать по очереди.

Обмотать обелиск было отличной идеей. Не для того, чтобы так и оставить, потому что это было бы абсолютным идиотизмом, а лишь для того, чтобы стянуть саму трещину.

Когда я накинул несколько оборотов нитей на обелиск, созданный из неизвестного мне материала, паутина начала соскальзывать. Но предусмотрительно сделанная с микрокрючками она задержалась в нужном мне месте. Накинув пять оборотов, я стянул её, потянув на себя.

Раздался скрежет деформирующегося материала, а затем чуть ли не с щелчком всё встало на место. Я даже почувствовал, как изменилась вибрация, исходящая от отремонтированного артефакта. Но этого оказалось мало. Стоило мне всего лишь немного отпустить паутину, как трещина снова норовила разойтись.

Тогда я закрепил используемую часть паутины, словно лассо, и стал более тонко заниматься самой трещиной. Орудуя сразу несколькими нитями паутины, что уже доказали своё право на жизнь, я прибивал их эфиром по сторонам от трещины, словно строительным степлером. И это была не просто аналогия, я буквально вообразил себе строительный степлер, выдающий мне скобы из самого твёрдого состояния эфира, какое только возможно.

Для мага очень важно адаптироваться под ситуацию, подгоняя и свои умения под конкретно взятую задачу.

Закончив, я решил снять паутинное лассо, чтобы посмотреть, как будет держать паутина, нанесённая непосредственно на трещину. И остался разочарован. Края трещины снова разошлись, хоть и не так сильно, но всё же заметно. Понятно, что надолго такой заплатки не хватит.

Можно было бы попробовать заделать дыру плазмой. Но для этого мне нужно принять боевую трансформацию. А этого в данных условиях я сделать не мог. Во-первых, на полянке было слишком мало места для этого. По сути, я просто не мог поместиться в том пространстве, что было занято полянкой с обелиском. А, во-вторых, я совершенно не представлял себе, как отреагирует сам артефакт на мои изменения. Возможно, меня просто испепелит защита обелиска, и я даже не успею ничего предпринять. А, может быть, он не выдержит присутствия рядом Примарха и самоуничтожится.

Одним словом, вопросов было значительно больше, чем ответов. Так что приходилось обходиться возможностями человеческого тела.

В конце концов, можно было и его заставить генерировать плазму, разве нет? Она, конечно, присуща только одной трансформации моего организма, но значит ли это, что я не могу ею воспользоваться в другой?

Я закрыл глаза и сел возле обелиска с той его стороны, которую прорезала волнистая трещина, стянутая сейчас моей паутиной.

В боевой трансформации я чувствовал себя совсем не так, как человек, но при этом не переставал быть самим собой. То, что представлялось, как хвост скорпиона, на деле было видоизменённой рукой, в которой сосредоточились заряды. Но где сосредоточение плазмы было, пока я был человеком?

Закрыв глаза, я сантиметр за сантиметром исследовал собственное тело изнутри, в поисках источника плазмы. И, в конце концов, мне повезло. В левом плече я нашёл нечто похожее, но теперь мне предстояло вывести эту плазму наружу без помощи специального органа, как раз для этого предназначенного.

Я надеялся, что мои спутники не заметили чего-то из ряда вон выходящего.

Открыв глаза, я увидел плазму на своих ладонях, но чуть в другой консистенции, чем привык обычно. Сейчас она больше всего напоминала пластилин.

Теперь я лепил из плазмы комочки и первым слоем законопачивал ими трещину, а вторым накладывал поверх краёв, словно тампонирующую повязку на рану. надеясь, что таким образом смогу сразу убить двух зайцев. Во-первых, смогу исключить расползание краёв. А, во-вторых, предотвращу спонтанные выбросы эфира.

— Мы летели на другой край Земли, потом забрались под тысячелетние льды, и всё это только для того, чтобы наш мальчик лепил куличики! — заявил Кропоткин, которому одной этой фразой удалось разрядить напряжённую обстановку и вызвать улыбки на лицах моих друзей. Так что я ничуть на него не злился за подобные выходки. — Кстати, Никита, я слышал, что скоростные куличики уже внесены в олимпийские виды спорта. Так что у тебя вполне есть шансы на победу, если хорошо потренируешься.