По волчьему следу - Демина Карина - Страница 12

– Утаили от следствия? – уточнила Зима. И почтенная вдова фыркнула.

– От какого? Ко мне и не приходил-то никто, хотя все знали, что Епифан у меня живет. Я в комнатах ничего-то и не трогала…

В доме было пусто.

И чисто.

– Дорого у меня, – пояснила Фелиция Зигмунтовна. – Наши-то ищут, чего подешевше. И шуму не люблю. Господа офицеры уж очень шумные, особенно, когда праздновать изволят. А у них ноне каждый визит праздник… пьют без меры, еще и буянить принимаются. И после-то управы не найти, да… для купцов ныне не сезон, они после появляются. Но клиент у меня свой.

Красные дорожки.

Паркет.

Панели старого дерева. И обои с вензелями. Лепнина на потолке. Картины, чуть выцветшие, сроднившиеся со стенами. И лестница с какими-то несуразно высокими ступенями. У подножия её лежали копии тех львов, что охраняли вход в дом.

Сразу заныла нога, предупреждая, что каждодневный подъем – это не то, что Бекшееву нужно. И вдова остановилась перед нею. Поморщилась, но сказала.

– Квартир тут всего четыре на втором этаже. И шесть – на первом, но там и сами меньше, и ванная комната одна на две квартиры. Правда, если наверх, то обождать придется, я там небольшой ремонт затеяла, раз уж не сезон.

– Устроит и первый, – Зима поглядела на лестницу. На Бекшеева. И добавила. – Нам с Софьей как раз удобно будет.

– Епифан тоже на первом остановился. Смежная квартира аккурат свободна… заодно и вещицы посмотрите.

Вдове явно не хотелось пускать постояльцев выше.

– Замечательно, – Бекшеев оперся на трость. – Буду рад. Только… я заплачу за обе квартиры. Но никого в соседи не селить.

Важный кивок.

И разворот.

Фелиция Зигмунтовна из широких рукавов китайского халата вытаскивает ключи. Один протягивает Зиме. Второй – Бекшееву.

– У меня копии, – предупреждает она. – Но обыкновения шарить по вещам не имею. Если что ценное, могу предложить сейф…

– Письмо, – Бекшеев ключ взял. Тот был теплым и покрыт чем-то теплым, с ароматом цветочных масел. – Стало быть, вы его отправили?

– Епифан и сам собирался. И попросил меня, чтоб, если вдруг чего случится, то я отправила. Только не в губернскую управу, как он полагал. Там, небось, тоже отмахнулись… сразу в столицу и отправила.

Красные губы чуть дрогнули.

– Но вы располагайтесь, господа. Я же велю чаю сделать. Обед, к сожалению, не готовили, но могу послать за пирогами. Тогда и поговорим… если хотите.

Бекшеев вот хотел.

И даже очень.

В комнате резко и назойливо пахло корицей и еще апельсинами. Сушеные дольки их, как и палочки корицы, обнаружились в вазочке на столике. И я чихнула.

Девочка тоже чихнула.

А Софья вот сделала вдох и сказала:

– Старое место.

– А то.

Дом и вправду был стар. Скорее всего куда старше, чем казалось на первый взгляд. Верно, когда-то на этом месте стоял иной, поменьше и без колонн, зато возведенный по древнему обычаю.

Может, с конской головой даже, под главным камнем.

Оттого и крепок был фундамент.

– Тебе здесь не нравится, – Софья осторожно двигалась по комнате, кончиками пальцев осматривая новое жилище. Вот скользнули они по широкому подоконнику, недавно крашеному. Вот перешли на металлические шишечки, что украшали изголовье кровати.

На покрывало.

По кружевной накидке, венчавшей гору подушек, словно фата – невесту.

На туалетный столик, задев ту самую вазу.

– Место как место, – я пожала плечами. – Апельсины просто. Ненавижу апельсины.

Дело ведь не в этом доме.

И не в фундаменте с полуистлевшим конским черепом. И даже не в комнатах здешних. Комнаты, если подумать, весьма неплохие. Не так и велики, но кровать вот влезла, как и массивный шкаф с резными дверцами, которые на ключ запирались. Ключи из желтой латуни в замках торчат, манят заглянуть.

Я и заглянула.

Пусто.

Только тончайший покров пыли на полках говорит о том, что пару дней в комнате не убирались.

Туалетный столик.

И стол посолидней, письменный. Лампа на нем под абажуром с бахромой. Стопка бумаги. Писчая коробка, где нашлась пара ручек и чернильница. Ковер чуть потертый, но целый вполне. Да и ванная комната имеется, скромная, но все же. И с горячей водой.

– Мне не дом, мне дело это не нравится, – сказала я Софье, которая с задумчивым видом исследовала пустые полки. – Какое-то оно… не знаю.

Девочка, осмотрев обе комнаты и ванную, вернулась, чтобы забраться под кровать, благо, та стояла на высоких ножках, да там и улечься.

– Ладно. Разберемся.

Я выдохнула.

Из головы не шел лес, тот, что подобрался близко к станции. И тот, сквозь который пролегла дорога. Такой знакомый. Почти родной. Я ведь знаю, что тут, близ границы, селились те, кого официально именовали староверами, в том смысле, что по сей день держались они старых богов.

– Иди, – велела Софья, когда в дверь вежливо постучали. – Скажи, что у меня с дороги мигрень приключилась. Но чаю пусть пришлют. И к чаю, если чего будет.

Она опустилась на кровать и вытащила из ридикюля знакомую колоду.

Глаза Софьи закрылись, а пальцы скользнули по расписанным листам, считывая одной ей видимые знаки судьбы.

На третьем этаже, где обреталась почтеннейшая Фелиция Зигмунтовна, пахло теми же апельсинами с примесью корицы, а еще самую малость – Китаем.

Бумажные веера, расписанные журавлями и тонкими нервными линиями.

Шелковые ширмы.

Шелковые обои.

Массивные напольные вазы и низкая, будто кукольная мебель. Впрочем, гостиная, к счастью, была обставлена нормально.

И чай подали в высоком фарфоровом заварнике Кузнецовского завода.

– Если хотите, отправьте Ваську за целителем. Он, конечно, не семи пядей во лбу, – хозяйка самолично разливала чай. – Но с мигренью справится.

– Не стоит, – сказала я. – Это просто усталость. Ехали долго, теперь еще вот…

К чаю подали пирог с мясом, уже порезанный ровными аккуратными ломтями, маковые рогалики да баранки.

Сойдет на первое время.

– Сестра?

– Почти.

– Слепая, – Фелиция Зигмунтовна протянула мне чашку с узким донышком.

– Почти.

– Контузия?

– Контузия, – согласилась я.

– Бывает… моего супруга тоже контузило. Еще в первую волну мобилизовали, но ничего, вернулся… боги оберегли, – она коснулась сложенными щепотью пальцами груди. – Хоть контуженный, зато живой. Так я думала… а после-то…

Она протянула чашку Бекшееву.

– Что после? – уточнил он, принимая.

– А ничего… маялся все. Сперва только голова болела. Потом стали ноги отниматься. Руки… три года помирал. Но хоть дом этот вернуть сумели. Его ж фрицы, когда стояли, отобрали…

Она говорила об этом спокойно и равнодушно даже.

– Офицеры тут жили. Пришлось после ремонт делать, чтоб и духу их… но то дела прошлые, вам мало интересные. Вам о нынешних… с чего начать?

– С начала, – Бекшеев улыбнулся.

– Знать бы, где оно… – Фелиция Зигмунтовна задумалась. – Людишки тут пропадали. Это я уж теперь понимаю. Сперва пленные. Тут рядышком часть расквартировали. И пленных, которые мосты должны были восстанавливать. Поля разминировали опять же… там, дальше, линия фронта проходила, так что в земле много чего осталось. Вот и сгоняли, кого можно, чтобы чистить.

И вновь же тон ровный, отстраненный, будто говорит она о делах чужих, её-то саму никак не коснувшихся.

– Не знаю, уж как они работали, да только пару раз местный народишко предупреждали, мол, побег там. Однажды пятеро там или шестеро ушли. Этих-то скоренько отловили… твари след хорошо берут.