Обретая себя (СИ) - Котова Екатерина - Страница 32

– Когда я был в Дэрнии пару лет назад с поручением в консульстве, на приеме профессор зачем-то завел светскую беседу.

– Какой профессор? – перебил адарийца Рейдар и нахмурился.

– Далл. Профессор Далл. – заморгал южанин, сбитый с мысли. – Так вот, я все не мог взять в толк, зачем ему это. Он нес какой-то бред про знаменитые иллюзии в истории Дэрнии. А потом, точно невзначай сказал мне: «Она жива». И распрощался. Я думал, что ослышался. Но когда я догнал его, он сделал вид, что ничего не говорил, но его улыбка навела меня на мысли. И теперь записка от Ливаны. Поразительно. – выдохнул он, а затем выпалил: – Честно говоря, я зол на нее. И не понимаю. Зато теперь понимаю, что она всегда была загадкой для меня. Хотя в те годы мне казалось, что я мог прочесть ее и угадать желания. И я, честно говоря … до сих пор… не могу забыть. Ее. Хотя прошло… сколько? – он качнулся, махнув рукой, этим самым жестом говоря, что «да и не важно».

Молчание, обрушившееся на наши головы, было резким, пронзительным, пробирающим лично меня в самую глубь. Я чувствовала себя вероломной расхитительницей мужских чувств и в прямом смысле была не в своей шкуре. Затем адариец вылил остаток алкоголя в изящную кадку с белой орхидеей, что стояла ярким пятном рядом с изумрудным креслом на резных ножках.

Я почувствовала, как правда каплями стала стекать по морде, точно он выплеснул мне ее в лицо. Пошатываясь, друг нестрогой походкой пошел в сторону покоев, а может клозета. Спиртного в нем было явно больше, чем еды.

В тишине раздавалось мирное посапывание гольда, и я сидела, замерев от только что случившейся исповеди друга. Жуткие часы неимоверно знаменитого на всю Россарию мастера отбивали ненавистный ритм, утекающего сквозь пальцы времени. Столько лет прошло.

– Ты все также коварно рвешь на части мужские сердца. – разрезал условную тишину Рейдар и, отсалютировав мне бокалом, осушил его. Громкий звук стакана, которым северянин бахнул о столешницу кофейного столика, разбудил гольда, а я невольно вздрогнула. Лис резко принял вертикальное положение, точно кто-то прокричал: «Рота подъем!» А затем, ощутив краем сознания, что не на войне, повернулся на другой бок и благополучно провалился в дрему дальше.

Фрейгъерд, как и Толлгарт, направился в отведенные ему покои, оставив привкус алкогольной горечи переживаний прошлого. Вот только я не пила ни грамму, когда-то семь лет назад дав себе зарок, что таким способом решать проблемы больше не стану. Все равно, не поможет. Лишь создаст иллюзию забытья. А потом боль вернется откатом в троекратном размере, усугубляя старую рану, которую, точно анастезируя, залили спиртным. Но не будешь же ты лить на нее вечно. Нужно время, чтобы она зажила, заросла. Потом останется рубец. Но иногда даже зажившие раны болят до зубового скрежета пронзительнее свежих. Самое интересное, что в момент атаки от шока, ты даже не сильно осознаешь глубину нанесенного ранения. Вот такой парадокс.

Цокая коготками, я прошла мраморный темный коридор, с кривыми тенями, что бросали предметы, освещенные бледным ликом южной луны. Покои встретили темнотой и тишиной. Я посмотрела на свое тело со стороны и мне вдруг стало не только горько, но и страшно, что навсегда останусь в теле собаки. Я больше никогда не посмеюсь с Ливаной о глупостях, не смогу колдовать и создавать чудеса артефакторики, на которые у меня так и не хватило времени, не закажу кофе в уютных кондитерских, не скажу Фрейгъерду, какой он мут и женоненавистник и еще много чего не сделаю, что доступно человеку.

Я улеглась рядом со своим телом, перечисляя все то, чего не успела сделать и чего лишилась, воспользовавшись древней магией, о которой немногое знала. Вот он урок. «Не зная броду, не дай глупым ногам ходу» – народная присказка Россарии. Долго не могла уснуть и сделала для себя открытие: собаки, оказывается, тоже плачут.

– Тебе не зачем идти. – Фрейгъерд стоял, сложив руки на груди и наблюдал за тем, как адриец отдает распоряжения своему секретарю.

– За помощью она обратилась ко мне, – копался он в секретере и выудил странного вида прибор, я даже заинтересовалась и подошла, чтобы посмотреть поближе. – Верно?

Похоже это был некое подобие зачарованного компаса. Но в собаке отсутствовал дар к стихийной магии.

– Хочешь нарушить закон? – нажал на другую точку северянин, желая избавиться от адарийца.

– Тебе же эта мысль не мешает делать то, что считаешь должным. – отбрил его друг.

– Верно. Как самочувствие? – внезапно поинтересовался дэрн, отчего у меня практически открылся рот. Что за участливость в отношении Джареда Толлгарта?

– Башка все еще трещит. – неожиданно признался Джар, а потом понял уловку и закрыл с громким хлопком ежедневник, который до этого листал. – Ерунда. Все прекрасно!

– Как скажешь. – согласился дэрн.

Как маленькие, ей Богу!

Вестник принес вроде как положительный ответ. Но он был двояким. Координаты, указывающие на альма, значились на самой границе Адарии, практически со стороны Мангольдии в южной части джунглей. При чем дорога пролегала через тракт, который, по слухам, кишмя кишел людьми, завербованными сопротивлением. А это была уже, так называемая, угольная обертка самоцвета – дурная весть. Никому не хотелось возвращаться в негостеприимные джунгли, но, к сожалению, альмы не силились в Руене по соседству с адарийцами, что когда-то давным-давно изгнали их по невежеству.

Шанар и Йен, естественно, вооружились до зубов, зная коварные «подарки» южных «собратьев», а с Ливаной пришлось спорить и уговаривать. При чем это делали все, включая мое недовольное лаяние в нужных местах. Мужчины убеждали эртонку остаться в поместье, чтобы, при случае, вылететь с отрядом в сторону Ниара – городка, что являлся отправной точкой выхода в южный лес. И слава Богам! Она уговорилась.

Дирижабль встретил нас маленькой каютой, что была смежной с рубкой капитана воздушного судна. И, запаковавшись, машина взмыла вверх.

Все артефакты хранились у Фрейгъерда и он, благоразумно с сумкой не расставался. Тело ребята завернули в некое подобие кокона, как новорожденного младенца. И по очереди несли с собой. Было неловко наблюдать за этим, право слово. Но еще более неловко я чувствовала себя в вязком молчании и странной атмосфере, что царила между северянином и Джаредом. Надеюсь, второй мучился от мук совести и болтливого языка. А еще от провалов в памяти. Но, зная друга, тот такими недугами не страдал.

Добрались не то, чтобы очень быстро, но комфортно. Теперь у нас был в использовании личный дирижабль семьи Толлгарт. Полтора часа, чуть наискосок от того места, где нас подобрал вчерашний патруль, и мы на месте.

Небольшой городок – Руена, в адарийской части Россарии на самой границе был не очень многолюден и народ на узких улочках в целом был несколько насторожен. Вести о войне разлетались в газетных листках точно саранча в южных широтах. А пришествие чужаков необычной внешности вселяло волнение в глаза людей. И я их понимала. Но еще страшнее ощущался запрет на магию. Особенно, в далеких городках, где и так водилось не так уж много одаренных. А теперь, когда всем поголовно поставили «печать запрета» – люди боялись потерять, чего и так в полной мере не имели и берегли, как зеница око. Но об этом старались не писать и даже не говорить.

Взяв лошадей, нам предстояло пересечь каменный грот со сквозным проходом на сторону Мангольдии. На одном из уступов, по словам местных и жил местный «отступник». Теперь-то я понимала, каким образом Далл узнал о Ноэль. Было бы желание, а способ найдется. Людям только кажется, что они схоронят свои секреты, сделав добро простому люду. Но язык то без костей, а потрепаться всегда найдется охота.

Влажный лес встречал стрекотом местных насекомых и клекотом Адарийской крикухи. С запада шла туча, но Ливана дала нам прогноз, что, «если Борей не вступит в полную силу, то так и обойдет, а если обозлиться, то погонит ее на нас». В целом я верила прогнозам подруги, но идти нужно было срочно, а договариваться с чужими ветрами, я была не в силах. Да и в целом на чужбине ветра, как и земля ощущались по-другому. Вряд ли бы стихия стала слушать чужестранку, пусть даже и сговорившую несколько раз родные ветра.