Бувар и Пекюше - Флобер Гюстав - Страница 20
- Предыдущая
- 20/67
- Следующая
Священник вышел из терпения.
— Не станете же вы отрицать, что в горах были найдены раковины! Кто их туда занёс, если не потоп? Ведь раковины не произрастают на грядках, как морковь!
Рассмешив этими словами собравшихся, он прибавил, поджав губы:
— Если только ваша наука не считает и это возможным!
Бувар пустился было в спор, сославшись на теорию горообразования Эли де Бомона.
— Не слыхал о таком! — возразил аббат.
Фуро поспешил вставить своё слово:
— Бомон, уроженец Кана? Я как-то встретил его в префектуре!
— Но если бы ваш потоп нёс с собой раковины, — не унимался Бувар, — их находили бы на поверхности Земли, а не на глубине трёхсот метров.
Священник сослался на достоверность Священного писания, на древние предания и на животных, обнаруженных замёрзшими в сибирских льдах.
Но это вовсе не доказывает, что люди жили одновременно с этими ископаемыми! По утверждению Пекюше, земля гораздо старше человека.
— Дельта Миссисипи образовалась десятки тысяч лет тому назад. Наша эпоха насчитывает по крайней мере сто тысяч лет. Списки Манефона…
Появился граф де Фаверж.
При его приближении все умолкли.
— Продолжайте, пожалуйста. О чём вы говорили?
— Эти господа нападают на меня, — ответил аббат.
— Из-за чего?
— Из-за Священного писания, граф!
Бувар тут же заявил, что в качестве геологов они вправе оспаривать религию.
— Берегитесь, дорогой мой, — заметил граф. — Вам, вероятно, известно изречение: кто мало знает, тот отходит от религии; кто много знает, тот возвращается к ней.
И добавил высокомерно и вместе с тем по-отечески:
— Верьте мне: вы вернётесь к религии, непременно вернётесь!
— Согласен! Но можно ли верить книге, в которой говорится, будто свет был сотворён прежде солнца, словно солнце — не единственный источник света?!
— Вы забываете о северном сиянии, — заметил священник.
Не отвечая ему, Бувар стал решительно опровергать то место в Библии, где сказано, что свет был с одной стороны, а тьма с другой, что утро и вечер существовали до появления светил и что животные появились внезапно, а не эволюционным путём.
Дорожки были слишком узки, и спорщики, размахивая руками, шагали прямо по грядкам. У Ланглуа начался приступ кашля. Капитан кричал:
— Вы революционеры!
Жирбаль взывал:
— Тише! Тише! Спокойнее!
Священник возмущался:
— Да это же настоящий материализм!
Фуро уговаривал:
— Займёмся лучше вопросом о церковном облачении.
— Дайте же мне договорить!
И Бувар, разгорячившись, стал доказывать, будто человек произошёл от обезьяны.
Члены церковного совета переглянулись в полном недоумении, словно хотели убедиться, что они не обезьяны.
— Сравним плод человека, собаки, птицы, лягушки… — продолжал Бувар.
— Довольно!
— Я пойду ещё дальше! — кричал Пекюше. — Человек произошёл от рыбы!
Раздался хохот, но Пекюше не смутился:
— В Теллиамеде, арабской книге…
— За дело, господа!..
Члены церковного совета вошли в ризницу.
Друзьям не удалось посрамить аббата Жефруа, как они надеялись; поэтому Пекюше нашёл в нём «нечто иезуитское».
Северное сияние всё же не давало им покоя, и они обратились к руководству д’Орбиньи.
Существует гипотеза, выдвинутая для объяснения сходства окаменелых растений Баффинова залива с нынешней экваториальной флорой. Предполагается, что на месте солнца было некогда громадное светило, ныне исчезнувшее, и северное сияние есть не что иное, как оставленный им след.
Затем у них возникло сомнение относительно происхождения человека; не зная, к кому обратиться, они вспомнили о Вокорбее.
Врач не исполнил своих угроз. Как и прежде, он проходил по утрам мимо их изгороди и колотил по ней палкой, не пропуская ни одной жерди.
Бувар подкараулил его как-то и задал интересующий их вопрос по антропологии:
— Правда ли, что человеческий род произошёл от рыб?
— Какая чепуха!
— Скорее всего, от обезьян! Как вы полагаете?
— Прямым путём? Нет, это невозможно!
Кому верить? Ведь доктор-то не связан с религией.
Бувар и Пекюше продолжали свои изыскания, но без прежнего пыла; им надоели эоцен и миоцен, остров Юлия, сибирские мамонты и всевозможные ископаемые — эти «достоверные свидетельства минувших эпох», как называют их учёные. В один прекрасный день Бувар швырнул на землю свой ранец и заявил, что по горло сыт геологией.
— Геология слишком несовершенна! Специалистами изучены лишь несколько мест в Европе. А всё остальное, включая океанские глубины, навеки останется неизвестным.
Когда же Пекюше заговорил о царстве минералов, Бувар воскликнул:
— Не верю я в царство минералов! Подумай только: в образовании кремня, мела, а быть может, и золота принимали участие органические вещества! Разве алмаз не был углём? Разве каменный уголь — не смесь различных растений? Если нагреть его — уж не помню до скольких градусов, — получим древесные опилки; значит, всё проходит, всё разрушается, всё преобразуется. Мироздание неустойчиво, изменчиво. Лучше займёмся чем-нибудь другим!
Бувар лёг на спину и задремал, а Пекюше предался размышлениям, опустив голову и обхватив руками колено.
Тропинка шла среди мхов, в тени ясеней с их трепетной прозрачной листвой; в воздухе стоял пряный запах нагретой мяты, дягиля, лаванды; было душно; Пекюше, погружённый в сонную одурь, грезил о бесчисленных, рассеянных вокруг него существованиях, о жужжащих насекомых, об источниках, скрытых под травой, о соке растений, о птицах в гнездах, о ветре, облаках, обо всей природе, не пытаясь проникнуть в её тайны, завороженный её могуществом, подавленный её величием.
— Пить хочется, — проговорил Бувар, проснувшись.
— И мне тоже! Хорошо бы выпить чего-нибудь!
— Нет ничего легче, — заметил проходивший мимо мужчина в блузе, с доской на плече.
Друзья узнали бродягу, которого Бувар угостил как-то вином. Он, казалось, помолодел на десять лет; волосы у него были в завитках, усы напомажены, походка вразвалку на парижский манер.
Шагов через сто он открыл ворота во двор, приставил доску к стене и ввёл посетителей в просторную кухню.
— Мели! Где ты, Мели?
Появилась молоденькая девушка, выслушала приказ «нацедить винца» и вернулась к столу, чтобы прислуживать господам.
Под серым полотняным чепцом виднелись причёсанные на пробор волосы цвета спелой пшеницы. Убогое платьице плотно облегало тонкую фигуру. У девушки был правильный носик, голубые глаза, во всём её облике было что-то милое, деревенское и простодушное.
— Славненькая девчонка, правда? — спросил столяр, когда она подавала стаканы. — Можно побожиться, что это барышня, переодетая крестьянкой! А работяга хоть куда! Бедняжечка ты моя, погоди немного: разбогатею и женюсь на тебе!
— Всё-то вы глупости говорите, господин Горжю, — ответила девушка нежным голоском, растягивая слова.
В кухню вошёл конюх, полез в старый сундук за овсом и с такой силой захлопнул крышку, что от неё отскочил кусочек дерева.
Горжю вспылил и принялся ругать этих нескладных «деревенских увальней»; затем встал на колени перед ларем и принялся искать повреждённое место. Пекюше подошёл, чтобы помочь ему, и разглядел под слоем пыли человеческие фигуры.
Это был ларь эпохи Возрождения с витым орнаментом внизу, с виноградными лозами по углам и колонками, делившими на пять частей его лицевую сторону. Посредине была изображена Венера-Анадиомена в раковине, затем Геракл и Омфала, Самсон и Далила, Цирцея со свиньями, дочери Лота, подносящие вино своему отцу; ларь пришёл в ветхость, был изъеден жучками, а правой стенки вообще недоставало. Горжю взял свечку, чтобы показать Пекюше его левую стенку, на которой вырисовывалось райское дерево, а под ним Адам и Ева в крайне непристойной позе.
Бувар тоже залюбовался ларем.
— Если сундук вам нравится, его могут уступить по дешёвке.
Друзья колебались: ведь ларь надо реставрировать.
- Предыдущая
- 20/67
- Следующая
