Я тебя не предавал (СИ) - Бигси Анна - Страница 68

— Куда в тебя столько лезет? — беззлобно стебусь.

— Дык Медведь же, хули, — лыбится он. — Скоро ещё и одичаю в этом лесу. Пойду искать мёд. Зимой, — ржём.

— Как там наш «клиент»? — подушечками пальцев перекатываю сигарету.

— Воет, — вздыхает Медведь. — Ломка ж у него от отсутствия алкашки. Хожу, периодически успокаиваю, — сжимает ладонь в кулак.

— Правильно, нехер. Ладно, — поднимаюсь со стула, отряхиваю джинсы на заднице, — ешь, я пойду пообщаюсь. Кино интересное ему привёз.

Хлопнув Медведя по плечу, иду к вольеру. Закрываю за собой дверь, чтобы не портить аппетит своему человеку. Вонь тут стоит, пиздец! Надо в следующий раз масочку прихватить, чтобы не задохнуться. Сортира-то у нашего «пса» нет. Все естественные отходы тут же, в вольере.

Я только начал, но результат первых трёх суток мне уже нравится. Замкнутое пространство, ошейник, миски и ломка делают своё дело. Взгляд у Асада поменялся. В нём появились нотки безумства. Губы потрескались. Грязный весь. В жрачке, прилипшей к одежде, в сене, пыли.

В одной миске пусто, во второй на дне ещё плещется вода. Жрёт из них, сука! Но смотреть на этот процесс мне не хочется.

— Тебе конец, — хрипит то, что осталось от Юнусова.

— Угу, я это уже слышал, — открываю клетку, брезгливо шагаю внутрь и с колена засаживаю ему в рожу.

Отлетает, переворачивается. Кровь из носа заливает рот и подбородок. Асад тяжело дышит. Даю ему подняться на ноги. Качается, пытается кинуться на меня, но вместо этого путается в собственных ногах, падает на прутья вольера. Хватаю его за волосы чуть выше затылка. Резко дёргаю на себя и швыряю об бетонную стену справа от нас. Он стекает по ней, но не отрубается. Мне и не надо. Я хочу, чтобы он максимально долго был в сознании и понимал всё, что с ним делают.

— Встань, — пинаю его по ноге.

Бить лежачего такое себе, но это же правило для людей. К Юнусову не относится. На нём моё благородство заканчивается, и я врезаюсь носком ботинка ему по рёбрам. Он не просто стонет, орёт, обнимая себя руками.

— Встань, я сказал! — рявкаю на него.

Поднимается на четвереньки. Шатаясь, встаёт на ноги. Где-то у нас тут цепь была…

Выхожу из вольера, нахожу её в углу вместе с кронштейнами и возвращаюсь. Пристёгиваю Юнусова к толстым прутьям, чтобы не дёргался и не уползал. Ищу в мобильном приготовленное для него кино. Там красочно, жёстко, в подробностях анально наказывают разными приспособлениями такого же мудака. Тоже за износ. Не я.

Айтишники мои нашли, слили мне.

Включаю, абстрагируясь от звуков с экрана. Асад тяжело дышит, сопит, шмыгает разбитым носом и звенит цепью. Жмурится в особо ярких моментах.

— Я не разрешал тебе глаза закрывать.

Тут же послушно распахивает. До него начинает доходить, что я не шучу и все свои угрозы исполняю в точности, как обещаю.

— Назовёшь мне имя, Асад?

Я собрал уже всё, но упёрся в охотника за своей головой. Того, кому на хер не нужна эта папка.

Там, куда ведёт след, есть несколько человек с подобными возможностями. Ошибиться нельзя. Официалов, замешанных в этом деле, я сдам таким же официалам, только играющим на моей стороне. Они там сами между собой разберутся взамен на гарантированное уничтожение всего компромата. При них и грохнем потом. Нам ещё работать вместе. Такие вещи лучше не хранить. Чревато. Юнусов, видимо, не в курсе. А со своим киллером я буду решать всё сам.

— Ты его обязательно узнаешь, когда он придёт за тобой, — не отводя взгляд от экрана, сипит Асад. — Я с того света буду смотреть и радоваться, как ты будешь подыхать, Палач.

— Боюсь там, куда я тебя отправлю, будет не до просмотра такого «кино», — кровожадно улыбаюсь ему.

А ролик всё идёт. Асаду приходится смотреть.

Как только видео заканчивается, убираю телефон в карман.

— В следующий раз я приду не один. Готовь жопу, — улыбаюсь шире.

Глаза у Юнусова становятся большими. Приятно, чёрт возьми. Пусть думает теперь об этом. Я уверен, кадры из просмотренного им кино будут возвращаться к нему во снах. Был у меня один знакомый психиатр. Много интересных вещей рассказывал. Пользуемся, взламывая мозги таким вот уёбкам. Работает.

Отстёгиваю Асада от вольера. Он падает на четвереньки, где и есть его место на весь тот период, что он остаётся в живых.

Выхожу, запираю клетку.

— Приятных сновидений, — желаю ему.

— Ты сдохнешь! — истерично орёт он. — Сдохнешь!

— Когда-нибудь обязательно, — захлопываю дверь его коморки и возвращаюсь к Медведю.

У него тут бочка с технической водой, чтобы руки помыть можно было, умыться. Поливает мне, я по самые локти намыливаюсь и смываю с себя вонь Юнусова.

— Как прошло? — спрашивает Медведь.

— Выть будет громче, — зло ухмыляюсь.

— Понял, — вздыхает он.

Прощаемся. Еду в город, к себе в «гнездо». Я снова живу в кабинете, работая сразу в нескольких направлениях. Грановский подкинул тему с диверсией на одном из строительных объектов. Такие дела на фоне моих сейчас кажутся нереально лёгкими. Проплаченного зачинщика нашли, объяснили, где он не прав. На заказчика спустили все возможные службы. Дали много денег, ребята там развлекаются. Чаще всего такие вот мелкие засранцы потом сами приползают, извиняются, просят дать им возможность работать тихо. Забавные.

У меня же всё гораздо интереснее. Я вдоль и поперёк изучил род Юнусовых. Мне кажется, я теперь знаю о нём больше, чем сам Асад и все его дальние родственники, оставшиеся в живых. Меня интересовали ответвления рода к другим. Дочерей вот замуж выдавали за интересных людей. Должно же быть ещё что-то, что так подпитывает ненависть Юнусова ко мне. Маленькая деталь, помимо глубокой личной неприязни. И причина, по которой он оказался во всей этой цепочке.

Открыв вкладки в браузере, дочитываю информацию, выуженную из какого-то архива, я даже не помню, какого. Это и не важно. Цепляюсь за фамилию, от которой старый шрам на глазу начинает гореть.

Беру простой карандаш и веду последнюю линию на схеме, которую начал чертить ещё около полутора месяцев назад. От раздавшегося телефонного звонка рука дёргается, и финальная линия чуть смазывается.

Этот номер есть далеко не у всех, поэтому сразу принимаю вызов.

— Слушаю…

Сердце резко останавливается и начинает буксовать, зубы сжимаются, а волосы на затылке встают дыбом, как у ощерившегося зверя.

Ирина

После ужина дети разбрелись по комнатам и уткнулись в телефоны. Мы на кухне, Оля с Григорием пьют чай, о чём-то негромко переговариваясь, а я, стоя у окна, вглядываюсь в зимний пейзаж. Стемнело. Девственно-чистый, белоснежный снег икрится в свете фонарей и будто бы сам светится. За высоким забором лес непроницаемой стеной окружает с трёх сторон. Тишина. Мы словно оторваны от остального мира.

Но мне неспокойно. Тревога за Павла сковывает все внутренности холодом и не отпускает ни на секунду. Я хочу услышать его голос. Мне это очень важно. Жизненно необходимо. Просто узнать, что с ним всё в порядке, и выдохнуть. Как я жила столько лет без него? Да и жила ли? Существовала, и то благодаря сыну, и на автомате выполняла какие-то функции.

— Ир, ну что ты в самом деле? — подходит Ольга и обнимает меня за плечи. — Успокойся, — насильно разворачивает и усаживает за стол. — На вот чай выпей.

Пододвигает чашку с горячим напитком и буквально всовывает её мне, заставляя обхватить ладонями.

— Да не могу я, — качаю головой, отдёргивая руки и роняя в них лицо.

— Ты просто себя изводишь.

Всё понимаю. Стараюсь держаться изо всех сил, но в груди ноет от неизвестности. Мои ресурсы стремительно заканчиваются. Ещё немного, и чёрная дыра отчаяния поглотит меня. Прикрываю глаза и просто дышу, переживая очередную волну паники.

Пронзительный собачий лай заставляет вздрогнуть и очнуться. Вскидываю голову и встревоженно смотрю на Гришу.

— Пойду проверю… — хмурится он, поднимаясь на ноги.