Король Аттолии - Тернер Меган Уэйлин - Страница 1

THE KING OF ATTOLIA

by Megan Whalen Turner

Печатается с разрешения HarperCollins Publishers LLC и литературного агентства Synopsis.

First published in the United States by Greenwillow Books.

Все права защищены. Любое воспроизведение, полное или частичное, в том числе на интернет-ресурсах, а также запись в электронной форме для частного или публичного использования возможны только с разрешения правообладателя.

© 2006, 2017 by Megan Whalen Turner

© 2017 by Joel Tippie

© Е. Токарева, перевод на русский язык, 2022

© Издание, оформление. Popcorn Books, 2024

В дверях стоял король. Верховный правитель всех земель Аттолии, помазанный на царство жрецами и жрицами, признанный отец народа, повелитель баронов, которые один за другим присягнули ему на верность, бесспорный и абсолютный властелин всей страны. Багровые опухшие губы соперничали цветом с изысканной пурпурной вышивкой на воротнике.

– Другие на твоем месте преклонили бы колено, – произнес король, и Костис, застывший как громом пораженный, запоздало рухнул.

Королева ждала. Сидя у окна, смотрела, как в долгих сумерках разгораются городские огни. Солнце зашло уже несколько часов назад, а темнота еще не сгустилась. Настоящая тьма и не наступит, разве что спрячется кое-где в неосвещенных уголках. Фонари будут гореть всю ночь, люди станут ходить от одного празднества к другому и с наступлением нового дня вернутся, пошатываясь, домой. Празднуют они, с вином, музыкой и танцами, день, которого уж и не чаяли дождаться. День королевской свадьбы. Королева сидела у окна, смотрела на огни, слушала музыку и ждала мужа.

В Аттолии в первую брачную ночь женщина сама приходит к мужу. А в Эддисе мужчина приходит к невесте. Они решили поступить по обычаям Эддиса. Тогда соотечественники ее мужа увидят, что супруга покоряется правилам его страны, но аттолийцы сочтут, что королева по-прежнему пренебрегает традициями своей родины. Это была осторожная игра смутных теней и полунамеков, но в основе ее лежало очень простое событие: два человека решили связать свои судьбы. Сегодня она передавала власть над своей страной Эвгенидесу, а тот отказался от всех своих чаяний ради того, чтобы стать ее королем.

На широкой лужайке под окнами дворца стояли столы, горели фонари в цветных бумажных абажурах. Орнон, посол Эддиса, подавил зевок, а затем и улыбку, поразмыслив над тем, какое будущее ждет бывшего эддисского вора. Они с Эвгенидесом были давними соперниками, и мысленные картины того, как свободолюбивый вор не может вздохнуть, связанный по рукам и ногам бесчисленными придворными обязанностями, согревали послу сердце. Они приносили куда больше радости, чем любая мелкая месть, которую сумел бы измыслить сам Орнон. Королева Эддис, сидевшая поодаль, прочитала его мысли и наградила своего посла таким взглядом, что он невольно выпрямил спину, отхлебнул глоток вина и обратил свою улыбку к соседям по столу.

В это время на дворцовой стене нес караул молодой гвардеец. Он смотрел на город и видел примерно то же самое, что и королева Аттолии из своего окна. Ему пришлось пропустить праздник, однако пьянство и драки не сильно привлекали его, поэтому он ничего не имел против. Юноше нравилось стоять высоко над дворцом. В одиночестве, вдалеке от казарменного шума и гама, у него появлялось время подумать. Больше всего он любил нести караул на самом верху дворцовых стен. Опасности ниоткуда не ожидалось – в гавань не могли зайти корабли Сауниса, с гор на другой стороне долины не спустится вражеская армия. Самый опасный враг Аттолии в эту минуту находился во дворце и, пожалуй, больше не мог считаться врагом. Костис мог бы с тем же успехом спокойно проспать эту ночь. Тем не менее, увидев подошедшего капитана, он вытянулся по стойке смирно.

– Костис, – сказал капитан, – тебе приходится пропускать пир.

– Вам тоже, господин.

– Я не против. – В голосе капитана не звучало никаких эмоций.

Той же ночью, когда официальные банкеты во дворце уже отгремели и шумное веселье откатилось вдаль по улицам города, секретарь архивов лениво перебирал бумаги у себя на столе. У него было немало причин опасаться нового короля. Недавно он побеседовал с королевой с глазу на глаз и предложил обсудить способы ограничить власть короля. Эвгенидес слишком молод, он неопытен, порывист и наивен. Когда влияние эддисских советников иссякнет – а это неизбежно случится, – его легко будет держать в узде. В ответ королева пронзила его взглядом, из которого Релиус сразу понял, что сильно превысил свои полномочия, и с извинениями удалился. Он предоставит королеве самой решать судьбу короля, однако не станет притворяться перед самим собой, будто ему совсем не страшно.

Костис сидел у себя в комнате. На столе перед ним лежал листок бумаги, на котором полагалось написать рапорт о вверенном ему взводе. Он нацарапал первые несколько предложений, а дальше начал писать письмо отцу. Оно начиналось строчкой «Я должен объяснить свои поступки» и на этом обрывалось. Костис не мог объяснить свои поступки. Он потер лицо и еще раз попытался облачить рвущие душу мысли в холодные слова и строгие фразы.

Он окинул взглядом комнату. Полный беспорядок. На полу валяется опрокинутый сундучок с одеждой. Стоявший поверх него поднос с пуговицами и прочей мелочевкой брошен на пол возле кровати. Его содержимое: запонки, запасные пуговицы, небольшая фигурка бога-покровителя – рассыпано по всей комнате. Исчезли книги. Их было три. Вероятно, кошелек с последними оставшимися монетами тоже не найдется. Напрасно он хранил деньги в комнате, лучше бы отдал своему другу Аристогитону. Исчез и меч, висевший на стене. Его тоже надо было отдать Арису.

Двое солдат, которые привели, чуть ли не притащили его за локти с учебного плаца, забрали из комнаты все острое. Они были ветеранами и прослужили в гвардии почти всю жизнь. Обыскали его сундучок, скинули с узкой кровати тонкий матрас и одеяло. Один из них сорвал с Костиса меч и смахнул с подоконника нож, другой собрал все бумаги и смял их в кулаке. Не бросив на него больше ни единого взгляда, ушли. Костис перевернул табуретку, поставил на все три ножки. Оставили две застежки для плаща – простую, повседневную, и нарядную, с янтарной головкой. Он немного удивился. Нарядная пряжка имела форму фибулы со стержнем в четыре дюйма в длину и толщиной с кукурузный стебель. Захоти Костис воспользоваться ею, она бы сработала не хуже меча. Сгодилась бы даже меньшая из пряжек; два дюйма в нужном месте – и достаточно.

Пока Костис без особой цели размышлял над достоинствами пряжек, штора, прикрывавшая дверь, откинулась, и вернулся один из солдат. Торопливо расшвырял ногами вещи, раскиданные по полу, быстро отыскал пряжки. Схватил их, окинул взглядом пол – не завалялись ли еще. Заметил ремешки на сандалиях и тоже забрал. Бросил взгляд на Костиса, презрительно покачал головой и ушел.

Костис снова опустил глаза на письмо. Это был чуть ли не единственный листок бумаги, который ему оставили. Не следует тратить его впустую. Однако он не знал, как объяснить свои поступки отцу, если он не может их объяснить даже самому себе. Он нарушил священную присягу, в одно мгновение загубил свою карьеру, жизнь, а может быть, и семью. Он мысленно перебирал недавние события и сам не мог поверить, что картины, сохранившиеся в памяти, произошли на самом деле.