Авиатор: назад в СССР 11 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 29

— Нет, — ответил Лоскутов, заходя со мной в здание школы. — Есть что рассказать?

— Пока нет. Точнее, не здесь, — улыбнулся я.

Очередной лётный день начинался, как обычно. С разлёта мне назначен был полёт в зону на МиГ-31 с Купером в задней кабине. После посадки Лоскутов забрал меня на спарку МиГ-23, чтобы проверить навыки в полёте на штопор. Как он потом сказал, навыки не утеряны.

Вернувшись после второго вылета в лётную комнату, Морозов передал мне, чтобы я позвонил жене на работу.

— Лётная станция Яковлева. Родина, слушаю вас, — подняла трубку Вера.

— А это вас Родин беспокоит, девушка, — посмеялся я.

— Серёжа, чего так долго? Извелась вся. На обед не пошла, чтобы дождаться звонка, — с облегчением сказала супруга. — У тебя всё хорошо?

— Да. Всё нормально. Сама знаешь, что идут полёты. Меня может не быть в лётной комнате, — ответил я, заметив, как мне что-то сигнализирует Швабрин около выхода.

— Ну, ладно. Просто волнуюсь за тебя. Что-то неспокойно мне…

— Так, отставить это Вера. Всё хорошо. Работа у меня такая.

— Да знаю я. Ладно. Как прилетишь в следующий раз, сразу звони. Целую!

Не успел я ответить, как в комнату заглянул с сердитым лицом Мухаметов. Его будто оторвали от важных кабинетных дел, поскольку он крутил шариковую ручку в руках.

— Чего телефон занят? — возмутился он, посмотрев на меня.

— Жена звонила.

— Так… ну… это можно. Поговорил? Молодец. А теперь за мной, — сказал Рашид Маратович. — Швабрин тоже.

Пока мы шли по коридору, Мухаметов молчал. Но интуиция в данном случае уже подсказала мне, куда он нас вёл.

Постучавшись в дверь кабинета Гурцевича, Маратович пропустил нас вперёд, а сам заходить не стал.

Обстановка в этой комнате была очень накалена. Вид у начальника школы испытателей был суровее некуда. Стоит ли говорить, что рядом стояла чашка чая, из которой уже не шёл пар, а в пепельнице полностью выгорела сигарета.

— Да. Здесь. У меня, — громко произнёс Вячеслав Сергеевич в телефонную трубку.

Насыщенная на события получается весна этого года. Что ни день, то серьёзный разговор, новости или задания. Вот теперь одно из них и привело меня с Швабриным в кабинет начальника школы испытателей.

Вячеслав Сергеевич продолжал внимательно слушать своего собеседника, позвонившего ему в кабинет. Через открытое окно поступал свежий воздух, но остудить пыл Гурцевича никак не получалось. Чем дольше мы смотрели в его проницательные глаза, тем больше они наливались злостью.

— Так. Что было дальше? — громко спросил он, взяв чашку остывшего чая и поднёся к губам. — Угу.

Гурцевич отпил чай и скривился, поняв, что он совершенно холодный. Сколько же он разговаривает по телефону?

— Вот прям так? — продолжал удивляться Вячеслав Сергеевич.

Иван пытался вытянуться в струнку, но груз напряжения сгибал его в вопросительный знак. Я же старался пока не думать о предстоящем разговоре.

Обратил внимание на интерьер кабинета — огромное число различных моделей самолётов, фотографии славной истории школы и целый ряд портретов предыдущих начальников. Юрий Андропов, как и полагается, на своём месте за спиной Гурцевича. На телевизоре в углу, звук приглушён максимально, но можно разглядеть, что именно показывают на центральном телевидении — шёл концерт, в котором на сцене живо отплясывали лезгинку.

Тишина в кабинете нарушалась редким чириканьем птиц за окном и сопением Гурцевича.

Сейчас бы на улицу и просто пройтись, никуда не спеша. Может, и правда нужно было выпросить отпуск у начальства или какой-нибудь больничный на пару дней? Но слишком много ещё нужно изучить, да и Веру так быстро не отпустят в отпуск.

Громкий шлепок по столу чуть было не оглушил меня, а Иван и вовсе скривил лицо. Гурцевич этим резким движением прервал мысли об отпуске и вернул меня в кабинет. Где всё так же пахло весной и сигаретным дымом, струившимся из пепельницы.

— И ты считаешь, что я именно так должен сделать? — тихо сказал Вячеслав Сергеевич, посмотрев на нас.

Начинаю понимать, что Егор Алексеевич успел доложить куда надо и представил весь вчерашний день… как ему выгодно. Раз так, то молчать не стоит. Укажем со Швабриным в рапорте всё до последнего слова этого пьянчуги.

— Минуту. Они как раз у меня здесь. Я… я должен их выслушать, прежде чем принять решение. Когда ты был начальником школы, мы своих не бросали, помнишь? — сказал Гурцевич и отложив трубку в сторону. — Родин, что было вчера? У тебя минута. Время пошло.

Управился гораздо быстрее. Вячеслав Сергеевич остановил меня на том моменте, когда я сказал, что Егор Алексеевич пытался сесть на центральный пульт в кабине экипажа.

— Я выслушал командира экипажа. Мне всё стало ясно. Да, да, абсолютно верно. Не знаю, 40 градусов или квасок он употреблял, но вёл себя неадекватно. Хорошо, разберёмся. Счастливо, — закончил разговор Гурцевич и положил трубку.

Начальник школы залпом выпил холодный чай и не скривился.

— Замначальника управления лётной службы звонил. Садитесь. В ногах правды нет, — указал Вячеслав Сергеевич на стулья вдоль стены. — Когда мне вчера Валентина Николаевна рассказала, то не сразу поверил. После твоих слов всё стало понятно.

— Сами поймите, что ситуация была очень нестандартная, — сказал Швабрин. — Телесных повреждений мы ему не нанесли.

— Да? А мне вот тут говорят про… погоди, я записал даже, — сказал Гурцевич и придвинул рабочую тетрадь. — Итак, ушиб лобной части головы с образованием локального скопления излившейся крови и образованием псевдокистозной полости, заполненной свернувшейся кровью. Твою дивизию, что это?

— Вячеслав Сергеевич, думаю, что это синяк на лбу, — ответил я.

— Родин, ты случайно на доктора не учился? — удивился Гурцевич. — Пускай у него хоть рога вырастут. Я спрашиваю, как это произошло?

— Он не пристегнулся и во время взлёта пошёл в кабину, — сказал Иван.

— А чего дверь не закрыли? — спросил Вячеслав Сергеевич, а потом задумчиво посмотрел в потолок. — Можешь не говорить — на этом борту она не блокируется, верно?

— Именно так. В момент набора высоты пассажир слабо держался за кресла и выкатился в грузовую кабину, — продолжил я.

— При наборе высоты на Ан-2 выкатился, значит? Прям как колобок?

— Конечно, — настойчиво утверждал Швабрин. — Я сам удивился, как это он смог. Ещё так быстро…

Вновь зазвонил телефон и Гурцевич дал команду Ивану помолчать.

— Гурцевич. Да это начальник школы испытателей. С кем я говорю? Очень приятно, — поздоровался Вячеслав Сергеевич и начал кивать, слушая, что говорит абонент на другом конце провода.

Судя по тому, что начальник школы нервно постучал пальцами по столу, позвонивший был весьма серьёзным человеком.

— И что вы предлагаете? Нет, у меня нет идей, как мне наказать лётчиков. Знаете почему? Да потому что этому вашему Егору Алексеевичу стоило бы вести себя подобающе. Да, да, вы правильно поняли! И вам не болеть! — закончил разговор Гурцевич и повесил трубку.

Начальник школы встал со своего места, подошёл к окну и настежь открыл его. Комнату сразу наполнил прохладный воздух, но он был необходим Вячеславу Сергеевичу.

— Много раз вам сегодня звонили? — спросил я.

— Четвёртый раз уже. Надоели таскаться с этим «мамкиным оладушком» Егорушкой. То с ЛИИ позвонят, то с 1го управления Министерства. Теперь вот с 10го управления позвонили. Каким боком я отношусь к ним, вообще не понимаю, — развёл руками Гурцевич и прикрыл окно.

— Пускай радуются, что довезли Егора Алексеевича целым, а то он мог и сильнее «пораниться», — сказал я.

— Знаешь, Сергей, а я тут с тобой согласен. Такие, как этот парень думают, что закон можно применять как им надо, — расстроено помотал головой Гурцевич и подошёл к холодильнику.

Он открыл дверцу и вытащил оттуда бутылку «Ессентуки».

— Вячеслав Сергеевич, вы о чём? — удивился Иван, но я толкнул его локтем, чтобы он не задавал таких вопросов.