Авиатор: назад в СССР 11 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 5

— И помнишь, ты говорил, что в отпуске не можешь слишком долго отдыхать? — продолжил меня доставать Боря.

Да что он такое говорит! Согласен, что не каждый отпуск я отдыхал как надо — то в одно место съезжу, то в другое, то маршала достану, то с нынешней женой проводил вдвоём зимние ночи во Владимирске. Ну не «таскать» же диван весь месяц на спине⁈

— Борь, заканчивай с этой диагностикой и дай рапорт человеку написать, — остановил Швабрин Чумакова, который уже листок взял, чтобы какую-то ерунду записывать.

— Ещё вопрос есть. И он очень важный. Касается стула… — начал спрашивать Боря.

— А мебель тут при чём? — отвлёкся от чая Швабрин.

— Я про пищеварительный стул. Нет у тебя с ним проблем, Сергей? — спросил Чумаков.

Это уже слишком!

— Так, Боря, возьми что-нибудь полезное почитай. Аэродинамику, методику лётных испытаний, да хоть газету «Правда», — настоятельно рекомендовал я Боре под отдельные смешки товарищей.

На этом его сеанс психотерапии был закончен.

В такой обстановке написать нормальный рапорт было весьма сложно, но мы с Зурабом справились. Как раз к моменту его написания и появился в лётной комнате Коля Морозов с недовольным лицом.

— Что, опять самолёт сломали, — иронично заметил он, картинно швырнув картодержатель и планшет на диван рядом с Иваном. — Как так можно⁈ Что не полёты, так у вас отказ.

— А ты забыл, Николай, что наша будущая работа весьма опасна из-за возможности отказов? — спросил у него Швабрин,

— Ну, кто как умеет летать. У меня, если и случается отказ, то ситуация очень сложная. Всякие там мелкие неисправности, я даже не озвучиваю. Техникам только на земле указываю, что нужно сделать, — надменно произнёс наш мистер «я лучше всех» и с улыбкой посмотрел на меня.

— Ты такой молодец, Коля! — с сарказмом произнёс я.

Продолжения наша беседа не получила. Нас с Купером вызвали в кабинет к заместителю начальника школы по лётной части.

— Разрешите войти? — спросил я

— Сергей и Зураб заходите, — громко сказал Гурцевич, который стоял у окна кабинета.

Когда мы вошли, рапорта тут же положили на стол Мухаметову. Рашид Маратович сидел за столом и просматривал какие-то бумаги совместно с гостем, одетым в кожаный лётный комбинезон — настоящая редкость.

И звали этого человека Александр Васильевич Федотов. Среднего роста. Широкие плечи. Взгляд цепкий, а сам он, кажется, излучал не иссякающую энергию. Легенда, одним словом!

Приходилось мне с ним видеться совсем недавно. Можно сказать, мимолётно.

Федотов посмотрел на нас с Купером, медленно встал и подошёл поздороваться.

— Как дела, мужики? — пожал Федотов руку каждому из нас, а заодно и застегнул до конца молнию Зурабу на комбинезоне.

— Всё хорошо, товарищ генерал, — поспешил отрапортоваться Купер.

Действительно, Александр Васильевич был генерал-майор запаса. Но это звание ему присвоили уже на испытательной работе. Из армии он уходил капитаном.

— Не люблю я этого, Купарешвили, — похлопал Федотов Зураба по плечу. — Мне всё рассказали и кое-что я никак понять не могу. Готовы мне объяснить, Сергей Родин, что произошло с самолётом? — пристально посмотрел он на меня.

Федотов слушал меня внимательно. Пару раз задал уточняющие вопросы. Большого рассказа у меня не вышло, поскольку Александр Васильевичу было и так всё ясно — случай очень непростой и требует разбора на фирме МиГ.

И вообще, почему Купер назвал Александра Васильевича генералом? Ему это звание должны были присвоить несколько позже. Хотя, раз и МиГ-29, и МиГ-31 раньше пошли в войска, то и звание было присвоено раньше.

— Поспешили принять самолёт на вооружение, Василич? — спросил у него начальник школы Гурцевич, продолжавший задумчиво смотреть в окно на протяжении всего моего доклада.

— Нет. Любой самолёт нужно дорабатывать в процессе его эксплуатации в строевых частях, — сказал Федотов, сев на стул перед Мухаметовым. — Ребята — молодцы, что машину посадили. Ты мне что скажешь, Рашид Маратыч? — спросил он у зама по лётной части школы.

— Скажу, что пока МиГ-31 вы будете дорабатывать, этот набор закончит учиться. У вас сейчас и так дел много на фирме, — ответил ему Мухаметов, поправив галстук. — Задачу по корабельным истребителям никто не снимал.

— Тренажёр только-только закончили, — ворчливо произнёс Федотов. — Первый взлёт сделали, но трамплин нам нужен с углом в 12°.

В августе прошлого года лётчик-испытатель Фастовец должен был выполнить первый взлёт с трамплина на МиГ-29. Но угол схода был всего 8°, а нужно было почти в два раза больше. Финансирование строительства необходимого трамплина постоянно откладывалось, а потом и вовсе прекратилось. В военном руководстве страны не сильно хотели верить в состоятельность идеи корабельных самолётов с укороченным взлётом.

— Ладно, это решать нужно не здесь, — сказал Гурцевич. — Родин, Купарешвили свободны на сегодня. Давайте домой, отдыхать.

Прекрасно! Надо бы узнать, что действительно с самолётом. Если мне ничего не вменяют, значит, там и правда какие-то разрушения в двигателе.

Купер развернулся и уже открыл дверь, чтобы выйти. Но я решил задать интересующий меня вопрос.

— Я сейчас, Зураб, — и прикрыл дверь.

Гурцевич тут же обратил на это внимание и отвлёкся от рассматривания окрестностей нашей школы в свете ночных фонарей.

— Что такое? — спросил он.

— Мне кажется, мы имеем право знать, что с самолётом. Вы, Александр Васильевич это поняли и уже сделали какие-то выводы, — сказал я и Федотов резко развернулся в мою сторону.

Для всех этот человек был авторитетом. В конструкторском бюро МиГ к нему прислушивались все начиная с генерального конструктора. Да и руководство ВВС могло прислушаться к мнениям знаменитого лётчика-испытателя.

— С чего ты так решил? — прищурившись и слегка улыбнувшись, спросил Федотов.

Надо как-то выйти из этого положения и намекнуть, что дефект топливной системы нужно устранить. Возможно, это в будущем спасёт ему и его штурману жизнь.

— Мы постоянно общаемся с лётчиками разных фирм. Они делятся с нами своим опытом. В том числе и рассказывают о тех ситуациях, когда они попадали в нечто похожее при первых полётах на том или ином самолёте.

— И ты вспомнил один из таких случаев, верно? — спросил Мухаметов.

— С МиГ-31 уже было нечто подобное, когда произошло разрушение лопаток в двигателе, — сказал я. — Сейчас ведь то же самое произошло?

— Всё верно, Серёжа, — ответил Федотов. — Как ты успел заметить, со стороны у самолёта всё в норме. А вот под капотами двигателей картина невесёлая.

Дальше слово взял Мухаметов. Он рассказал, что корпус двигателя был изрешечен осколками лопаток турбины. Где-то они чуть было не пробили стенки топливного бака, но нам с Купером повезло.

А дальше мои соображения по поводу отсутствия течи топлива подтвердились.

— Каким-то чудом осколки миновали трубопроводы на двигателе, где керосин под высоким давлением. Гидросистема и топливная система тоже не пострадали, — сказал Мухаметов, окончательно сняв галстук.

— Если бы хоть один осколок что-то зацепил, было бы совсем печально, Серёжа, — добавил Федотов. — А так, у меня просто заберут Ленинскую премию за МиГ-31, — улыбнулся прославленный лётчик.

— Возможно, разлетевшиеся осколки и не повредили топливные магистрали, но светомузыка ламп выработки топлива из баков началась с первой секунды опасной вибрации, — сказал я и Рашид Маратович, чуть было не рассмеялся.

— Светомузыка ламп? — спросил Мухаметов. — Интересное выражение.

— Это цитата, Рашид Маратыч, — сказал я.

— Вот так придумаешь выражение, а оно потом в массы народные уйдёт, — повернулся к нам Гурцевич.

Федотов почесал залысину и начал собирать бумаги, которые он приносил Мухаметову.

— Надо разбираться, товарищи. Пока предлагаю полёты МиГ-31 приостановить. В войска тоже надо передать эту информацию, — сказал Александр Васильевич. — Думаю, тебе Серёжа, лучше идти домой. Переосмысли всё. Может, ещё какая-то мысль появится.