Ловушка для лжепринцессы (СИ) - Муратова Ульяна - Страница 35

Досада плескалась в груди. Вообще-то я хотела его обнять и расспросить, как он остался в живых и что это за гадкий лёмун. Обнять и поделиться тем, как сильно я за него испугалась. И как благодарна, что он не оставил меня лежать в снегу. Но после такой отповеди желание купать Мейера во внезапно нахлынувшем обожании поутихло.

— А ты? Тебя же ранили… да и столько времени на снегу… — обеспокоенно зашептала я, пытаясь найти следы от рассечений, что он получил в бою.

Но — ничего. Лишь плотная, гладкая на ощупь, непривычно белая кожа. Ни ран, ни обморожения, ни ожогов от лимонного заклинания, только несколько тонких едва заметных свежих розовых полос и десяток старых шрамов.

— Я вилерианец, для нас это ерунда. Одевайся, Лисса. Мы не можем оставаться тут на ночь. Теперь тут опасно. В этом раунде мы одержали победу, но Граенны могут вернуться. Нам предстоит длинный переход до ближайшего гостевого дома. И ещё. Я не предупреждал тебя, но когда девушка целует парня при всех, это означает, что она выбрала его в качестве будущего мужа. Я понимаю, что ты испугалась и не отдавала отчёт своим действиям. Но если ты решишь поцеловать меня при всех ещё раз, это будет означать нашу помолвку.

Мейер порывисто меня обнял и погладил по волосам.

— Я сам виноват, плохо тебя подготовил, думал не о том, о чём следовало. Но, Лисса, я не могу за несколько дней объяснить тебе все опасности нашего мира. Поэтому ты должна слушаться. Это очень важно.

Я всхлипнула.

— Ты же говорил, что женщинам ничего не угрожает…

— Никто и не пытался попасть именно в тебя. Это вышло случайно. Всем девушкам приказали сидеть в палатках. Лёмун — очень мощное заклинание. Мы применяем его только в крайних случаях. Не знаю, как отреагировало бы твоё тело, если бы тебя задело сильнее. Это разработка нашего клана, защиты от него ни у кого нет. Даже у нас самих. Поэтому лёмун активируют из безопасного места. А потом уже поднимают своих.

— А чужих? Добивают? — с тоской спросила я.

Не то чтобы мне жалко было незнакомых зелёных, но… но всё это как-то слишком серьёзно и жестоко. Не весёлая сказка, а вполне себе неприятная, бьющая по морде с размаху реальность. Реальность из разряда «либо ты, либо тебя». И глядя на суровое лицо Мейера, можно было с уверенностью заявить: излишним гуманизмом вилерианцы точно не страдали и никаких Женевских конвенций не подписывали.

— Это дела кланов, Лисса. Твоя задача сейчас собраться и одеться. Все эльги, которых не задело заклинанием, встанут под сёдла. Отряд разделится. Мы выедем первыми. Остальные соберут лагерь и догонят нас позже.

Во мне всё протестовало против ночного марш-броска на конелосях, но спорить с Мейером не стала. Моё отношение к нему внезапно изменилось, я больше не воспринимала его через призму иронии. Он вдруг стал для меня настоящим и очень ценным. И даже те жёсткие рамки, в которые он меня ставил, не вызывали никакого серьёзного внутреннего протеста. Вернее, протест был, но такой вялый, что даже я не особо в него верила. И мысленно подтрунивать над девственностью вилерианца больше не хотелось. Его жёсткость произвела должное впечатление, вызвала внутренний трепет, а принципиальность — уважение.

— Как скажешь, — тихо ответила я и принялась за сборы, а вернее за поиск носков.

— Не выходи из палатки. Я сам за тобой вернусь.

— Хорошо.

— Лисса… Я понимаю, что нам нужно обсудить всё произошедшее. В том числе то, что случилось до нападения. Но сейчас не время и не место. Собирайся!

Мейер поймал меня за руку, поцеловал ладонь и исчез за пологом. Кричать ему вслед про рубашку или свитер не стала, решила, что всё равно не послушает. Но одежду его нашла и аккуратно положила сверху на его сумку, а ещё заново намочила в тазу с уже давно остывшей водой полотенце, чтобы обтереть вилерианца от грязи, а то так и будет ходить с веточкой на щеке, что не очень солидно. Военачальник он у меня или кто? Надо поддерживать образ сурового брутального бойца.

Мейер вернулся минут через десять, собранный, холодный, сухой и недовольный до предела. Хоть он сердился явно не на меня, всё равно стало тревожно.

— Подожди, — я оттёрла его лицо, плечи и спину от грязи и помогла одеться.

— Какой из саквояжей важнее?

— Синий. В фиолетовом всякие платья.

— Тогда его привезут позже. А сейчас доверься мне и закрой глаза. Я вынесу тебя из палатки и посажу в седло. А откроешь глаза только тогда, когда мы отъедем от стоянки.

Я послушно смежила веки и почувствовала, как Мейер легко подхватил меня на руки. С закрытыми глазами всё ощущалось иначе, словно весь мир вдруг стал иным. Кажется, пахло кровью, но я запретила себе об этом думать. Нападая, зелёные вряд ли планировали оставлять воинов из клана Дарлегур в живых. Они бы забрали женщин и перебили тех, кто сопротивлялся. А дальше — нас увезли бы другие вилерианцы, возможно, столь же заботливые и учтивые, как те, к которым мы уже привыкли, но вся эта ситуация всё равно была слишком дикой.

Когда Мейер усадил меня в седло и следом запрыгнул сам, стало спокойнее. Тяжёлая рука привычно легла мне на живот, и я расслабленно выдохнула. Конелось пошёл сначала шагом, затем перешёл на рысь, а потом и вовсе пустился в галоп. Тут пришлось открыть глаза и напрячься. Уставшие за день мышцы отчаянно протестовали, но выбора-то не было. Мейер держал крепко и старался облегчить тряску от скачки. К счастью, вскоре галоп сменился более спокойным аллюром, и стало немного лучше.

Мы скакали сквозь заснеженную ночь, небо отгородилось от нас тяжёлыми облаками, и пошёл снег. Сначала чуть-чуть, но непогода постепенно расходилась. Завыл ветер, началась метель, снег забивался везде, где только мог. Плащ и перчатки не спасали. Дорога поначалу выделялась белой лентой среди тёмного ночного леса, но вскоре видимость упала настолько, что я перестала что-либо различать, целиком полагаясь на вилерианца. Наш отряд, уменьшившийся на добрую треть, прокладывал дорогу сквозь темноту и вьюгу.

Мышцы затекли настолько, что хотелось плакать. Приходилось стискивать зубы и кулаки, чтобы ехать молча, не стонать и не причитать. Я плакала исключительно редко, но теперь чувствовала, что второй раз за день близка к грани истерики. Мейер, кажется, всё понимал, и оттого прижимал к себе всё теснее, иногда я почти повисала на его руке, не касаясь задом седла.

Эта пытка вьюгой, скачкой и ночью длилась бесконечно. Секунды слеплялись во влажные холодные минуты, а те налипали друг на друга и образовывали ледяные комья часов. Говорить в такую погоду было невозможно, чудилось, будто стоит открыть рот, как из тела тут же улетучится последнее ценное тепло. Когда к рассвету мы доехали до постоялого двора, я настолько измоталась и обессилела, что Мейеру пришлось нести меня на руках. Я ему искренне сочувствовала и понимала, что он тоже жутко устал, но поделать с собой ничего не могла, ноги просто не слушались, а от мысли, что завтра снова придётся сесть в седло, хотелось орать, причём нецензурно.

Когда Мейер внёс меня в гостиницу, у входа толпилась большая компания в бордовом. Несколько взглядов заинтересованно остановилось на моём лице. Мейер мгновенно напрягся, глаза стали колючими, а лицо окаменело. Незнакомцы загородили нам путь.

— Куда это ты несешь девушку? И что с ней? — вышел вперёд один из них.

Мейер хрипло и раздражённо бросил в ответ:

— Отвали!

За спиной Мейера тут же вырос десяток воинов клана Дарлегур.

— Пусть девушка сама скажет, что ей не нужна помощь, — задиристо ответил незнакомец, жадно впиваясь взором в моё лицо.

— Помощь не нужна, — сипло проговорила я, чувствуя, как мгновенно накаляется обстановка.

И как назло, синие снова в меньшинстве.

— Что-то не похоже. Выглядит так, будто с тобой, красавица, обращаются не очень бережно, — хмыкнул провокатор. — Явно гораздо хуже, чем ты того заслуживаешь.

Краем глаза я заметила, что в помещение внесли ещё несколько запорошенных снегом переселенок из нашей группы, и только Ильгира шла сама. Искренне восхищает такая стойкость, потому что сама я бы точно сползла на пол, если бы меня поставили на ноги.