Прощай, Алиса! (СИ) - Ловыгина Маша - Страница 3

— Не скрутишь, — фыркнула Алиса. — Пошли вон туда! — она вскинула руку, указывая на узкую тенистую аллею, ведущую к складу паркового инвентаря.

— Кончай, ну, — Гоча быстро огляделся. — Батя ведь звонил?

— Откуда знаешь? — прищурилась она.

— У тебя все на лице написано, принцесса, — вздохнул Гоча. — Только ты зря дергаешься, все ведь для тебя! Ну это — закаты и восходы! — гнусаво протянул он и покраснел.

Не мигая, Алиса смотрела на него и теребила локон. Затем, упрямо приподняв подбородок, направилась внутрь аллеи.

— Ну шо опять, а?… — хлопнул себя по ляжкам Гоча.

— Отцу нажалуешься? — оказавшись под ветвями старого платана, Алиса еще раз внимательно посмотрела на Гочу.

— Попадет ведь, — незлобиво напомнил он, и рука его дернулась к карману, в котором лежала сигаретная пачка. Заметив ее взгляд, Гоча широко улыбнулся, обнажив желтые в пятнах зубы и погрозил ей пальцем. — Не-а, даже не думай.

— Гоча, а я тебе нравлюсь?

Лицо парня вытянулось, но тут же расслабилось.

— Я за тебя любого загрызу. А если батя скажет, то и живьем съем.

Алиса сглотнула и поморщилась:

— Фу! Ладно, пошли, живодер!

Обхватив себя руками за плечи, она стремительно зашагала по дорожке к выходу из парка.

Тимашаевск городок небольшой, но красивый, как и все южные города. И даже отсутствие моря, вернее, его отдаленность, не мешало воспринимать его как курортное место. Но сейчас Алиса думала о том, что если бы море было, то был бы и порт. С кораблями, яхтами и баржами. И, следовательно, шансы покинуть Тимашаевск резко бы возросли. Однако с таким же успехом можно было мечтать и о самолетах. Или о космодроме.

Она ловила на себе взгляды прохожих и, время от времени, кивала и здоровалась в ответ. Проблема была в том, что в Тимашаевске каждый знал, что Алиса — дочь Виктора Бражникова, владельца аграрно-промышленного комплекса, нескольких магазинов и заправок, местной «крыши», входящего в когорту городских «управленцев». Тимашаевск — государство в государстве, впрочем, как и, наверное, любой город в стране.

Вокруг было чисто и красиво, но сквозь эту пастораль просвечивала бедность, которую Алиса видела без пресловутых «розовых очков». Ей хотелось верить, что где-то все устроено совсем иначе, и что она сможет жить совсем другой жизнью — без отцовских соглядатаев, без подобострастия вперемешку с ненавистью, и без постоянного чувства страха. Казалось бы, уж кому-кому, но только не ей чего-то бояться, однако Алиса ощущала опасность кожей и объяснить этого не могла.

Даже сегодня в вокзальной кафешке повела себя как умалишенная!

Она опять остановилась и подняла голову. Солнце ослепило ее, и на мгновение Алиса почти потеряла опору под ногами.

— Шо, малая? — тут же раздалось за спиной. — Воды?

Гоча рванул к магазинчику на первом этаже каменной двухэтажке и вернулся уже через минуту, держа в руках запотевшую бутылку минералки.

— Спасибо! — Алиса скрутила пробку и прильнула к горлышку. Сделав несколько обжигающих глотков, протянула бутылку обратно.

— Ни, — дернув кадыком, отмахнулся парень.

— Пей, Гоча!

— Я такое не пью, — гоготнул тот. — Сейчас придем, я пивасиком поправлюсь.

Алиса приложила холодный стеклянный бок бутылки к щеке.

Таня права. Странный парень. Симпатичный. В костюме. Друзья отца тоже почти всегда в костюмах, но они все такие противные, что… не костюмы, конечно, а друзья. Когда ты маленький, то особо не задумываешься о том, что чувствуешь к людям. Но с каждым годом в тебе открывается что-то такое, что позволяет тебе разделять людей на плохих и хороших. Ты можешь ошибаться, это нормально. Но такое случается все реже и реже…

Вот, например, Гоча — он хороший, потому что не дает ей делать плохие вещи. Ей, конечно, на самом деле все это ненужно, просто…

— Просто мне очень плохо… — неслышно прошептали ее губы.

Парень из кафешки никак не выходил у нее из головы. Как и его голос.

Алиса задержалась у витрины с бытовой техникой. Стояла, покусывая ноготь и бездумно глазея на выставленную стиральную машину.

Да, его голос! А еще интонации и произношение. Этот парень говорил, будто диктор телевидения. С центрального канала. В белой рубашке, выбритый, с красивой стрижкой…

Алиса наткнулась на отражение маявшегося за ее спиной Гочи и поджала губы.

И одеколон у него классный!

Алиса глубоко вздохнула, пытаясь вспомнить его аромат. Но так и не смогла, потому что он воспринимался не запахом, а чем-то волнующе-странным, отчего у нее все сжималось и пульсировало внутри.

Если бы она могла все вернуть назад, то не вылила бы на него свое отвратительное настроение. Она бы вообще промолчала. Сидела бы и смотрела на него.

— Господи, ну и дура, — прошипела Алиса, злясь на саму себя.

— Шо? — Гоча подошел ближе, обдав ее смесью табачного запаха и дезодоранта.

— Слушай, Гоча, а у тебя тачка есть?

— Конечно, — хмыкнул тот.

— А ты меня водить научишь? Я правила знаю.

Гоча скривился, словно от зубной боли:

— Ну ё-моё, опять двадцать пять! Батя же сказал, шо тебе не надо! Вон машина, гы-гы! — ткнул он пальцем в стекло.

Алиса скрипнула зубами и, оттолкнув его, зашагала дальше.

— Да я понимаю, — пошел на попятный Гоча, — хочется тебе! Я с 13 лет за рулем. И курю с десяти. Но ты же девочка, ё-маё! Сама же пешком уперлась сегодня. Можно ведь на машине было.

— Ходить полезно, Гоча, иначе жопа вырастет!

— А шо, хорошая жопа у бабы это… — он кашлянул и вытер рот ладонью. — Но это у бабы. А у принцесс, сама понимаешь, оно по-другому устроено.

— Да ты философ, Гоча, — не удержалась от смеха Алиса.

— Говорю же, я для тебя кем хочешь стану! Ну, в смысле… — Гоча покрутил в воздухе загорелыми руками и тоже рассмеялся.

У ворот Алиса увидела серый «ландкрузер» и вновь ощутила, как ледяной озноб коснулся разгоряченной солнцем кожи.

Войдя в дом, она прислушалась, а затем на цыпочках подбежала к закрытым дверям зала. Резкий скрип отодвигаемых стульев заставил ее отшатнуться и с той же скоростью кинуться обратно. Но убежать не получилось, голос отца пригвоздил ее к месту, будто бабочку к картонному листу.

— А, пришла!

Алиса обернулась и выжала из себя улыбку для отцовского гостя.

— Здравствуйте, Георгий Робертович!

— Здравствуй, Алиса! Как ты похорошела!

— Я же с вашим Мишей в одном классе училась, — пожала она плечами.

— Так вы с ним почти родные люди! — гортанно ответил он, поглаживая крупные, поросшие темными волосами руки.

Алиса поежилась от липкого взгляда черных выпуклых глаз. С Мишей Карапетяном никакого особого родства она не чувствовала, но произносить этого вслух не стала. Обычный парень, который не орел.

— Почти не почти, а, если договоримся, то роднее некуда будет, — вдруг произнес отец и протянул руку своему гостю.

Как только закрылась дверь кафе, Андрей вместе со стулом отклонился назад, чтобы увеличить обзор в окне. И в тот же самый момент по другую сторону стекла появился высокий, коротко стриженый парень со скуластым лицом. Прильнув к окну, он оглядел пространство и мазнул по Андрею внимательным взглядом.

«А вот и придворный менестрель… Или паж», — понял Ольховский.

Алиса с подругами скрылись из поля его зрения так быстро, что Андрей испытал некоторую неудовлетворенность. Ему хотелось посмотреть, оглянется ли Алиса.

«Чтоб посмотреть, не оглянулся ли я», — хмыкнул он про себя и сгреб разложенные перед собой бумаги.

Пора было действовать. Точнее было бы сказать, что действовать было пора еще вчера. Но все пошло наперекосяк, когда он вдруг решил отвлечься на дочь Бражникова. Хотя, в конце концов, каждый имеет право иногда свернуть налево, разве не так?

Андрей достал телефон и стер последний звонок. Симку он приобрел еще в Москве и занес туда лишь нужные телефоны — приемной Минсельхоза России, министра того же ведомства, Центра агропромышленного развития, Департамента рыбного хозяйства, нескольких столичных ресторанов и клубов, рабочие номера некоторых госаппаратчиков и даже телефон приемной президента. Разумеется, этим занимался не он лично, а Мотя. Весь спектр «пустить пыль в глаза» был возложен на старшего Колокольникова. Младший, родившийся на десять минут позже, Котя, то бишь Константин, занимался технической стороной вопросов, собирая сведения в сетях, от знакомых чиновников и служащих, а также от ничего не подозревающих болтливых сограждан.