Прощай, Алиса! (СИ) - Ловыгина Маша - Страница 54

Отдышавшись, она достала с полки бутылку водки и скрутила крышку. Щедро смочила руки над раковиной и стала торопливо протирать каждый палец. Гинта знала, что удалить следы порохового газа до конца с помощью водки ей не удастся, но надеялась, что в отношении нее никаких подозрений и, тем более, экспертизы не последует.

Закончив, она переоделась в ночную рубашку, и в этот момент в оконное стекло постучали. Гинта погасила лампу и сдвинула штору. В окне маячило лицо Тани.

— Тетя Гинта! — Выпучив глаза, девчонка подпрыгивала на месте и покусывала себя за костяшку указательного пальца.

Гинта подергала одну из створок, чтобы открыть. Стекло задребезжало.

— Чего тебе?

— Тетя Гинта, вы слышали?

— Я спала… — Гинта поморщилась, ощутив слабый запах спирта. Но Таня, кажется, ничего не заметила. Обхватив себя за плечи, она испуганно поглядывала на дорогу.

— Звук такой был — чисто выстрел! И несколько раз! А я одна дома, мама на ночную смену ушла. Я проснулась и так страшно стало, вы не представляете!

Гинта недоверчиво покачала головой.

— Я фильм смотрела, поздно легла. Поэтому не успела толком заснуть. А тут — бах! бах! И потом еще, еще! Мамочки родные, что это? — зачастила Таня.

— Я сейчас… — кивнув, Гинта схватила платье и надела его прямо на ночнушку.

Перед выходом она огляделась и, наткнувшись взглядом на полусапожки, закинула их в шкаф, к брюкам. Разрезанные колготки и маску она предусмотрительно сунула обратно в упаковку и сложила в коробку с бумажным мусором, которую планировала сжечь в железном баке у себя во дворе, как делали все соседи.

Гинта влезла в старые туфли и вышла на улицу. Таня уже бежала к ней вдоль забора, и когда Гинта закрыла калитку, едва не сбила ее с ног, навалившись всем телом.

— Ой, как же мне страшно! — пыхтела она. Глаза ее горели от возбуждения, и было сложно понять, чего в них больше — ужаса или любопытства.

Хлопнула дверь дома напротив. Послышались шаги, за порослью садовой зелени мелькнуло белесое пятно. Сосед, в кальсонах и майке, с помятым лицом и растрепанными волосами, окликнул их хриплым баском:

— Чё всполошились, бабы?

— Будто стреляли, дядь Толя?! — ответила Таня.

— Ого… — он вышел за калитку и приложил руку к голове на манер козырька, будто в ночи это как-то могло помочь. — Смотри-ка, а народ-то собирается… — пробормотал он и рысью припустил по улице.

Таня бросила на Гинту быстрый взгляд и потянула ее за руку:

— Пойдемте со мной, тетя Гинта! Я одна боюсь!

— Так может, привиделось?… — скептически пожала плечами Гинта.

— Ну вон же, люди! — притопнула ногой Таня. — Что же, всем привиделось?

— Если люди, то да… конечно…

Они пошли по улице. Кое-где загорался свет, и в окнах появлялись встревоженные заспанные лица. Дом Бражникова стоял на пригорке, и звук выстрелов в ночи разнесся над ближайшими улицами подобно рупору.

Чем ближе они подходили, тем чаще билось у Гинты сердце. Она даже оперлась на Танину руку, так ослабели ноги. Представить, что еще полчаса назад она пробиралась по темным зарослям, сжимая в руке пистолет, было попросту невозможно. И все же, она сделала это.

Вдалеке послышался вой сирены.

— Ой, скорая… — сжала ее ладонь Таня.

Позади раздался автомобильный сигнал. Гинта вздрогнула, не понимая, в какую сторону кидаться, но Таня потянула ее влево, к обочине. Обтерев вспотевший лоб, Гинта проводила глазами полицейскую машину.

— Пошли быстрее! — заторопила ее Таня. — А то все самое интересное пропустим!

Гинта покосилась на нее, но шагу прибавила.

В темно-сером небе проступали башенки бражниковской крыши, а чуть ниже, в ореоле автомобильных фар, мелькали тени.

— Так это же… — ахнула Таня. — Господи! Это же у Алискиного дома что-то случилось!

Выдернув ладонь, Таня припустила вперед, неуклюже отклячив зад и шаркая по пыльной дороге шлепками. Обхватив себя за локти, Гинта быстро шла за ней.

Стоило им приблизиться к небольшой толпе, собравшейся в нескольких метрах от машины, прибывшие полицейские стали гнать всех по домам. Но никто, разумеется, и не думал уходить, пока не наглядится вдоволь на лежащее на земле тело и не соберет все разговоры и домыслы.

— Так это ж Витька Бражников! — вытянув шею, заохала одна из женщин. Стянув на груди цветастую шаль, она покачала головой и перекрестилась. — Никак грохнули? Ой-ёй… ну и… — Мужчина, по-видимому, ее муж, толкнул ее в бок, и женщина умолкла, прикрыв рот кончиком шали.

— Сначала, видать, по колесам пальнули. Чтоб остановился, значит. А потом и самого… того…

— Шо, думаете, всё? — спросил кто-то из темноты.

Гинта подобралась поближе и теперь смотрела на тело через плечо другой женщины.

С земли донесся стон, и все хором ахнули, будто ими руководил дирижер.

Приехала скорая. Врач вылез из машины и тоже стал всех гнать, прося очистить территорию.

— Живой… — с едва заметным неодобрением пронеслось по толпе. — Видать, бандитские разборки! Вон как его скрючило…

— Хребет перешибли, — опять перекрестилась женщина с шалью. — А жена-то его, жена-то где?

Врач и санитары сгрудились над раненым Бражниковым, а полицейские разматывать по периметру оградительную ленту. Один из них выключил зажигание, проверил с помощью фонарика салон, а затем открыл багажник.

Гинта задержала дыхание, не сводя глаз с машины.

— Эй, тут… — полицейский отступил на шаг. Свет фонаря задергался, выхватив край грязной полиэтиленовой пленки.

Гинта несколько раз моргнула. Ее губы задрожали, а глаза наполнились слезами. Сглотнув, она покрутила головой в поисках Тани.

— Пойдем. Не надо тут стоять. Матка вернется, ругаться будет.

— Ой, тетя Гинта, что делается-то… — побледнела Таня. — Как же Алиска узнает, что в ее отца стреляли?

Гинта вздохнула и развела руками.

— Я не знаю. Может, она сама объявится?

Перед тем, как уйти, Гинта окинула внимательным взглядом собравшихся людей и сжала челюсти. Того, кто находился вместе с Бражниковым, и кого она упустила, среди них не было.

Гинта дошла с Таней до самого дома, чтобы потом, выждав, когда в ее окна сначала загорятся, а потом погаснут, отправиться обратно. Вздрагивая от малейшего шороха, она шла в свете фонарей и думала о том, что не испытывает и тени сомнений в правильности того, что сделала. Да, она врач — пусть и в прошлом, но разве врач не может переживать столь глубокой ненависти? Теперь, когда перед ее глазами все еще стояла картина в виде измазанного землей и тленом куска полиэтиленовой пленки, когда сдерживать слезы уже не представлялось возможным, Гинта со всей определенностью приняла тот факт, что никогда больше не переступит порог больницы ни в качестве хирурга, ни простой медсестры или санитарки. И дело было вовсе не в ее ранении, повлекшим за собой неврологические проблемы, а в том, что она нарушила заповедь «Не навреди» и стала обычным человеком.

А обычному человеку свойственны противоречивые поступки и чувства.

«Гинтуся, жизнь прекрасна! Будь собой и никогда не предавай собственных принципов. А если случится так, что ты почувствуешь сопротивление, значит, что-то изменилось в тебе. Именно в тебе. Слушай себя, девочка. Только себя. И никогда ни о чем не жалей…»

Гинта шмыгнула носом и вытерла глаза шершавыми ладонями.

Почти все разошлись, скорая уехала. Ворота дома были раскрыты. Двое полицейских занимались автомобилем, остальные находились во дворе.

— Вы куда, гражданочка? — обратились к ней, когда она подошла ближе.

— Я работаю здесь. Убираю, готовлю… — Гинта привалилась плечом к стойке ворот и опасливо огляделась.

— А… В доме еще кто-нибудь может быть, не знаете?

— Его жена, — дернула шеей Гинта в сторону машины. — Альбина… Она внутри.

— Вот черт! А мы стучались, но никто не вышел, — переглянулись мужчины.