Книга белой смерти - Вендиг Чак - Страница 39

Кто-то потянул Шану за рукав, и она вздрогнула от неожиданности. Это была смущенная Алия. Шана выдернула наушник из одного уха.

– В чем дело?

– Я могу одолжить у вас влажную салфетку? – робко пробормотала Алия, наклоняясь к ней. – Птица накакала Таше в волосы.

– Одолжить не можете, – сказала Шана.

– О… Извините.

Алия собралась уходить, однако Шана ласково привлекла ее обратно и сказала:

– Нет, я хотела сказать, что мне будет не нужна салфетка с птичьим дерьмом. Вы можете просто взять салфетку. – Она постаралась прикрыть свою грубость неуклюжей улыбкой, однако ей показалось, что вместо этого у нее получилась самодовольная ухмылка. Впрочем, Алия ничего не имела против. Она радостно кивнула.

– Спасибо. Как Несси?

Шана пожала плечами.

– Наверное, хорошо? Настолько хорошо, насколько… может быть все это.

– Я вас понимаю. Я сама… по-прежнему пытаюсь понять, это происходит на самом деле? Такое невозможно. Такое просто невозможно.

«Такое возможно, милочка, – подумала Шана, но вслух не сказала. – Такое возможно, и такое происходит прямо сейчас, а мы в этом участвуем, нравится нам это или нет».

Внезапно разговор привлек внимание других пастухов – такое с ними порой случалось. По большей части они оставались изолированными друг от друга островами – до тех пор, пока не переставали ими быть. Мгновение взаимного общения, надежда обменяться мнениями по поводу безумия происходящего – никто не хотел упускать такую возможность. К Шане с Алией подошли еще три пастуха – Люси Чао, а также Кенни Барнс (лунатиком стал его брат Кейт, разработчик компьютерных игр) и Хейли Левин (присматривавшая за своей двоюродной сестрой Джеми-Бет). Пастухи заговорили о надвигающейся грозе, затем перешли на ЦКПЗ, высказались о том, что президенту следовало бы выступить с заявлением, а уже после разговор превратился в обычные рассуждения насчет того, что это вообще такое и чем это вызвано (террористами, правительством, обезьянами, ядовитыми растениями, богом, дьяволом, а что насчет кометы?). Тут к ним присоединилась Мия, а Шана все это время думала: «Ну почему мне не дают побыть пять минут наедине со своей чертовой сестрой?»

Однако прежде чем ей дали возможность высказаться…

Их окликнул тот тип из ЦКПЗ с котлетами на щеках, Робби Тейлор, сказавший, что ему нужны все свободные пастухи. Он объяснил, что нужно поговорить о грозе. Что породило новый раунд встревоженных перешептываний: что означает гроза, когда она разразится и как это скажется на стаде? С путниками все будет в порядке?

На что Шана подумала: «Нет, болваны, плохо будет всем!»

Эта мысль показалась ей циничной и холодной, и она порадовалась, что не высказала ее вслух. Однако все равно ее тревожило то, что она, возможно, была права.

«У нас нет абсолютно никаких ответов».

Прошло уже две недели, и вот что имелось у Бенджи Рэя.

Ничего. Полное отсутствие чего-либо, что отвечало бы хоть на что-то.

О, специалисты собрали данные. У них была информация. Однако все это никак не проясняло то, что происходило.

«У нас нет абсолютно никаких ответов».

До сих пор не удалось сделать анализ крови. Ни одно предложенное средство не оказалось эффективным. Также не было обнаружено никаких признаков наличия трипаносомы – хотя исключить эту возможность пока что было нельзя, наука так не работает. Нельзя изобретать ответы и предполагать, что они верны, только на основании того, что еще не доказано обратное. Также Бенджи не давало покоя то, что по сей день не было никаких сведений о похитителях тел, укравших останки учителя математики Марка Блеймира и полицейского Криса Кайла. Единственным дополнением стало то, что два дня спустя полиция Вирджинии обнаружила машину «скорой помощи», брошенную в чистом поле и полностью сгоревшую. Внутри ни тел, ни каких-либо улик. Тот, кто это сделал, поработал досконально.

Это было сделано сознательно.

Кто-то заметал за собой следы.

Но зачем? Что все это означало?

Бенджи в одиночестве расхаживал по оснащенной самым современным оборудованием мобильной лаборатории, установленной на тридцатидвухфутовом прицепе. Остальные были на улице – Мартин проводил что-то вроде инструктажа, распределяя задачи на сегодняшний день.

Бенджи в этом не нуждался. Он даже не работал в ЦКПЗ – Лоретта, что было вполне объяснимо, попыталась удалить его, однако вмешалась Сэди, заявившая, что «Бенекс-Вояджер» сам решает, кого приглашать на работу, а кого увольнять, а также как задействовать «Черного лебедя», как она выразилась, в «тестировании бета-версии в реальных условиях». (На самом деле Сэди сейчас как раз находилась в Атланте, обсуждая с Лореттой эффективность «Черного лебедя».)

Самым удивительным было то, что за Бенджи заступился Мартин Варгас. После той ночи в мотеле его отношение к Бенджи изменилось. Разумеется, Мартин по-прежнему относился к его присутствию с некоторым подозрением и не позволял ему общаться со средствами массовой информации, однако он боролся за то, чтобы Бенджи остался.

И вот Бенджи находился здесь.

Там, где его не мог увидеть кто-либо посторонний.

Вынужденный описывать неровную орбиту внутри лаборатории.

Прицеп был оснащен собственной системой водоснабжения с туалетом и душевой кабиной и автономной системой электропитания (солнечная батарея на крыше, заряжающая аккумуляторы); в лаборатории имелись мощные компьютеры с установленным на них всем мыслимым программным обеспечением для медицинской диагностики, автоматические системы анализа крови, центрифуги с герметичными емкостями, препятствующими доступу воздуха к исследуемому материалу, микроскопы, вакуумные контейнеры для гематологических тестов, цифровые фотоаппараты, защитные костюмы и многое другое. Однако все это не имело никакого значения. Анализировать было практически нечего. Ни проб крови. Ни образцов кожных тканей. Ни продуктов жизнедеятельности – то, как путникам удавалось обходиться, не избавляясь от мочи и фекалий, выходило за рамки понимания Бенджи. Как и то, что они ничего не пили и не ели.

Все же кое-какие образцы получить удалось, например слюну, что дало хоть какие-то данные, от которых можно было отталкиваться. По слюне можно было определить наличие гормонов, и результаты оказались любопытными, пусть они мало на что проливали свет. Некоторые показатели оказались необъяснимо низкими: низкое содержание эстрогена, тестостерона, адреналина, кортизола. Другие, напротив, зашкаливали: высокое содержание ДГЭА[52], высокое содержание прогестерона и буквально ядерные значения мелатонина. Низкий уровень кортизола означал пониженную нагрузку на организм, вероятно, вследствие наличия мелатонина: тот ослабляет воздействие кортизола. Мелатонин является «гормоном отдыха», определяющим суточные ритмы и характер сна. Можно принимать мелатонин на ночь, чтобы напоминать головному мозгу: «Пришло время спать».

Также в слюне было обнаружено неестественно высокое содержание антител и ферментов и пониженный уровень глюкозы.

Получающаяся картина напоминала стереоскопический узор. Бенджи надеялся на то, что, если смотреть на нее достаточно долго, в ней появится какой-то смысл. Что настанет день, когда он увидит дельфина или лодку, и тогда все встанет на свои места, до того как он окосеет, окончательно и бесповоротно.

Пока что никаких успехов. Высокое содержание антител объясняло то, почему в слюне не было обнаружено наличие патогенных организмов – что было хорошо, но все равно не давало полную картину, поскольку многие антитела все равно не присутствуют в слюне.

Низкое содержание глюкозы озадачивало: тела лунатиков обладали неиссякаемыми запасами энергии, пусть эта энергия и выражалась лишь в неумолимом размеренном движении вперед.

Движении, которое не прекращалось.

Медики пытались снять электроэнцефалограммы и кардиограммы, чтобы с помощью электродов изучить работу головного мозга и сердца, – однако то обстоятельство, что путники постоянно находились в движении, делало показания малорезультативными и недостоверными. Ну а о том, чтобы запихнуть одного из путников в трубу магниторезонансного томографа, не было и речи – если только никто не собирался сделать огромную бомбу.