Другая единственная - Колесникова Наташа - Страница 20

— Ну давай, жена. — Он поднял свою рюмку, стукнул ею по рюмке Лены, залпом выпил, отправил в рот ломтик буженины.

Лена отпила глоток, поморщилась от резкой горечи, торопливо взяла дольку помидора. С минуту они молча жевали, а потом Лена негромко спросила:

— Ты чем-то раздосадован, Петя?

— Догадайся с трех раз, моя дорогая.

— Нашей работой?

— Мне ваша работа до лампочки, как говорится. Но переманивать моих клиентов — это подлость. Самая настоящая! Вы кем себя возомнили там, господа хорошие?

Лена тяжело вздохнула. Не хотелось ей говорить на эту тему, объясняться, оправдываться. Так уж получилось, они работают в конкурирующих фирмах, это глупо, но… ведь он же не возражал?

— Во-первых, никто никого не переманивал. Они сами пожелали работать именно с нами. Разумеется, нелепо было отказываться от такого сотрудничества. Во-вторых, ты сам своим глупым решением создал себе конкурента и почти не возражал, чтобы я с ним работала.

Мы не обязаны спрашивать у тебя разрешения, с кем можно сотрудничать, а с кем нет.

Булыгин снова наполнил рюмку водкой, залпом выпил и уставился на жену посветлевшими от ярости глазами. Казалось, вот-вот разразится грубой бранью, но нет, сдержал себя, посмотрел-посмотрел, а потом опустил голову.

— Глупых решений я не принимал, — сквозь зубы процедил он. — Я ему такой оклад положил, что… о-го-го! Я премию выписал, объяснил, что Илья мешать работе не станет. А он, значит, обиделся? Да кто он такой, этот жалкий Самарин?

— Ты проведи анонимный опрос своих сотрудников, кто на самом деле жалок — ты или он? И получишь исчерпывающий ответ. Если честно, что за фирма была у тебя до прихода Самарина? Много ли прибыли приносила? В смутные времена, пользуясь огромным преимуществом — Внешторг, как же! — сколотил состояние, а как им пользоваться, когда ситуация более-менее нормализовалась, не знал. Тебе все Самарин сделал.

— Кем бы он был без меня?

— Таким же успешным менеджером в другой компании, — не задумываясь отрезала Лена.

Булыгин мрачно усмехнулся, медленно поводил пальцем в воздухе.

— Нет, моя дорогая, он был бы трупом.

— Что ты хочешь сказать этим?

— Ничего больше. Хорошо, не будем о грустном. Посмотрел на тебя и чуток успокоился. У меня красивая жена, да и умная. Этих двух клиентов я вам прощаю, о других будем разговаривать, скоро выберу время, встретимся, потолкуем. Будем цивилизованно решать проблему.

Лену удивила столь быстрая перемена в настроении мужа. Вроде бы приехал весь взвинченный, с трудом сдерживался, да и за столом уже готов был орать во все горло, а может, и ударить ее, по глазам было видно. И вдруг — буквально за минуту успокоился. Она задумчиво смотрела на тарелку с закуской, пытаясь понять, что все это значит.

— Я не возражаю, — тихо сказала она.

— Вот и ладненько, — бодро сказал Булыгин. — Ну что, пошли спать? Что-то я соскучился по тебе, Лена.

— Извини, но у меня начались… Я не могу.

— Какая жалость! Ну ладно, придется потерпеть, как говорится. Спокойной ночи, дорогая.

Булыгин налил себе еще водки, выпил, закусил и, что-то мурлыча себе под нос, ушел с кухни. Лена вылила недопитую водку из своей рюмки в раковину, убрала тарелку с остатками закуски в холодильник, помыла рюмки. И снова села на стул, призадумалась. На мгновение показалось, что Булыгин сменил гнев на милость до утра лишь потому, что хотел прийти в ее спальню. Но скоро поняла, что только показалось. Он ничуть не огорчился ее отказом, даже напротив, повеселел, ушел вполне довольный всем.

Проанализировав разговор с мужем, Лена с ужасом обнаружила, что Булыгин успокоился после того, как сказал, что, если бы не он, Самарин уже давно был бы трупом. Создавалось впечатление, что он ради того и приехал, чтобы сказать ей эти страшные слова.

И значит… Паша работал на Булыгина потому, что был обязан ему? Господи, сколько тайн вокруг этого Самарина! Да что же там было на самом деле? И что означают слова Булыгина? Это угроза, напоминание о долге или что?

Лена поставила бутылку и рюмки в бар, выключила свет и пошла в свою спальню, понимая, что сегодня долго не сможет уснуть. Одно дело — какие-то тайны в его личной жизни, ладно, не хочет рассказывать, и не надо. Но совсем другое — тайны в его отношениях с Булыгиным. Это не его личное дело, тут всей фирме может грозить опасность, и он просто обязан рассказать ей как главному менеджеру и первому его заму, что там за дела были в 99-м. Обязан… Но расскажет ли?

Что-то не очень верилось в это.

Красная «рено» мчалась по осенней дороге, но, глядя в окошко старой, потрепанной машины, осени как таковой незаметно было. Деревья еще зеленые, трава, солнце светит. Прохладно, правда, плюс пятнадцать всего, да в Москве такая температура и летом случается нередко. Непривычно было сидеть на пассажирском сиденье, когда за рулем Габриэла. Но эта русская испанка отлично водила машину.

Сумасшедшая женщина во всех отношениях. Она настояла на том, что сама отвезет его к себе домой познакомить с бабушкой. Его «БМВ» категорически отвергла, не хотела, чтобы жители Корринто увидели, что к ней приезжал незнакомый мужчина на дорогой машине.

— Паша, ты волнуешься? — спросила она.

— Есть немного. Знаешь, я всегда побаивался учителей в школе, профессоров в институте.

— Я тоже, — засмеялась Габриэла. — Хоть в институте не училась, но учителей — да. Не волнуйся, у меня замечательная, очень современная бабушка. Ты ей понравишься.

— Я, конечно, постараюсь, но главное, чтобы я тебе нравился, Габи.

Она оторвала правую руку от рулевого колеса, обняла его, крепко поцеловала в губы. Машина вильнула, но, слава Богу, на шоссе в это мгновение не было встречных машин.

— После вчерашних шашлыков я просто без ума от тебя, Паша. Вот так прямо и говорю. Ты не зазнаешься?

Вообще-то в ее голосе слышался легкий акцент, почти незаметный, так говорят наши теннисистки, подолгу живущие за рубежом. И это делало Габриэлу еще более прекрасной.

— А разве можно зазнаваться, если судьба преподнесла тебе царский подарок? По-моему, нужно благодарить ее и сделать все, чтобы быть достойным этого подарка.

— Очень красиво сказал. Паша, ты выглядишь намного лучше, чем когда познакомились. Но иногда в твоих глазах я вижу грусть. Что за проблемы у тебя, почему не хочешь мне сказать?

— Что ж тут непонятного, Габи? Я счастлив, что встретил тебя. А грусть… Нам скоро придется расстаться, не хочется.

— Паша, ты можешь остаться здесь, со мной, если о Москве опасно. Мне не нужны деньги, я просто хочу быть с тобой. Ты станешь моим мужем. выучишь язык, будешь работать. Я тебе помогу во всем.

Он обнял ее, поцеловал теплые, сладкие губы. Кокая же она умница! Но после этих слов еще сильнее захотелось вернуться в Москву, решить свои проблемы и сделать все, чтобы его красавица была счастлива!

— No, señorita, ихь бин сам… выкарабкаюсь, — сказал он непонятно на каком языке.

— Прямо-таки полиглот, Паша, — с улыбкой сказала она.

— Пытаюсь соответствовать, но, честно творя, получается не очень.

— И что же ты хотел сказать?

— Я сам решу свои проблемы, потом встречу тебя в аэропорту, и мы больше никогда не будем расставаться. Мы заработаем много денег, и ты будешь иметь все, что хочешь.

— Я дура, Паша. Живу тут. работаю тут, в испанском захолустье, и ничего другого не хочу. Но с удовольствием вернусь в Москву с любимым человеком, это ведь самое главное. Или останусь тут с любимым человеком, а деньги совсем ни при чем.

— Нет, Габи, мы построим двухэтажный кирпичный дом в Подмосковье, и ты там будешь хозяйкой, и у нас будет двое… нет, четверо детей. А если хочешь, наймем гувернантку, а тебе я найду работу.

— Я хочу быть хозяйкой и воспитывать много детей.

— И жить в доме, который стоит в березовой роще!