Ты будешь страдать, дорогая - Фокс Натали - Страница 12

• Предыдущая
• 12/37
• Следующая

Она чувствовала, что возражения не будет, да разве же она его ожидала на самом деле?

— Да, потом появилась Бьянка, — ровным тоном произнес он — Человек, который был частью моей жизни чертовою? долго, в отличие от тебя.

— Другими словами: «Убирайся, Джемма, ты согревала мою постель довольно долго…»

Быстрым движением он накрыл ей рот ладонью и больно сжал, как будто хотел стереть с ее губ сорвавшиеся слова.

— Ты говоришь как торговка, а поступаешь как шлюха.. — А ты, конечно, не оказываешь себе в удовольствии понаблюдать за всем этим…

В ответ он с силой прижался ртом к ее рту, доказывая тем самым ей самой, что в его последнем оскорблении есть доля правды. Она, похоже, действительно шлюха, если не способна справиться с вожделением, которое он в ней вызывает одним-единственным страстным поцелуем. Он ее ненавидит, жестоко ранит своими оскорблениями, но предательское желание, мгновенно вспыхнувшее в ней, держало Джемму в тисках:

С усилием и болью она еле оторвала от него губы, поскольку он впился в них зубами.

— Развлекаешься до приезда Бьянки? — съязвила она. — Совсем как в Лондоне.

— На этот раз ты права, — процедил он. — Только теперь тебе даже телефонного звонка не дождаться.

— Прекрасно обойдусь без подобных звонков! — в ярости выпалила она. — Холодных и бесстрастных — тебе под стать.

— Буду я изливать свои чувства чертову аппарату, — прохрипел он. — Тебя не было дома… Джемма выдавила язвительный смешок.

— Кажется, я понимаю! Меня не было дома — и у оскорбленного латиноамериканца горячая кровь вскипела от дурацкой обиды! У меня своя жизнь, Фелипе! Я зарабатываю на хлеб насущный. Так вот что тебе не подошло — тот факт, что я независимая женщина, которая не намерена сидеть, затаив дыхание, в ожидании твоего звонка? И ты еще смеешь заявлять на меня какие-то права, после того как сам исчез с Бьянкой?! — прокричала Джемма.

Она была сыта по горло. Игра постоянно шла в одни ворота.

Глаза Фелипе сверкнули грозным огнем.

— Мы не похожи друг на друга, но, думаю, нашли бы общий язык, если бы ты дала мне шанс. Ты считаешь себя свободной женщиной, но поступаешь как девица викторианской эпохи, лелеющая свою уязвленную гордость. Тебе достаточно было всего лишь снять трубку, но ты, черт возьми, даже этого не сделала. И этим все сказано, радость моя! Ты чертовски ясно дала понять, что интересовалась исключительно тем, что тебе давали ночью, и как только этот источник иссяк, ты утратила к нему всякий интерес.

— Я больше не хочу здесь оставаться! — завопила Джемма, резко отворачиваясь, чтобы собрать свои кисти. Пальцы ее вдруг стали неловкими, неуклюжими, а веки саднило от непролитых слез. — Я больше не хочу выносить все это — твою грязную брань, твое тиранство. Не хочу писать портрет Агустина. Хочу вернуться в Англию и навсегда забыть о твоем существовании.

— Не так-то это просто, верно?

— Я бы сказала — проще не бывает. Клиента нет на месте. Я не могу тратить свое драгоценное время в ожидании его возвращения.

— Я имел в виду, что это для нас не просто. Мы не в состоянии забыть о существовании друг друга… — Перемена в его тоне заставила ее развернуться и взглянуть на него.

При виде выражения глаз Фелипе ее сердце сжалось. Ярость в них на мгновение исчезла, уступив место чему-то еще более пугающему.

Джемма затрясла головой, пытаясь избавиться от этого взгляда, который запечатлелся в ее сознании и мучил ее все эти долгие месяцы с тех пор, как они страстно любили друг друга. Так он смотрел на нее, когда желал ее, когда хотел ее любить. Слова были не нужны: этот полный истомы взгляд говорил сам за себя. И она всегда отзывалась на него, и это чувство по-прежнему живет в ней. Даже сейчас, зная, что он намерен только мучить ее, она жаждала оказаться в его объятиях. В объятиях прошлого Фелипе, с тоской думала Джемма, а не этого человека, который доставляет ей боль.

— Я хочу уехать, — выдавила она, — и была бы тебе признательна, если бы ты мне помог. — В широко раскрытых глазах, в их почти прозрачной глубине, стояла мольба. Он ей не откажет, нет!

— Милая, дорогая Джемма! — Фелипе улыбался. — Неужели ты решила, что я позволю тебе еще раз с такой легкостью ускользнуть от меня? — со злорадством спросил он. — Помимо моего желания измучить тебя до полусмерти в моей постели у тебя есть еще и работа. А если ты разорвешь контракт, я позабочусь о том, чтобы все узнали, что на тебя нельзя ложиться в делах.

— Не угрожай мне, Фелипе. Жизнь у нас разная, и тебе не добраться до нее.

— Полагаю, твои следующий клиент — сэр Ральф Пипон, а за ним на очереди Костакис, греческий судовладелец? Ты права, жизнь у нас разная, но деловой мир на удивление голосе. Словечко здесь, словечко там.

— Ты не посмеешь! — не веря своим ушам, ахнула Джемма.

— Мне просто не придется, Джемма, — только и ответил он. Его рука поднялась и дотронулась до ее подбородка — и жаркая волна разлилась по ее телу, доводя почти до исступления. — Ты останешься, потому что сама этого хочешь, — добавил он с такой убежденностью, что Джемма готова была ему поверить.

Она опустила густые черные ресницы, чтобы заслониться от его взгляда из-под тяжелых век — этого чувственного, не требующего никаких объяснении взгляда Желание. Оно читалось в его глазах и пронизало ее насквозь, когда их губы слились в поцелуе. Фелипе крепко прижал ее к себе, и полгода безысходного горя исчезли из сердца Джеммы. Она прильнула к нему, мечтая о чуде, мечтая о том, чтобы все вдруг вернулось на свои места. Но слишком многое переменилось в ней самой, а чувства сплелись в такой противоречивый клубок, что вряд ли распугаешь. Она не могла дышать, не могла думать, когда он гак обнимал ее. Каждое его прикосновение приближало тот миг, когда она забудет, где она есть и кто она такая.

Искусные пальцы Фелипе быстро справились со старенькой рубашкой, в которой она работала, откинули ее с плеч, чтобы добраться до тонких завязок сарафана. Сухие губы покрыли жаркими поцелуями обнаженную шею, пламенем прошлись по нежной коже, вызвав слезы на ее глазах Душераздирающий, полный муки стон сорвался с ее губ, и Фелипе, поразившись, отпрянул Он сделал как раз то, на что у нее не хватило сил. Она сделала шаг назад, полная ненависти к себе за слабость, полная ненависти к нему за мужество ее оттолкнуть. Дрожащими пальцами она натянула рубашку обратно на плечи.

— Пожалуйста, позволь мне уехать, — не поднимая на него глаз, взмолилась Джемма.

Он приподнял ей подбородок, и она в смятении прочитала в его глазах все то же упорство — Отпустить тебя сейчас, когда становится все интереснее? Ни за что. Джемма. Я продержу тебя до тех пор, пока вволю не натешусь тобой, топ, ко тогда я тебя отпущу, и к тому моменту ты будешь отравлена на веки вечные. После меня ты не захочешь ни очного мужчины, радость моя Я буду любить тебя так, что ты забудешь, на каком ты свете Лондон был всего лишь прелюдией И после этого он ушел Оставил ее, дрожащую от кошмара его угроз Ее охватил ужас панический ужас, что в каждом его слове таилась жестокая правда.

Когда он появился, на пороге ее комнаты, Джемма уже наполовину уложила чемодан. Она уезжает. Решено. Ничто ее не остановит Фелипе. небрежно облокотившись о дверной косяк, наблюдал за ней, как будто более важного занятия у него не нашлось.

— Ты никуда не поедешь, Джемма, — произнес он наконец, и от его уверенного тона Джемма чуть не расхохоталась ему в лицо. — Так что раскладывай-ка все обратно.

— И не подумаю, — возразила она. — И не стоит прибегать к детским отговоркам, по которым мой отъезд невозможен. Я только что видела Майка с Кристиной в саду. Я попрошу его отвезти меня. Если ты не возражаешь, разумеется; впрочем, если возражаешь — тем более! — язвительно добавила она.

— Вообще-то я возражаю, но в данном случае это не имеет никакого значения, поскольку Майка ты упустила. — Он взглянул на часы. — Сейчас услышишь рев двигателей.

• Предыдущая
• 12/37
• Следующая