Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб - Конофальский Борис - Страница 3

– Известно, – ответил Жмых, и ему стало немного не по себе.

– Так вот, Рокко Чеснок – мой друг. И на правах его друга я приношу вам свои извинения за него. Надеюсь, вы их примете.

– Чего же не принять.

– Я не знаю, что стало причиной вашей размолвки, но, полагаю, что мои извинения станут причиной вашего примирения.

– Эй, а чего ты за меня распоряжаешься, – вмешался Рокко, – что я сам за себя не могу сказать?

Зрители просто впились в Буратино глазами и затаили дыхание, внимательно слушая, что он скажет. И он сказал:

– Синьоры, ни я, ни Рокко Чеснок драться ни с кем не будем. Это нам ни к чему. Мы не шпана какая-нибудь, мы – люди серьёзные. Отныне любой человек, который захочет подраться с Рокко, будет моим врагом, и я найду способ, как укоротить руки драчливому хулигану. А у меня есть способы. Надеюсь, вам это известно?

– Известно, синьор Буратино, – загалдели пацаны, чувствуя, что драки не будет.

– Ну, так что, синьор Жмых, вы принимаете мои извинения?

– Нет проблем, – ответил тот.

На этом всё и закончилось. А два дружка пошли по своим делам. Дел-то, конечно, у них не было, просто пошли в сторону города.

– Слушай, Буратино, – спросил Чеснок, – что это ты так себя повёл, подраться мне не дал?

– Драться – дело ослов и баранов, нам с тобой заниматься такой ерундой нужды нет. Мы люди серьёзные и должны думать о своём авторитете.

– Мы? – переспросил Рокко.

– Мы, – твёрдо сказал Буратино.

– Так что, мы теперь банда? – огонёк восхищения блеснул в глазах Чеснока.

– Банда, – подтвердил Пиноккио, – и мой враг – твой враг, а твой – мой.

– Спасибо, – сказал Рокко. Он был явно доволен.

– За что спасибо? – удивился Буратино.

– За то, что в банду взял. У тебя банда крутая. Весь город о ней говорит. Когда со слободскими драться пойдём, им не поздоровится.

– Мы не будем драться со слободскими, – сказал Пиноккио, – это всё ребяческие игры. Мы будем заниматься делом.

– Не будем драться? – разочарованно сказал Чеснок. – А если нас кто тронет первый из слободских?

– Если и тронет, то мы не будем предавать всю слободу мечу. Выловим тех, кто тронул, и покалечим, чтобы в следующий раз все остальные крепко подумали, трогать нас или нет.

– Понятно, – сказал Рокко.

– Хоть слободских покалечим, хоть городских, хоть портовых, нам без разницы.

– А портовых-то зачем, они пацаны свои.

– Если никто не тронет, то и мы не будем. Нам, я повторяю, и без этих детских забав дел хватит.

– А какие же у нас будут дела, – оживился Рокко, – серьёзные?

– Дело у нас одно – красиво жить. Как ты думаешь, это дело серьёзное или нет?

– Это уж да, – сладко поморщился Чеснок, – я знаешь как люблю красиво пожить! Колбасы пожрать до отвала или у фермера гуся спереть, запечь его в глине.

– Воровать гусей, – задумчиво произнёс Пиноккио, – дело, конечно, романтическое, но с гусями мы пока повременим. И с налётами на сады тоже. Нам деньги нужны.

– Деньги? – искренне удивился Чеснок. – Эк куда хватил. Где же их взять, деньги-то? Да и зачем они нам?

– Рокко, а ты на себя в зеркало часто глядишь? – вдруг спросил Пиноккио.

– Не часто, – признался парень, – вообще не гляжу. А чего мне туда глядеть? Чего мне там рассматривать, что я баба что ли?

– Вот именно, – критически произнёс Буратино, – смотреть-то особо не на что. Грязь одна да дыры. В общем, босяк.

– На себя-то посмотри, штаны-то с утонувшего матроса снял, – обиделся Рокко.

– Вот я тебе о чём и говорю, что я босяк, что ты. А нам пора уже синьорами становиться, в штиблетах ходить, в костюмах и шляпах соломенных.

– Эк тебя заносит, – засмеялся Рокко, – мечтатель. А ты хоть знаешь, сколько это стоит?

– Знаю, – сказал Пиноккио, – прилично одеться стоит цехин.

– Цехин?! Ну, знаешь, у тебя замашечки, как у графа. Я-то думал, сольдо пять.

– В том-то и дело, что денег нужно много, а ты мне предлагаешь со слободскими драться и гусей воровать.

И тут Буратино вспомнил:

– Кстати, это тебе, – он достал из кармана пятисольдовую монету и протянул её Чесноку.

– Мне? – удивился тот и боязливо убрал руки за спину, как будто монета могла его укусить.

– Тебе.

– А за что?

– Ты же мне помогал.

– Так мы же банда, – нахмурился Рокко, – где же ты видел, чтобы один бандит другому за помощь платил?

– И вправду не видел, – согласился Пиноккио, – но всё равно возьми, мне будет приятно, что тебя отблагодарил.

– Не возьму, – заупрямился Чеснок.

– Бери, я же тебе не последние отдаю.

– Не-а, – Рокко помотал головой, и тут его глаза увлажнились и он сглотнул слюну, – слушай, Буратино, раз они тебе не нужны, айда в кондитерскую. Там есть такие вещи, что аж голова кругом.

– Правда? – оживился Буратино. – Но я хотел тебя отблагодарить.

– Вот и отблагодаришь, – сказал Чеснок. – Погнали?

– Погнали, – согласился Буратино, и мальчишки побежали в кондитерскую.

– Я туда часто хожу, – не без гордости, на бегу, заявил Рокко, – меня оттуда не выгоняют.

– Ну и как, вкусно? – поинтересовался Пиноккио.

– Не знаю, ни разу не пробовал ничего, – сознался Чеснок.

– А чего ходишь?

– Глядеть. Иной раз просто взглянешь на всё это – и сыт.

– Иди ты…

– Чтобы мне сдохнуть. А пахнет как там! Даже колбаска с чесноком не так пахнет, как там.

– Не врёшь?

– Честное слово, зуб даю.

Наконец мальчишки добежали до кондитерской мсье Руа и остановились около витрин. И Буратино увидел всё то великолепие, о котором ему рассказывал Чеснок, и у него даже дух перехватило от такой красоты.

– Да! – восхищённо произнёс он.

– А я тебе говорил? – сказал Рокко таким тоном, как будто сам был владельцем лавки.

А за стеклянными витринами сидели люди. Синьоры, одно слово. Мальчики в костюмчиках, девочки в белых платьях, дамы в роскошных шляпах. Все они пили кофе, лимонады и жрали разные вкусности.

– Ну, что, пойдём вдвоём, – сказал Пиноккио.

– Может, не надо, – вдруг спасовал Рокко, – может, в другой раз, а сейчас колбаски купим, хлебушка.

– Ты это чего? – серьёзно спросил Буратино.

– Боюсь, – признался Чеснок, – вдруг в шею выпрут, а эти, – он кивнул на клиентов кондитерской, – гыгыкать будут, а дамочки будут носы морщить и «фи» говорить. А я всё это страшно как не люблю.

– Пусть только попробуют выпереть, – с угрозой пообещал Пиноккио, – мы им, заразам, витрины побьём. И вообще, Рокко, запомни, этот мир наш. Запомнил?

– Запомнил, – отвечал Чеснок без особого энтузиазма.

– Это всё для нас, – повторил Буратино и постучал костяшками пальцев по витрине, – а знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что мы банда, вот почему. Сейчас мы войдём в заведение, и пусть хоть кто-нибудь, хоть что-нибудь нам скажет. Тогда они узнают, что такое банда.

– Пошли, – твёрдо сказал Чеснок, – только ты первый.

– Не бойся, – сказал Буратино и открыл дверь в кондитерскую.

Внутри действительно пахло чудесно, но пацаны этого не замечали. Они шли через зал под ураганным огнём насмешливых и удивлённо-презрительных взглядов, как солдаты идут в последнюю, красивую, но абсолютно бессмысленную атаку.

Наконец они добрались до прилавка, над которым возвышался лысоватый, краснощекий человек в белом фартуке. Он внимательно, без особого восторга, но и без презрения, смотрел на мальчишек и, когда те приблизились, спросил у них с забавным акцентом:

– Что пожелают синьоры?

– Пирожных, – грубовато, хотя и не желая этого, буркнул Пиноккио.

– Пирожных? – повторил кто-то сзади и прыснул со смеху. – Штаны себе лучше купил бы новые.

Буратино повернулся и увидел прилично одетого мальчишку с девчонкой и с двумя расфуфыренными дамами. Он ничего ему не сказал, а только так на него зыркнул, что мальчишка осёкся и усиленно стал пить кофе.

– А синьоры знают цены?

– Нам наплевать на цены, – не без гордости заявил Буратино и кинул на прилавок пятак.