Воробей. Том 2 (СИ) - Дай Андрей - Страница 25

Андрея Петровича, нынешнего губернатора, я еще по Главному управлению Западносибирского наместничества помню. Кем-то вроде чиновника по связям с Сибирским Военным округом был. Супруненко в СибВО дежурным штаб-офицером более пяти лет отслужил. Всю их военную кухню отлично знал. Что его побудило перевестись с военной службы на гражданскую — он не скрывал. Потолок. Полковник в тридцать пять лет — это практически предел. Генералами у нас в стране раньше пятидесяти не становятся. По гражданскому правлению таких установок нет. Я же стал в двадцать девять, на военные чины переводя, бригадным генералом. И даже не за заслуги. Просто, по знакомству. В Санкт-Петербурге статских советников больше, чем в иной губернии писарей. Отцовым друзьям-покровителям дать такой чин никакого труда не составило. А для Томска, я был большим начальником. Генералом!

Основное внимание Андрей Петрович уделял образованию. Все остальное, по его собственным словам, прямого вмешательства не требовало. А вот система образования в бурно растущем городе отставала.

— Летом шестьдесят шестого, — рассказывал губернатор. — Профессор географии из Лейпцига по фамилии Пешель, после победы при Садовой, одержанной прусской армией, написал в газете: «Народное образование имеет решающую роль в войне. Когда пруссаки побили австрийцев, то была победа прусского учителя над австрийским школьным учителем».

— Вот как? — удивился я. — Мне доводилось слышать мнение, что фраза это имеет авторство самого Бисмарка.

— О, да, — засмеялся Андрей Петрович. — Железный канцлер с удовольствием ее цитирует при случае. Сам он не слишком горазд на афоризмы.

— Это только так кажется, — хмыкнул я, припоминая, как в будущем станут, к месту и нет, повсеместно цитировать высказывания создателя Германской Империи. — Быть может, кому-то и его афоризмы понравятся. К тому же, посмотрим, что он станет говорить теперь, когда войска рейха застряли в позиционных боях.

— В их газетах уже появляются осторожные намеки, что Бисмарк не поддерживал идею новой войны с Францией, но был вынужден поддаться давлению жаждущих новых наград и побед военных.

— Это они зря, — покачал я головой. Мне в дороге, по понятным причинам, иностранных изданий не попадалось. А вот в Томск, в гражданское правление, по заказу Андрея Петровича их доставляли. — Во время войны ссориться с военной партией — это, по меньшей мере, глупо. Мы, в правительстве, накануне грядущих для Державы испытаний, напротив сплотились, как никогда прежде.

— Турка пойдем бить? — деловито осведомился губернатор.

— С чего вы решили? — удивился я такой догадливости Супруненко.

— В Боснии и Герцеговине восстания, — любезно пояснил отставной полковник. — В «Инвалиде» опубликовано обращение. Православных воинов, желающих послужить делу освобождения балканских единоверцев, приглашают присоединиться к добровольческой армии, формирующейся в Сербии. Только, думается мне, долго в стороне стоять, у нас не выйдет. А ну как турок всю свою мощь на православных братьев двинет⁈ Сомнут ведь ребятушек. На что турки бестолковые, а воевать умеют. Мы же и научили…

— Все верно, — кивнул я. — И мы уже давно активно к войне готовимся. Было бы совсем прекрасно, если бы Англия в континентальную войну тоже влезла. Германцу их жалкие два полка особой погоды не сделают, а нам с турками проще договариваться потом будет.

— Ныне-то не самое лучшее время в большую войну вступать, — сокрушенно покачал головой Супруненко. — Слышали? В Коканде волнения. Доносят, что бунтовщики требуют на престол сына Худояр-Хана, изгнания из страны русских советников. Будто бы даже призывают к восстановлению ханства в прежних пределах. А это значит — вскорости и на наши гарнизоны нападения воспоследствуют.

— Мы весь Туркестан двумя полками завоевали, — отмахнулся я. — Не больше понадобится и чтоб этих бунтовщиков пересилить. Войну же с Турцией так просто не выиграть. Тут напрягаться придется.

— Это да, — легко согласился отставной военный. — Порту двумя полками к покорности не приведешь.

И засмеялся. А я с охотой поддержал. Война — дело совсем не смешное, но она только призраком стояла на горизонте. Только грозила издалека, как черная грозовая туча, которая то ли еще нагрянет, то ли нет — непонятно.

§6.5. Короткое сибирское лето

Осада Ходжента началась на исходе первой недели августа. За два дня до этого, в город прибыл бежавший от восставших кипчаков правитель Кокандского ханства, хан Худояр.

Еще в середине июля в Коканд прибыл новый русский посланник, Аркадий Августович Вейнберг, в сопровождении следующего в Кашгар генерала Скобелева и конвоя из двух десятков казаков. Два дня спустя стало известно, что мулла Исса-Аулие и наставник наследника престола Насреддин-бека, кипчак Абдкрахман, напрпавленные с войском против восставших киргизов, присоединились к мятежникам. И уже никого не удивило, что собственно и сам старший сын Худояр-хана, Насреддин, предводительствующий войсками в Андижане, объявил о своей поддержке повстанцев.

Бунт набирал обороты. К первым числам августа мятежникам уже подчинились города Ош, Наманган и Маргелан, а духовный лидер повстанцев призвал народ ханства к газавату против русских и их пособников. Вейнберг уже отправил гонца к генерал-лейтенанту Головачеву с просьбой о помощи, но всем в русском представительстве в Коканде было понятно: помощь не придет.

Когда бунтовщики подошли к столице ханства, половина ханского войска тут же перешла на их сторону. Вместе с их командиром — вторым сыном Худояра, Алим-беком. Оборонять город оказалось практически некому. Поэтому Худояр легко поддался уговорам русских бежать в Ходжент. И если из Коканда выходило войско в восемь тысяч сабель и при семи десятках пушек, богатый караван с казной и толпой придворных и чиновников, то в Ходжент прибыли только сам хан, русские послы и купцы, генерал Скобелев, казаки, и жалкая кучка ближайших служителей беглого хана. Казавшиеся самыми верными солдаты Худояра немедля присоединились к победоносной мятежной орде, не забыв прихватить казну.

Бегство властителя развязало бунтовщикам руки. Ханом был провозглашен Насреддин, который немедленно озвучил ближайшие свои цели: восстановление прежних границ государства. От Ак-Мечети до Пишкека. Что уже прямо затрагивало интересы империи в Туркестане. И что практически предопределило конец существованию Кокандского ханства как такового.

На встречу преследовавшим беглеца войскам мятежников выдвинулся русский батальон с несколькими пушками. Этой угрозы оказалось достаточно, чтоб дать отступающим из Коканда людям спокойно достичь Ходжента, но слишком мало, чтоб спасти других русских чиновников и солдат — отряды повстанцев вторгались в пределы империи повсеместно.

Сказать, что русская администрация была рада появлению такого «гостя», значит соврать. По бытующим в Туркестане обычаям, Худояру уже не было места среди живых. Но он был все еще нужен русским. Хотя бы в качестве символа. И генерал-губернатор Туркестана, генерал Кауфман распорядился переправить беглеца с остатками свиты, в Ташкент. Так что когда десятитысячное войско мятежников окружило город, Худояра в нем уже не было.

Все-таки телеграф — великое дело. Не будь его, как бы мы, в Томске, могли узнавать среднеазиатские события чуть ли не в тот же день, как они случались⁈

* * *

С Европой — понятно. Оттуда и прежде новости поступали достаточно оперативно. Не за считанные часы, конечно. Но все равно, довольно быстро.

На фронтах Центральной Европы наступило затишье. Французы, освоив опыт американской Гражданской войны, закопались в землю по самые макушки. Да так это у них удачно вышло, что даже — будем честны: превосходящая французские — артиллерия немцев их не особенно сильно беспокоила. Хваленая прусская армия больше не могла реализовать свое главное преимущество — организацию. Да, немцы хороши в маневре и натиске. Но там, где расчет строится на изматывание противника, на битву не солдат и пушек, а экономик, Германия всегда проигрывает.