Рубеж-Владивосток (СИ) - Павлов Игорь Васильевич - Страница 38

— Екатерина Строганова моя подруга, — призналась.

— Дайте угадаю, это вы подговорили её, чтобы гусары позвали меня на ваш праздник.

— Вы проницательны, сударь, — согласилась кокетливо, отцепилась от локтя, взяла за руку без всяких церемоний и потянула меня по мраморной лестнице вверх, где у них смотровая. Как удачно, что ещё и пустующая.

Ладошка нежная, холодная, крохотная. Опасаюсь сжать сильнее, вообще практически не держу. Сама пальчиками зацепилась.

Вероятно, почуяв моё замешательство и скованность, девочка отпустила руку и вырвалась вперёд, ускоряясь, как сорванец. Но при этом подол приподнять не забыла, чтобы не затоптать.

Капризный ребёнок, который поскорее хочет стать девушкой. Но я не Третьяков.

— Юная леди, у вас всё ещё впереди, — начал ей в след, любуясь миловидной утончённостью. — А моё сердце уже занято.

Поднявшись, обернулась. Стала смотреть с высоты без стеснения прямо в глаза. А глазища её, будто горят в полумраке, отражая свет с берега. Карий насыщенный цвет отблёскивает нежной розой.

— И кем же ваше сердце занято, сударь? — Спросила с иронией, впервые так впиваясь в меня взглядом. — Румянцевой? Да бросьте, Андрей Константинович. Она даже пальца вашего не стоит. Помнится мне та сцена. Гвардейцы, что стая шакалов, напавшая на благородного льва. Поделом выскочке. Пусть радуется, что живой.

У меня аж дыхание перехватило от последней фразы, сказанной с такой неожиданно душевной ненавистью. Похоже, Анна с лёгкостью покорит зрителей Большого иркутского театра.

— Вы не можете так говорить, — ответил строго, осознав вдруг о ком она так цинично высказалась.

Усмехнулась, отступая на площадку. Попятилась, будто хочет, чтобы я её догонял с выражением лица игривым. Точно актриса.

— А вы сударь, что же подумали? — Начала с некой претензией, когда поднялся. — Что претендую на ваше сердце? Нет же. Да и кавалеров у меня, хоть отбавляй.

Заявила радостно и закружилась в танце, раскрываясь в белом платье, словно бутон цветка.

Не стал потакать шалостям своим вниманием, повернулся к перилам, на которые и облокотился. В почерневшем море огни сторожевых кораблей сияют. Остров Русский отсюда хорошо видно. Темнее там, чем раньше. Словно затаились наши в ожидании, как те, кто первый на пути у врага.

А пять лодочек с гостями, озаряемые фонариками, ходят по угрожающе спокойной глади, и почему–то видятся мне приманкой для страшных акул, готовых вот–вот выпрыгнуть и сожрать их. Волны мелко и часто бьют по берегу, пытаясь усыпить мою бдительность своей монотонностью.

Анна пристраивается сбоку спустя минуту. Дышит глубоко, малость запыхалась. Может, выпустила пар и ей полегчало.

— Зачем вы позвали меня? — Спрашиваю серьёзно.

— На самом деле я вас не звала, не обольщайтесь сударь, — выпалила.

— Тогда зачем морочите голову, юная леди?

— Поясните, сударь, — произнесла чересчур серьёзно. И я даже почуял её взгляд, но сам не повернулся.

— Вы же понимаете, что ваш отец ко мне не очень хорошо относится. А вы наперекор ему выказали моей персоне излишнее внимание.

Усмехнулась на это. Но быстро посерьёзнела. Вздохнула тяжело. И ответила негромко:

— Я знаю, что наши отцы были хорошими друзьями. И мне стыдно за моего.

— Почему же?

— Если бы князь Сабуров Константин Васильевич только помыслил, что вся та свора лизоблюдов при нём после его кончины просто разбежится, сделав вид, что вас нет…

— Анна, остановитесь, — выдавил я, перебив.

Вздохнула.

— Простите, сударь. Но вы сами вынудили меня ответить.

— Вы ещё так молоды, откуда столько ненависти? — Спросил, не выдержав.

— К людям? Что вы, Андрей Константинович, — усмехнулась и заявила: — Ненависть — удел беспомощных и слабых. А себя я таковой не считаю.

Похоже, актриса уже переигрывает. И мне не хочется продолжать этот бессмысленный разговор.

— Пойдёмте к остальным, — предлагаю, поглядывая на трёх крепких матросов внизу, делающих вид, что они просто прогуливаются.

— Думаете стоит? — Продолжила шутить.

Предложил локоть, молча, и посмотрел на неё пристально. На этот раз ответила своим взглядом. С нотками каприза, недовольства…

Не сложно строить из себя взрослую и умную, когда ты ни в чём не нуждаешься.

Сдалась быстро, взяв под локоть, и мы пошли обратно уже обходной дорогой.

— Почему вы решили драться на кулаках? — Не унимается Анна по дороге.

— Воздержусь от ответа.

— Вам нужны деньги? — Спрашивает.

— Нет.

— Я знаю, что нужны. Иначе зачем вы на дороге торговали несчастной рыбой.

Я чуть слюной не поперхнулся. А это она откуда знает⁈

— Хотите меня оскорбить, юная леди? — Спросил, нахмурившись.

Ей я ничего не сделаю, а вот Третьякову могу и высказать.

— Нет, что вы, сударь, — заговорила, запинаясь. — Хочу помочь. Ваше поместье разорено. Висят большие долги перед казной. Я дам взаймы сколько хотите. Скажите мне сумму, и завтра она будет у вас. Без всяких расписок.

Встал, как вкопанный на полпути до сада.

Стряхнул её с локтя, повернулся и навис над ней. В ответ исподлобья смотрит с оттенками ужаса.

— Знаете, юная леди, — начал строго. — Вы не заработали ни копейки, что бы мне такое предлагать. И не ваше дело, какие у меня проблемы. Я мужчина, и я всё решаю сам. Простите, без всяких соплячек обойдусь уж точно!

Насупилась, но взгляда не оторвала. Заблестели глазища.

Всё–таки обычный ребёнок, возомнивший себя состоявшимся взрослым, если не властителем судеб.

— Не хочу вас видеть, — прошипела, и слёзы полились ручьем, при том, что глаз так и не отвела.

Поймал себя на мысли, что зрелище завораживающее. Потому что она прекрасна в этот миг, как никогда.

— Как пожелаете, я тот час же отбуду, — отвечаю без сожалений.

Дрогнули глазки. Опустила их.

— Нет необходимости, — произнесла с комом в горле. — Я сама покину праздник.

Топнула каблучком и сорвалась на быстрый шаг в сторону густых клумб.

Перед тем, как скрылась, услышал прорывающиеся рыдания.

Ну вот. Очередное сердечко разбито. Но на этот раз почему–то больно самому.

И чувство такое, что всё моё грязное бельё вывалено напоказ. Пигалица вздумала следить за мной или собирать сплетни всякие. И давно интересно она этим занимается? А сегодня показала, как легко она может манипулировать отцом, чтобы потом манипулировать мной. Решила, что я падок на чужие деньги и положение? Чем же заслужил такое мнение? Противно.

Двинулся искать товарищей, чтобы попрощаться. Потому как оставаться здесь точно не намерен.

А гусары мои уже в особняк спокойно просочились по словам слуги, который согласился любезно меня к ним проводить. Через холл богатый и огромный гостиный зал прошли, где уже намечаются танцы, судя по всему. Гостей немного ещё, но сбились по интересам в кучки. Шесть молоденьких барышень, стоящих в ряд, как на строевом смотре, постреляли в меня глазами. Кивнул любезно в ответ, мимо проходя и выказывая, что спешу.

Следующий зал — музей картин, Третьяков такое любит. Ну а дальше игровая комната, кто бы сомневался, что у господина коменданта такая есть.

Три больших стола, меж которых вьются слуги с напитками. Два заняты солидными господами, а третий нашими гусарами, Натальей и Екатериной. Но как так вышло, что с ними ещё и четверо молодых меха–гвардейцев устроились.

Максим Чернышов смеётся, постреливая глазками в Наталью, Михаил сидит недовольный, чуя в нём соперника. Здесь же и поручик меха–гвардии Илья Рогачёв, жених Румянцевой, которого я уже соперником не считаю.

Играют в британку, целая гора рублей на кону по центру стола. Увлечены так, что являюсь для них крайне неожиданно.

— Господа, прошу прощения, вынужден откланяться, — говорю с ходу, обращая внимание на себя, и только после вежливо приветствую гвардейцев: — Доброго вечера, товарищи офицеры. Желаю хорошо провести время.

Делаю это отстранённо, потому что не хочу ни с кем болтать.