Здесь водятся драконы (СИ) - Батыршин Борис - Страница 22

'…пленник, выходец из Албании, профессиональный вор и взломщик с большим уголовным стажем, познакомился со сбежавшим бородатым господином семь лет назад, в Триесте. Тогда он попался при попытке ограбить здание британского консульства. Схвативший его англичанин, дипломат, против ожидания, не стал сдавать пойманного властям, а заставил подписать признание и сделал своим тайным агентом. С тех пор взломщик не раз выполнял его поручения — по большей части сомнительные, а то и откровенно преступные, нередко связанные и с кровопролитием тоже.

«Это страшный тип, страшный! — захлёбываясь, повторял албанец. — Такому человека убить — что комара прихлопнуть, да вы и сами видели…» В воровском мире Триеста об «англичанине» ходили жуткие слухи: будто бы, он раньше жил на Востоке, в Аравии и Дамаске, и совершил там что-то такое, за что мусульманские владыки приговорили его к посажению на кол. Британские власти, узнав об этом приговоре, решили спасти ценного сотрудника и перевели его на второразрядную дипломатическую службу, в сонный Триест. Но там «англичанину» вскоре стало скучно — прожжённый авантюрист, он великолепно владеет любым оружием, свободно говорит на дюжине языков, знает Коран не хуже иного муллы и способен сойти за своего и в албанских трущобах, и в портовом кабаке и в мечети. Спустя несколько лет он исчез из Триеста, да и вообще с Балкан, и завербованный взломщик вздохнул с облегчением, надеясь, что страшная кабала осталась в прошлом.

Но не тут-то было! Несколько лет «англичанин» действительно не показывался на горизонте, пока не появился две недели назад, и снова в Триесте. Отыскал бывшего своего агента и доходчиво объяснил тому, что придётся отправиться с ним. А в ответ на жалкие попытки спорить — продемонстрировал сначала пожелтевшую бумагу с подписью, а потом тонкую рояльную струну с деревянными ручками — жуткую гаротту, которой не раз на глазах албанца душил тех, кто имел неосторожность чем-то ему не угодить…'

Речь тогда шла о человеке, замешанном в истории с кражей дипломатический переписки из здания германского представительства в Порт-Саиде, в далёком 1878-м году, в Порт-Саиде, где представители четырёх держав — России, Турции, Франции и Германии — намерены были решить судьбу Суэцкого канала, выпавшего из-под железной руки Британской Империи. Случилось это после ряда унизительных поражений как на море, так и на суще, которые привели к потере англичанами влияния в Египте. Влияния, за обретение которого они истратили столько золота и пролили столько крови — по большей части, чужой, — и «Владычица морей», хоть и потрёпанная, но не расставшаяся со своими амбициями, никак не могла с этим согласится. Диверсия в Порт-Саиде как раз и была инспирирована британской разведкой, а непосредственный её исполнитель, о ком рассказывал албанский взломщик — был тем самым человеком, из-за которого Вениамин Остелецкий уже во второй раз оказывается в Триесте.[1]

Что ж, на этот раз хотя бы ясно, с чего начинать. Ниточек у него целых две — во-первых, сам Бёртон во время своего пребывания в городе не мог не наследить. Где-то он останавливался, с кем-то встречался — кроме барона Греве, разумеется, а значит, кто-то мог его запомнить. Понятная, знакомая из детективных романов работа сыщика — жаль только, у Вениамина нет в ней совершенно никакого опыта…

Вторая ниточка не столь очевидна, и тянуть за неё куда как рискованнее. Албанец-взломщик, давший им в тот раз наводку на Бёртона. Есть некоторая надежда, что удастся его разыскать — а, разыскав, навести справки в воровской среде и о Бёртоне. Но как местные уголовники отнесутся к явному «шпику», да ещё и иностранцу? Тут легко можно получить нож в бок или пулю в затылок — а это в планы Вениамина никак не входило.

Первая ниточка, как и следовало ожидать, оказалась пустышкой, и на то, чтобы убедиться в этом, Вениамину понадобилось три дня метаний по городу, разговоров, расспросов. «Да, был такой господин, — отвечал владелец маленького пансионата. — остановился у нас, внёс плату вперёд за неделю, а съехал через четыре дня — ночью, никого не предупредив. Нет, никто ему не угрожал — во всяком случае, сам гость ни о чём подобном не упоминал. И в гости к нему никто не заходил — да и когда бы, ведь в пансионе он почти не бывал, разве что ночью. нет-нет, что вы, конечно не напутали — такую физиономию захочешь, а ни с кем не перепутаешь, один шрам чего стоит… да, конечно, спасибо, если что вспомним — обязательно сообщим…»

Примерно такой же разговор состоялся в кофейне, где Бёртон встречался с бароном Греве. Владелец заведения вспомнил и визитёра со шрамом, и его гостя — судя по произношению, явно русского, — и даже показал отдельный кабинет, где эти двое уединились для беседы. Но на этом след оборвался — можно было, конечно, попробовать найти извозчиков, которые возили Бёртона по городу, а так же сделать попытку проследить иные его связи — но Остелецкий отдавал себе отчёт, что в одиночку он будет возиться с этим не один день, а то и, пожалуй, не одну неделю. Он совсем уже собрался потянуть за вторую ниточку — навестить под вечер одно сомнительное заведение, где предпочитает проводить время подобная публика — но планы его были нарушены. Возвращаясь в гостиницу, чтобы подготовиться к вечерней вылазке на местное «дно» (кое-какой грим, револьвер в особой подмышечной кобуре, литой бронзовый кастет в кармане брюк, надетый под сорочку мужской корсет со специальными, утолщёнными пластинами из закалённой стали, неплохо защищающий от удара ножом) Вениамин заглянул на почтамт — и обнаружил там телеграмму до востребования на своё имя. Отправлена она была из Петербурга сутки назад, а указанное на бланке депеши имя отправителя, было псевдонимом графа Юлдашева, которым он пользовался исключительно для связи со своим самым доверенным сотрудником.

Текст телеграммы был совершенно нейтральным, но тот кто знал, как его читать — можно было узнать из него нечто, недоступное почтовым служителям, имевшим дело с телеграммой. Вениамин прекрасно знал — как, а потому, прочтя несколько раз телеграмму, он оставил мысль о визите в местный воровской притон, а напротив, оделся для посещения приличного, хоть и не первоклассного заведения. Это было необходимо — полученное от патрона сообщение предписывало ему сегодня вечером быть в одном из ресторанов и ждать встречи с человеком, присланным из Петербурга по его душу. В нём же содержались сведения о паролях, которыми следовало обменяться с посланцем — во избежание, так сказать, недопонимания, а то и чего похуже. В ведомстве графа Юлдашева имелись самые разные «специалисты». И кое-кто из них, как успел уже выяснить Остелецкий, оказавшись в непростой — «острой», как говаривал граф, — ситуации, предпочитали сперва пускать в ход револьвер (свинцовую гирьку, сицилийский складной нож с подпружиненным лезвием, отравленный шип, хитро скрытый в перчаточном шве, или иные душегубские штучки из обширного арсенала департамента), и только потом выяснять, с кем они имеют дело…

[1] Об этом подробно рассказано во второй книге цикла, «Следовать новым курсом»

III

Индокитай,

аннамская провинция Тонкин.

Долина реки Красная.

В кармане куртки звякнуло. Матвей вытащил часы — большие, в стальном корпусе и на стальной же цепочке, пристёгнутой за неимением жилетных пуговиц, к подкладке английской булавкой. Часы оттягивали руку — при необходимости они могли сойти за кистень. Матвей приобрёл их во время стоянки в Нагасаки, где «Смоленск» сделал остановку перед тем, как идти во Владивосток, у боцмана с немецкого пакетбота, застрявшего в Батавии из-за повреждения гребного винта. Боцман неделю не вылезал из припортовых кабаков и пропился вчистую — потому и пристал к Матвею с предложением приобрести часы по сходной цене.