Без права на ошибку - Линник Сергей - Страница 23

Около палаток медсанбата я сразу увидел того хитрована, он за махорку искал врача в прошлый раз. Хромой мужик в заношенном халате, который ему был явно велик, а потому он подвернул рукава. Я выскочил из «эмки» и схватил его за плечо.

– Слышь, где тут ваш доктор Граберкакеготам? Давай его быстрее сюда.

Тот повернулся в сторону сортировочной площадки и крикнул:

– Тащ майор, это к вам.

И сразу попытался чуть присесть, чтобы рука моя, значит, не держала его. Но тут приехал «студебеккер» с охраной, и они как черти из коробочки посыпались на землю в своей новенькой форме, как стадо придурков, и отгородили «эмку» с командующим от всех остальных. Впрочем, врачу, тому самому симпатичному еврею, который выписывал Ахметшина в часть, пройти дали беспрепятственно. Я санитара отпустил и подошел к доктору. Мог и сам его позвать, увидел же потом, он метрах в тридцати от нас стоял. Но и усталость навалилась, и случай этот… дурацкий донельзя – не заметил, и всё тут.

– Здравствуйте, там в машине комфронта, надо его полечить.

Понятно, что военврача это обрадовало мало. Своих хлопот валом, с передка раненых везут массово, а тут еще и начальника доставили, вокруг которого хочешь не хочешь, а хороводы водить придется.

– Ведите вашего командующего за мной. И помощника моего пригласите, – кивнул он на хромого санитара.

Я вернулся к машине, и мы на пару с водителем помогли Кирпоносу выбраться наружу. Впрочем, дальше он попытался идти самостоятельно, по-прежнему широко расставив ноги, будто в паху у него была привязана граната, которая может взорваться при неосторожном движении.

Потом я обернулся на санитара, который смотрел на происходящее, будто он тут ни при чем, а так, погулять вышел.

– Ко мне! Бегом! – рявкнул я на него. Терпение и у меня кончалось.

Тот похромал к нам, довольно быстро, остановился за три шага. Вот сволочина, в игрушки играть задумал. Сейчас еще выкобениваться будет, доклад сооружать. Так что я этого хитрована опередил, приказал следовать за мной и пошел.

В смотровой доктор быстро надел свежий халат, помыл руки, перчатки резиновые натянул. И уставился на севшего с кряхтением на топчан Кирпоноса.

– Слушаю вас, – вежливо спросил военврач.

Вот ведь зараза, а? Я бы так у генерала армии спросить не смог. Уважаю, молодец. Никого не боится.

– Петр Николаевич, помоги, будь добр, – прокряхтел командующий и начал расстегивать китель.

Я помог и китель снять, и брюки стащить. А потом и подштанники. Бли-и-ин, вот это засада! Да там у него всё багрово-синее и распухшее. Во рту почему-то собралось много слюны, которую я постарался не очень громко сглотнуть. Санитар, стоящий рядом со мной, похоже, был впечатлен не меньше моего.

– Давно? Дня три, наверное? – только и спросил доктор, так спокойно, будто распухшее до размеров футбольного мяча нечто в мужском паху – для него дело плевое и обычное.

– Да, – крякнул Кирпонос и жалостливо добавил: – Поссать ведь даже невозможно… Сказали, ты лучший… Поможешь?

Если бы этот Груберсон на меня сейчас глянул, то сомнений у него возникнуть не должно было. Впрочем, ответ оказался верным.

– Конечно, помогу, – сказал военврач. Голос прозвучал… обнадеживающе, скажем так. – Синицын, таз возьми, – начал он командовать. – Будь готов предоставить в скором времени.

Санитар споро вытащил из-под топчана простой эмалированный таз, в каких хозяйки варенье варят. С щербинкой на краю. Я почему-то на него как уставился, так глаз и не отрывал.

– А вы, товарищ полковник, вон туда отойдите, к двери поближе, и постарайтесь не мешать мне. – И я послушал его, очень уж уверенно звучали команды. – Смотрите, – объяснил он уже командующему, – вот здесь я сейчас введу обезболивающее, потом вот тут сделаю раз…

– Быстрее, – с нетерпением прошипел Кирпонос, – потом расскажешь, что да как… Сил нет терпеть…

Блестел хромированный металл, прикладывались салфетки, руки военврача мелькали как у фокусника какого. И лицо у него было совершенно спокойное, будто не генеральский член он режет, а сардельку в пивной. Я бы не удивился, начни он напевать себе под нос. Впрочем, времени сама процедура заняла немного.

– Отек скоро спадет, – спокойно рассказывал генералу доктор, – но сейчас мы выведем мочу катетером… Так, смажем вазелиновым маслом… Будет немного неприятно…

– Давай, суй свою трубку! – завопил Кирпонос. – Я ж лопну сейчас… Ой, хорошо, та-ак, да-а!

Санитар успел подставить под свисающий конец резиновой трубки таз, и туда тут же полилась нескончаемая мутная бурая струя. Я не к месту вспомнил анекдот на эту тему и чуть не улыбнулся. Глядя на светлеющее лицо командующего, от удовольствия прикрывшего глаза, и сам начнешь лыбиться. Но лучше не надо.

– Соловьев, пить… – прохрипел Михаил Петрович и с невероятной жадностью опорожнил полную флягу. Как знал, две взял. У него вода, наверное, до желудка не доходит, по дороге вся всасывается. – Еще, – уже более уверенным голосом произнес он, подавая мне опустевшую посуду.

Вторую флягу он прикончил с остановками. Сбил жажду немного. Потом еще отпаиваться будет, конечно, но это потом.

– Сейчас я извлеку катетер, – объяснил доктор, не обращающий внимания на происходящее. – Перевязку ежедневно, я напишу с чем. Алкоголь и половые сношения до снятия швов не рекомендую.

– Петр Николаевич, одежду подай мне! – скомандовал генерал почти обычным, разве что чуть сипловатым голосом. – Запиши доктора и помощника, наградим после. Помоги штаны застегнуть! Когда же это кончится… Всё, не задерживайся, – и ушел, не прощаясь, так же враскоряку, но уже самостоятельно.

Я записал. Военврач второго ранга Иохель Моисеевич Гляуберзонас и красноармеец Сидор Иванович Синицын. Боже, что за фамилия? В финотделе, наверное, в две строчки пишут, чтобы за графу не вылезало. Хотя у Крестовоздвиженского, который нам маскировку делал в Киеве, подлиннее будет всё-таки.

Пока записывал в машине фамилии, раздался крик: «Воздух!»

И сразу же «Бам-бам-бам» – начали падать бомбы.

Я побежал к Кирпоносу, который всего шагов на десять меня опередил – ему-то двигаться намного труднее. Не привык еще к тому, что всё прошло у него там. Оставалось буквально пару метров – и тут меня накрыло упавшей палаткой.

Я помнил еще как спеленало брезентом, а потом приложило по пояснице, и по голове, да так, что в глазах потемнело. И я окончательно запутался в этих тяжелых складках. Подумал только, что вот отдохну немного, пока бомбежка не кончится, очухаюсь и выползу. Но разрывов больше не было – что тут бомбить, горсть палаток, и все дела. Скорее всего осколочными мелкими посыпал, СД-2 какими-нибудь. И контейнер небольшой. На такую площадь много не надо. А повторять… Пока развернется бомбер, пока прицелится – тут и наши истребители налететь могут. По крайней мере здесь они чаще случаются, чем где бы то ни было еще в округе.

Но вялость какая-то напала на меня внезапно, вот невозможно прямо. А дышать в этом мешке, который со всех сторон окружает, становится всё труднее. Вот тут мне на помощь кто-то пришел. Довольно грубо схватив за сапог, неведомая сила потащила меня наружу. А через пару секунд в процессе задействовали обе ноги, и уже весьма скоро я, пропахав носом брезент, вдохнул свежий воздух. Повернул голову, чтобы, во-первых, было легче дышать, а во-вторых, увидеть, кто же меня выволок на свет божий. Ничего себе! Буду писать мемуары, обязательно опишу эпизод, как генерал армии Кирпонос тащил меня за сапоги мордой вниз. Что характерно, сам при этом пребывая… далеко не в полном здравии. Михаил Петрович точно сам шатался – похоже, и ему досталось.

– Санитары! Бегом ко мне! Тут раненый! Быстрее, бараны! – рыкнул Кирпонос.

Ого, голос прорезался, точно на поправку пошел. Только кто тут раненый?

– Сейчас, тащ генерал, секундочку, – я попытался встать, но что-то сильно мешало согнуть левую ногу.

– Лежи, Петр Николаевич, – почти ласковое обращение плохо сочеталось с тем, каким способом он ускорил мое возвращение в предыдущее положение. Но обижаться на него смысла нет, уже то, что Кирпонос оказался в состоянии нагнуться, чтобы схватить меня за сапог, для него сейчас почти подвигом было.