Князь Федор. Куликовская сеча (СИ) - Злотников Роман Валерьевич - Страница 44

Глаза Дахэжан потемнели, а голос ее дрогнул:

— Целых два года? Боюсь, за такое время все ваши близкие или сгинули в полоне, или же их выкупили торговые гости фрязей. А значит, теперь они находятся так далеко отсюда, что и представить страшно… Мой старший брат был пленен со своими воями этой весной. Но пока мы смогли узнать, на какой рынок их отправили, пока собрали выкуп и ратников, снарядили ладью… Я уже пятый день хожу по торгу, вглядываясь в лица каждого адыгэ-мужчины, надеясь узнать хоть кого-то из нашего рода. Но не нахожу…

У меня аж сердце сжалось — настолько грустно и безнадежно горянка произнесла последние слова. Оглянувшись по сторонам, словно мог бы именно сейчас помочь ей найти родню, я шумно выдохнул, осознав, насколько это бесполезно — после чего сделал приглашающий жест рукой:

— Может, хоть немного пройдемся по базару? В дальнем конце торга встали мои люди, они продают меха. Могу ли я сделать вам еще один подарок — на память?

Дахэжан покачала головой:

— Как я уже сказала, у нашего народа не принято, чтобы мужчина просто так делал подарки незамужней деве… Но мы можем немного пройтись вместе — все одно у меня больше нет сил ходить среди бедных невольников.

Я согласно кивнул головой… Мы немного прошли вместе прежде, чем я задал очередной вопрос:

— На Руси ваш народ именуют касогами или черкесами… Вы же вот называете своих адыгэ. Но скажите мне, Дахэжан — откуда здесь, на невольничьем торге, так много ваших людей? Ведь Мамай привел черкесов на Куликово поле как союзников, а не как рабов…

Шагая рядом, девушка невесело усмехнулась:

— Горные кланы вблизи моря сумели сохранить свою независимость от орды — и темник действительно нанимал их в свое войско. Иные же вожди и князья привели свои дружины, как данники и слуги татар… Но и свободные, и зависимые адыгэ враждуют между собой, горные кланы не имеют единства — и царя, подобно храброму Тукару! Царя, когда-то сплотившего весь народ на борьбу с погаными и не пустившего врага в сердце гор! Благодаря жертве Тукара, павшего со всем войском, татары не смогли пройти вглубь наших земель — ведь последние его воины устроили обвал, закрывший перевалы…

Мне осталось только восхищенно покачать головой:

— Никогда ранее не слышал этой истории. Но она, пожалуй, даже более славна, чем подвиг спартанского царя Леонида и его дружины в триста воинов! Что же выходит, горцы воюют друг с другом, а захваченных в бою пленников продают в рабство?

Дахэжан лишь согласно кивнула, не проронив при этом ни слова. Как видно, больная тема… И тут-то до меня дошло:

— Выходит, ваш брат также был пленен кем-то из адыгэ?

Девушка вновь кивнула — но мгновением спустя последовало и пояснение:

— Причин вражды может быть сколько угодно — кровная месть или похищение дочерей, коему воспротивились отцы. Угнанная овца или же спорная яблоня на границе наших земель… В горах кровь легко льется из-за людской жадности, зависти или гордости. И уже неважно, сколь мал или значим был повод вражды — она практически всегда кончается бранью. Сечей, засадами, подлыми нападениями на охоте…

На мгновение прервавшись, черкешенка с ненаигранной горечью в голосе продолжила:

— Именно на охоте был убит мой отец… А брат и его верные нукеры — пленены. Теперь же Абат — князь рода, совершившего эту подлость — желает подчинить себе наших воинов, забрать себе наши земли… Я — второй и последний ребенок своего отца, его наследница в отсутствии брата. И если я не найду Екежа в Азаке — или хотя бы не узнаю, куда его увезли, мне придется подчиниться воле убийцы моего отца… Стать женой его сына. Иначе он придет — и уже силой возьмет все, что только пожелает! Ведь после подлого нападения у нас осталось слишком мало воинов — а теперь еще и очень мало времени. Срок, данный мне Абатом на ответ, истекает в конце следующей седьмицы…

Мне осталось лишь только сокрушенно покачать головой — но одновременно с тем в рассказе Дахэжан я заметил явные несостыковки. Немного подумав, я все же решился уточнить:

— Скажи, Дахэжан — а откуда вам стало известно, что Абат продал вашего брата Екежа и его воинов именно в Азак?

Горянка с легким удивлением посмотрела на меня, после чего уточнила, пожав плечами:

— Серебро развязывает языки.

— Верно. Но оно развязало язык кому-то из рода Абата, чья дальняя родня проживает в вашем клане?

Черкешенка лишь кивнула в подтверждении моих слов.

— Так… И наверняка кто-то из членов этой самой семьи чудесным образом спасся после столь трагичной охоты вашего отца и брата, верно?

Дахэжан остановилась на месте, как вкопанная, округлив глаза — в них промелькнули одновременно и ужас, и понимание…

— Ну, ясно… Последний вопрос — после этой самой охоты, сколько воинов осталось в обоих родах? И скольких отправилось с вами, в Азак?

Горянка дрогнувшим голосом ответила:

— Ранее у Абата было чуть более сотни нукеров — примерно столько же, сколько и у моего отца. Но на охоте погибло и попало в плен три десятка наших мужчин… И еще двадцать воинов отправились со мной в Азак.

— Понятно… Ну вот теперь я расскажу вам, как все случилось на самом деле…

Я сделал приглашающий жест — и мы вновь пошли вместе, удаляясь с невольничьего рынка:

— Предатель из вашего рода, имеющий также родню среди людей Абата, продался именно ему — и выдал место охоты, где случилось нападение. После чего Абат, получив преимущество в воинах, предложил вам стать женой его сына, намеренно дав время на размышления — а предатель солгал, что вашего брата отправили на невольничий рынок в Азак… Наверное, это самый удаленный невольничий рынок от ваших земель — не так ли?

Потемневшая ликом девушка лишь кивнула, не проронив ни слова.

— Я не могу знать точно — но практически наверняка уверен в том, что Абат намеренно отправил вас на север по ложному следу. На самом же деле Екежа продали в Кафе — или на ином другом невольничьем рынке фрязей, коих здесь бесчисленное множество… Если бы вы сразу согласись на брак, Абат еще мог бы это принять — но любое промедление было расценено, как готовность бороться. В тоже время его нукеры также понесли потери в бою — а значит, перевес сил до вашего отплытия не был решающим. Но как только ваша ладья отправилась на север, численность нукеров Абата разом стала вдвое больше, чем воинов у вашего рода…

Прервавшись всего на мгновение, я с некоторым трудом закончил свою речь:

— Дахэжан — боюсь, вам уже некуда возвращаться. Воспользовавшись вашим горем, подарив пустую, но столь сильную надежду, вас обманули — и выманили, чтобы легче было забрать людей и землю… Возможно Абату даже не пришлось сражаться — достаточно было заявить, что вы бежали, отказавшись от замужества и бросив свой род. И пусть все ваши знают, что это ложь — но когда он явился, скажем, с девятью десятками накеров и встал против пятидесяти оставшихся у вас воинов, в эту ложь просто пришлось «поверить»… Когда же вы вернетесь, вас в лучшем случае сделают женой его сына — а то и наложницей самого Абата. Безраздельная власть над телом дочери врага — что еще может столь сильно порадовать старого выродка? Ну, а в худшем — в худшем случае вас просто убьют, чтобы наверняка…

Смертельно побледневшая черкешенка вновь замерла, посмотрев мне прямо в глаза:

— И что же мне делать?

Подумав всего мгновение, я неожиданно для самого себя порывисто предложил:

— Поедем со мной, Дахэжан — на Русь, в мои родовые земли! Там ты забудешь обо всем этом кошмаре, там ты выберешь себя мужа по сердцу…

Просветлевшие было глаза девушки тотчас потемнели — а я понял, что свалял дурака… Но не звать же замуж впервые встреченную мной девушку, пообщавшись с ней всего с полчаса⁈ Впрочем, про мужа по сердцу — это ведь может быть и обо мне, просто хоть немного узнать друг друга в пути…

— Бежать на север, в то время как мой род, род моего отца и брата подчинил себе подлый предатель и убийца? Нет! Лучше уж смерть — но смерть в бою!