Князь Федор. Куликовская сеча (СИ) - Злотников Роман Валерьевич - Страница 51

Но куда большую опасность для двухсотенного отряда изможденных женщин и мужчин представляли несколько десятков уцелевших татарских всадников, коих Азат-бек мог бросить на нас просто острастки ради! Именно по этой причине назад, к пристани, мы уходили уже улицами, надеясь, что татарские конные стрелки нас не заметят…

И — пронесло. Очевидно хаос, охвативший Азак, вынудил джагуна отступить в верхний город, где удобно обороняться, защищая дворец мурзы, мечеть, и прочие каменные «административные» здания, окружённые валом и прикрытые крутыми отрогами косогора… Впрочем, бек мог уйти и в степь, где его конные стрелки действительно неуязвимы — а мог и вновь попытаться вмешаться в городской бой… Я не мог знать о том наверняка — но, повторюсь, пронесло.

В свою очередь, третий «очаг» опасности представляли венецианцы. Причём последние могли двинуть как нам на перехват (маловероятно, но все же), так и на выручку генуэзцам — а то и вовсе ударить по кораблям, оставшимся практически без охраны! Ведь по изначальному плану я собирался выставить у кораблей заслоны, да только после уже не осталось людей… Пожгли бы фрязи наши ушкуи, прорубили бы лодкам дно, покуда повольники заняты «соседями»!

Правда, этот худший дня нас расклад имел бы далеко идущие последствия для самих венецианцев — ведь в этом случае неизвестные разбойники остались бы в Азаке, горя желанием отомстить итальянцам. Тем не менее, для особо решительного начальника гарнизона и этот вариант развития событий мог показаться вполне оптимальным: «мы отсидимся за крепостными стенами, зато враг уже не сумеет уйти, и будет разбит татарами».

Однако я или чего-то не понял на счёт так называемого «союза» Генуи и Венеции в Азаке. Или, что вернее, венецианцы просто не рискнули покинуть надёжную крепость, когда враг УЖЕ проник в Тану генуэзцев и устроил там бойню… Удобный (и иногда даже верный) в случае беды принцип «моя хата с краю» в средневековье актуален, как никогда!

Хотя к чести венецианцев стоит признать, что ведущие в город ворота они открыли, принимая всех итальянцев, бегущих от черкесов и ширящихся в Азаке пожаров. Ну хоть что-то…

Окинув пристань напряжённым взглядом, я с облегчением отметил, что стяг со святым Георгием Победоносцем все ещё развивается у черкесской галеры. Нет, если бы венецианцы решились бы на вылазку, десяти гребцов наверняка хватило бы, чтобы перевести судно на противоположный берег Дона… Но все же сейчас я испытал сильное облегчение!

И попутно обратил внимание на ушкуйников Уса и примкнувших к нему атаманов, вовсю тянущих из Таны всякий хабар — очевидно, бой внутри генуэзской цитадели уже закончился…

— Алексей, проследи, чтобы всем хватило места!

Ближник серьёзно кивнул, после чего повёл освобожденных невольников к пока ещё свободным судам. Полсотни лодок вместимостью человек пять-шесть, и чуть меньше рыбацких стругов — в них можно посадить человек по пятнадцать-двадцать. Мы же освободили чуть более тысячи русичей — значит, места на судах должно хватить всем; в крайнем случае, кого-то посадим на ушкуи повольников, понесших неизбежные потери.

Сделав не шибко хитрые расчёты в уме, я сделал в памяти зарубку — нужно подчистить до остатка все продуктовые склады, таверны и чайхану, выгрести весь запас снеди. Все одно на переход до Ельца её не хватит — но хотя бы на первое время, отойти подальше от Азака! После чего я тведо двинулся прямиком к галере Дахэжан, приняв, как кажется, одно из самых важных решений в новой для себя реальности… В конце концов, если все не по-настоящему, то почему бы и нет⁈ А если по-настоящему…

То тем более.

— Где мои люди?

Судя по тону и горящим глазам, княжна сильно волнуется. Да и есть чему: если повольники организованно выходят из Азака с грузом захваченной добычи, а мои воины также организованно вывели наших невольников, то никто из черкесов на пристани так и не появился.

Я немного помолчал, размышляя, как лучше подать правду, после чего негромко спросил:

— Вы доверяете Бэричу?

Княжна поспешно кивнула — хотя от меня не укрылась тревога, на мгновение отразившаяся в её глазах. Я же кивнул в ответ — после чего указал на ближнюю к нам галеру (с удовольствием отметив, что пушки уже вырублены из планширя):

— Отправьте на фустэ своих людей, пусть дожидаются возвращения Бэрича и черкесов, кто последует за ним. Вернувшись домой, он отомстит Абату за вашего отца и брата.

Услышав мой ответ, княжна глубоко задышала, с волнением и негодованием смотря мне прямо в глаза. Но я не отвёл своего взгляда — и тогда Дахэжан решилась:

— Месть за отца и брата я должна свершить сама! Почему вы говорите, что лишь Бэрич отправится домой⁈ Я пойду со своими людьми и…

— Нет.

Я ответил спокойно, но твёрдо — и княжна, прекрасно понимая, что сейчас она не в той позиции, чтобы реагировать излишне горячо, чуть дрогнувшим голосом переспросила:

— Нет?

Я согласно кивнул, вновь повторив:

— Нет. Вы доверяете Бэричу — хорошо, это ваше право. Но я видел, в какое бешенство пришли адыгэ, получившие свободу. Они бросились мстить — и будут мстить, пока Азак не обратится в груду пепла, а на горизонте не покажутся татары. Будет чудом, если до конца этого дня мои воины не вступят в бой с черкесами! И если Бэрич все же сумеет справится — он соберёт столько людей, сколько сможет, чтобы уйти в горы. Если нет — а скорее всего, нет, здесь все адыгэ и падут. Я же не могу рисковать вами — а потому забираю с собой!

И ведь сейчас я говорю совершенно искренне — особенно, если предположить, что все реально, и я провалился в прошлое. Ибо в этом случае я действительно спасаю девушку от верной гибели…

Какое-то непонятное чувство промелькнуло в глазах Дахэжан — скорее это была смесь чувств из природной гордости и неуступчивости горянки, потаенного страха и… Облегчения? Тем не менее, ожидаемо вскинув подбородок, княжна ответила максимально твёрдо — насколько твёрдой вообще можно быть в текущих обстоятельствах:

— Я останусь со своими людьми! У меня есть долг перед моим родом, перед отцом и братом…

Я решительно перебил девушку:

— Если последуете путем долга, то все, что вас ждёт — это бессмысленная смерть в Азаке. Ну, или же судьба бесправной невольницы в доме господина-фрязина… Но отец уж точно не желал вам этой судьбы, Дахэжан. А брату — брату вы вряд ли сможете помочь. Если он и жив, то Абат наверняка позаботился о том, чтобы его как можно скорее продали и увезли в земли фрязей. Увезли за несколько морей туда, где вы уже никак не сможете его найти и помочь…

Дахэжан не нашлась что ответить, но и с места не сдвинулась, и своим воинам ничего не приказала. Тогда я впервые за этот день открыто улыбнулся:

— Евдокия… У моего народа также есть традиция умыкать невест. Родительского благословения просить мне не у кого — так что я заберу тебя с собой. По твоей воли, или против её… Все одно заберу — и никому не отдам. Помешать твои нукеры мне все одно не смогут, только зазря сгинут.

Глаза девушки полыхнули огнем — и она тотчас что-то резко приказала телохранителям. Те встрепенулись — и я невольно положил руку на рукоять клинка, прикинув, что должны сдюжить наверняка: вместе с Андреем и мной нас семеро против пяти! Однако встревоженные черкесы не ринулись в драку — а лишь что-то переспросили у Дахэжан. Но княжна вновь требовательно повторила свое указание — и нукеры неспешно двинулись по сходням на причал, с тревогой поглядывая на нас…

— У моего народа женихи похищают невесту по предварительному уговору. Если его нет, и девушку умыкают против воли, за неё могут отомстить!

Я не стал уточнять, кто сможет отомстить за гордую черкесскую княжну, оставшуюся без дома и родни. Нет — вновь улыбнувшись, я задал именно тот вопрос, что она хотела услышать:

— Так ты согласна пойти за меня?

В этот раз глаза черкешенки сверкнули определённо радостно:

— Да!

— Несколько пудов серебряного сырья с монетного двора, еще три пуда золотых, серебряных монет и самоцветов, взятых с купцов — а отрезов парчи и шелков теперь хватит, как видно, каждому воину, подарить своей любушке или продать! Разве обманул я вас, повольники, зовя за собой на фрязей⁈