Пазолини. Умереть за идеи - Карнеро Роберто - Страница 1

Roberto Carnero

PASOLINI. MORIRE PER LE IDEE

Печатается с разрешения Giunti Editore S.p.A.

Впервые опубликовано под импринтом Bompiani в 2010 г.

Первое расширенное и дополненное издание опубликовано Bompiani / Giunti Editore S.p.A. в 2022 г.

Фото на обложке AF Archive/Mary Evans/East News предоставлено фотоагентством EAST NEWS Russia

© Giunti Editore S.p.A./Bompiani, Firenze-Milano, 2022

© М. С. Соколова, перевод, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Эта книга переведена благодаря финансовой поддержке Министерства иностранных дел и международного сотрудничества Италии.

Questo libro è stato tradotto grazie a un contributo del Ministero degli Affari Esteri e della Cooperazione Internazionale italiano.

Анжеле Феличи и Маурицио ди Бенедиктису

На добрую память

В знак признательности за наши столь приятные беседы о Пазолини

Или выразить себя ценою смерти, или остаться безмолвным и бессмертным

(Пьер Паоло Пазолини, Еретический эмпиризм)

Прежде чем рассказать, почему я осмелился написать книгу о Пазолини (очередная книга о Пазолини…), я решил задать самому себе вопрос, что же такого особенного было в этом художнике, умудрившемся вызвать такой расцвет критической мысли, каким вряд ли могут похвастаться другие итальянские авторы второй половины ХХ века.

Пьер Паоло Пазолини – фигура огромной значимости в истории второй половины ХХ века. Он смог овладеть, в гораздо более значительной степени, чем его современники, самыми разными формами художественного самовыражения: был поэтом, прозаиком, драматургом, режиссером кино, литературным критиком и журналистом, хотя сам предпочитал именовать себя просто «писателем».

В своих трудах он из раза в раз затрагивал важнейшие социальные, культурные и гражданские проблемы Италии прошлого века: фашизм и Сопротивление, послевоенную политику, развитие неокапитализма в стадии экономического бума, социальные перемены в жизни буржуазии и пролетариата, революцию 1968 года и драматизм «стратегии напряженности».

Пазолини, провокатор в жизни и в искусстве, занял центральное место в культуре современной Италии. В каждом своем произведении он выражал волю к борьбе, пусть и в одиночку, против институций и тех консенсусных механизмов, которые лишают человека его сути. Его творчество – приглашение исследовать окружающую реальность, познать ее теневые стороны, не удовлетворяться простыми объяснениями конформистского толка.

Можно разделять или нет его выводы, его идеи и взгляды, но нельзя отказать ему в безусловной способности проницательно задавать вопросы, пробуждать течение мысли, генерировать споры и размышления, заставлять нас взглянуть на себя и на мир новым взглядом, под другим углом: это дар интеллектуала.

Мне хотелось бы назвать Пьера Паоло Пазолини величайшим и важнейшим итальянским писателем второй половины ХХ века; но я не могу утверждать это столь категорично, в том числе и потому, что это, скорее всего, не совсем правда. На литературной сцене Италии этого периода выступали и другие герои, оспаривавшие пальму первенства: Итало Кальвино, Чезаре Павезе, Беппе Фенольо, Эльза Моранте…1 Но я верю, что могу считать Пазолини выдающимся итальянским интеллектуалом второй половины ХХ века. Мне кажется также, что и писателем он был единственным в своем роде. По двум причинам, по крайней мере: во-первых, ему было свойственно уникальное качество выражать себя сразу в нескольких областях и в разных жанрах: от поэзии до романа, от театра до кинематографа, от журналистики до филологической критики, постоянно при этом обновляясь внутри открытого и мобильного творческого дискурса.

А во-вторых, – и это связано с его ролью интеллектуала, – такой фигуры, как он, нам решительно не хватает сегодня. «Пазолини продолжает задавать нам с трудом переносимые, а часто просто невыносимые вопросы: такова […] его “жестокость”. Жестокость, редко встречающаяся у итальянских интеллектуалов, напоминающая об ужасах мира, в котором мы обитаем, к которому привыкли (и который не может меняться без этой жестокости)»{Scalia 2020, стр. 58. Цитируется по тексту эссе Pasolini vivo, 1976 год.}: то есть мира, не обладающего смелостью взглянуть на реальность и сказать правду.

Ни один из авторов той эпохи не оставил в национальном образе и коллективной памяти Италии похожего следа, как в творчестве, так и в жизни. Влияние Пазолини не ограничивается только литературой и культурой, оно заметно и в итальянской истории, поскольку именно ей он всю жизнь противостоял, будучи убежденным в необходимости присутствия у интеллектуала высокого уровня моральной и гражданской ответственности.

Пазолини оказался способен, пусть и не без определенной двусмысленности и влияния личных предпочтений, задать вопросы своему времени, увидеть связи настоящего с прошлым, провести ясный и беспощадный анализ итальянской жизни, распространить его на весь мир, на будущие этапы нашего все более охваченного глобализацией существования. Каждый его «идеологический текст», в стихах и прозе, говоря словами Джанфранко Контини2, представляет собой «формулировку не рационалистическую, но символическую, герметическую, “полную страсти”»{Цит. по Nico Naldini, Cronologia, в R1, стр. CXLV–CCXII: CCVIII.}, что отнюдь не умаляет ее значения, даже наоборот, повышает, показывая, насколько глубоко его идеи укоренены в самом интимном опыте и до какой степени «частное» и «политическое» (перефразируя старый девиз протестов 1968 года) были для него одним и тем же, проблемой, которую, рассматривая сквозь призму собственной субъектности, он в конце концов превратил в экзистенциальный вопрос. Таким образом, он дал начало продолжительным, глубоко личным размышлениям критической направленности о культуре, обществе, политике; его выводы и по сей день являются его самым ценным наследием. «Страсть» и «идеология» превращались для него в единое целое по мере того, как произведение становилось выражением одновременно и личных, и социальных противоречий.

Поэтому, 100 лет спустя после дня его рождения и почти 50 лет с момента его смерти, некоторые его прозрения в области самых темных и сложных сторон нашего общества кажутся, увы, пророческими. Я использую это прилагательное – пророческий, – несмотря на то, что им злоупотребляют в отношении Пазолини, и я его не очень люблю, ведь в подобных случаях это слово выглядит слишком туманным, эзотерическим, мистическим. Пазолини отнюдь не был провидцем, обладающим тайным знанием или способностями медиума. Он просто умел предвидеть пути развития и изменения современного мира, и делал это потрясающе точно: глядя внимательно на настоящее (свою собственную жизнь) и заставляя его взаимодействовать с собственной уникальной культурой и чувствительностью, он в воображении (зная заранее, что случится) чувствовал направления изменений. В его произведениях нет ни одной детали, которая не была бы глубоко погружена в реальность его времени, при этом каждая подробность несет в себе метафорический заряд, способный рассказать о том, что находится за пределами случайностей, и предугадать будущее. Пазолини был способен сформулировать проблему в самом широком смысле.