Крест Марии (СИ) - Фонд А. - Страница 52

Честно скажу – ожидала увидеть, всё, что угодно. Но реальность превзошла все мои ожидания. В чемодане была большая радиокоробка и пять небольших, размером чуть меньше, чем школьный пенал, раций. Это что же такое! Неужели я смогу теперь слушать радио? Передачи с Земли? А, может, я смогу даже посылать сигналы домой и меня спасут?!

Дрожащими руками я извлекла все предметы и принялась их рассматривать. Радиокоробка не особо впечатляла, но это было уже что-то! Кто же этот умелец, что смог из подручных средств сделать радио? Этого я уже никогда не узнаю. Может, даже сам Борис. Но он погиб, а расспрашивать кого-либо ещё – чревато последствиями. Проделка Щукаря все ещё не выветрилась из моей головы.

Я аккуратно поставила коробку на стол, осторожно, стараясь не повредить, вытащила усик антенны вверх и покрутила ручку. Сперва ничего не происходило. Тогда я обнаружила чуть ниже, под «окошком» со шкалой небольшой рычажок. Я его прощёлкнула до самого упора, и радио внезапно ожило – послышался треск, какие-то клацанье. Я напряженно вслушивалась в звуки – но увы, это был белый шум. Затем я начала медленно и осторожно прокручивать ручку со стрелкой туда-сюда.

И вдруг на одной из частот раздался сухой щелчок, и я услышала явные звуки голоса! Они были чуть искаженными, механическими, но там однозначно разговаривали!

С ума сойти!

Я вслушивалась, вслушивалась, но помехи были столь сильными, что единственное, что мне удалось – это выловить какие-то отдельные слова.

«...на завтрак… хочу котлету… молоко… как надоел этот гратен…».

Я не знала, что значит слово «гратен», но очевидно что-то съедобное. Слово похоже на французское, но могу ошибаться.

В ответ второй голос произнес длинную торопливую тираду, но сквозь хрипы и щелчки я расслышала всего два слова «рыба» и «пюре».

В общем, обычный трёп двух человек на примитивные бытовые темы.

Не думая, я взяла одну из раций и щелкнула тумблером.

Раздался мелкий треск, и рация вдруг ожила.

Я услышала разговор двух, очевидно этих же, человек так явственно, словно они находились в двух шагах от меня:

– А я все вино выпиваю сразу же.

– Ну и зря! Я вот люблю сперва немного отпить, а остальное – растягивать по глоточку на весь день.

– Вино – ерунда, лучше бы давали виски. Или самогон.

Я с алчным любопытством слушала их разговоры. И нравственные сомнения не одолевали меня. Да-да, я знаю и вполне отдаю себе отчет, что подслушивать чужие разговоры неправильно и не красиво. Но сейчас я ничего не могла с собой поделать.

Это же была человеческая речь!

Тем временем собеседники подробно обсудили меню тюремной кухни и переключились на другую тему. И тут я аж затаила дыхание. Говорили о пропавшем Щукаре и о том, что сейчас ищут, кто был причастен к исчезновению Щукаря. Среди имен, что назвали, мне было знакомо только имя Людоеда. Его недавно упоминал Архитектор.

Хм, странно, что же это за группировка такая? У них есть даже свои рации. Они подготовились прекрасно и могут общаться между собой даже на расстоянии. И боюсь даже подумать, что будет, если они проведают о моей причастности к гибели Щукаря.

Хоть это и не гуманно, но в данный момент я крепко так порадовалась, что устранила Щукаря руками дяди Лёни. И что его больше нет, и все ниточки ко мне оборваны.

Голова закружилась. Я выдохнула. И только сейчас обратила внимание, что вслушиваюсь в разговор, затаив дыхание. Чуть не задохнулась сдуру!

Когда эти двое начали опять трепаться, обсуждая какую-то Анечку и ее выдающиеся формы, я сбегала дёрнула рычаг и затем торопливо вернулась обратно к столу.

Далее разговор перешел на такое, что я аж взмокла. Обсуждали меня.

– Так ты говоришь бабёнка эта, что носки вяжет, ничего так? Мария вроде? Только дура, да? – спросил первый

– Все бабы дуры! – захохотал второй.

– А давай её проверим… – предложил опять первый, – на спор?

Они мерзко расхохотались, и кровь бросилась к моим ушам.

Дальше они стали говорить о каких-то технических гайках, я половину вообще не поняла. И в этот момент раздался лязг от стыковки.

Впервые досадуя на помеху, я метнулась к окну люка.

Это оказался Архитектор.

– Здравствуй, Мария, – сказал он, растягивая слова своим невозможно красивым голосом. – Как у тебя дела?

– Хорошо, – сухо ответила я и сразу перевела разговор в деловое русло. – Обмен будет?

Судя по тому, как дёрнулся у него глаз, обмена явно не будет опять, а выслушивать его речи мне было неприятно, к тому же меня ждало радио и разговоры таинственных незнакомцев. Я судорожно начала выдумывать, как бы поскорее отделаться от него.

– Как продвигается выполнение моей просьбы? – тем временем спросил он, не замечая мой отстранённости.

– Пока никак, – ответила я.

– Ходят слухи, что ты с луковианцами постоянно общаешься?

– Я со всеми имею дело, – уклонилась от ответа я, – вяжу носки, об этом все знают. И кому они нужны – могут выменять у меня на другие вещи.

– То есть никаких особых делишек у тебя с ними нету? – прищурил красивые глаза Архитектор и меня накрыло ещё большее раздражение.

– А что за делишки могут быть с ними? Я даже не понимаю, о чём они говорят.

А сама удивилась: расизм к луковианцам здесь, видимо, цвёл буйным цветом. Вот уж не ожидала.

– А что они… – начал было Архитектор и тут внезапно в глубине моего креста громко запиликала рация.

– Что это? – резко напрягся Архитектор.

– Окошко кормильни. У меня такой звук, – уклончиво ответила я.

– А ты случаем чемоданчик Бориса не прихватила? – пристально всматриваясь мне в глаза, спросил Архитектор.

– А как бы я его прихватила? Когда? – пожала плечами я и едко добавила, – не кажется ли вам, товарищ Архитектор, что вы переходите все допустимые границы? Если на обмен ничего нету, тогда до свидания. Всего доброго…

Но я уже отошла от окна. Вслед мне неслись яростные крики Архитектора:

– Мария! Подожди! Постой, Мария!

Когда я ушла из зоны его видимости, я быстро подскочила к рации и торопливо повернула тумблер рычага. Раздался тихий щелчок и какафония звуков мгновенно смолкла.

Кошмар! Это ж надо было так спалиться!

Он явно что-то заподозрил. И теперь не удивлюсь, если начнёт охотиться за мной, чтобы вернуть рации. Я задумалась. Хотя убивать меня, как Щукарь, он не будет – ведь тогда чемоданчик с рациями останется у меня в кресте. Однако есть вероятность, что новый узник вернет им рации. Но тоже не факт.

Поэтому, думаю, что так рисковать он не будет. Скорей всего попытается найти со меной общий язык, и втянуть в свою группу, обманным путем отобрать рации, а потом уж может быть всё, что угодно.

Поэтому теперь нужно быть крайне осторожной.

Вообще я обратила внимание, что чем выше ты поднимаешься, тем народ становится более рафинированным и одновременно мерзким, что ли.

Если внизу у людей и луковианцев единственные желания – вовремя дёрнуть рычаг, вкусно покушать и поспать. То здесь, как я вижу, разворачиваются целые интриги и тайны Мадридского двора. Я понимаю, конечно, чем им тут ещё заниматься, как не интригами? Более развитый разум жаждет пищи для ума.

Вот и чудят.

Мне же главное не попасть в жернова их разборок.

А ещё я решила пока ничего не рассказывать ни Вере Бпрониславовне, ни Анатолию. То, что они меня поддержали и помогли на первых порах – это еще ничего не значит. Я тоже буду им помогать и поддерживать. Право накопленные какие-никакие ресурсы мне это уже вполне позволяют.

И Николаю я тоже говорить ничего не буду. Он, конечно, влюбился, и пойдет за мной куда угодно, но это сейчас так. Сколько известно случаев, когда мужчина, пылко влюблённый в женщину, охладевал к ней со временем и наоборот, становился её заклятым врагом. Оно мне надо?

Конечно, нет!

Поэтому решено – пока никому ничего говорить не буду. А дальше уже будет видно, по обстоятельствам.

Приняв такое решение, я успокоилась, и, пока суть да дело, продолжала жить и крутиться, словно белка в колесе. Мой путь сейчас был туда, наверх, на Олимп.