Ответная угроза (СИ) - "Генрих" - Страница 51

— Григорич, кажись, мы тут не меньше двух дивизий положили. Как думаешь?

В ответ — восторженный мат. А вот и авиация. Ракетный-то удар закончился, «Катюши» прячутся, чайки азартно добивают уцелевших. Где-то высоко барражирует несколько эскадрилий Яков. У них задача выследить немецкие самолёты, найти аэродромы и приговорить их к смертной казни через пулемётно-пушечный огонь. Ну, и бомбардировщиками потом заполируем. Ибо нефиг.

И под занавес. Иду к телефону.

— Передайте Кузмичу. Сигнал — третий звонок.

Завершающий аккорд сегодняшнего дня, который уже быстро не закончится. К ударной группе, которой мы сейчас дали по голове, протягивается линия коммуникации. Боеприпасы и топливо подвозить надо постоянно. Вот сейчас в том направлении Кузнецов, полный тёзка Чапаева, и ударит силами своей 3-й армии. Если фрицы сосредоточили свои силы здесь, то значит, в других местах стало тоньше. И асы Рычагова ему в помощь.

— Понимаешь, Григорич, теперь, как опасно быть предсказуемым? — поучить подчинённых никогда не вредно. — Да-да, мы приготовились, план контрдействий разработали, всё так. Но началось всё с того, что мы правильно просчитали намерения фрицев. С этого начинаются победы и поражения. Если враг узнает про твои намерения, ты — проиграл.

Командарм-13 кивает. Окружающая свита уважительно мотает на ус.

— Оставшихся в живых в плен брать будем? — Никитин смотрит вопросительно.

— А оно тебе надо? Возись с ними… хотя можно переправу кинуть, какой-нибудь плот-паром изобразить. Хотя я бы не стал суетиться. Время на них ещё тратить. Кузнецов всех подберёт. Но если тебе не лень…

А мне лень. Одеваюсь и выхожу. На свежем воздухе с наслаждением потягиваюсь, не выспался сегодня. Мой рабочий день не кончился, но напряжёнки уже нет. Кузнецова Климовских подстрахует. У Рычагова соответствующий приказ тоже есть. Зря мы что ли несколько дней на подготовку потратили.

— Ну, что, Саш? Домой?

Уходим по тропинке от берега, в паре сотен метров отсюда меня броневик ждёт и взвод охраны. Василий Иванович Кузнецов предупреждён. Удачно откусит от Курляндского котла, получит ещё одну генеральскую звёздочку.

Окончание главы 13.

4 декабря, четверг, время 14:10.

Хайлигенбайль, 45 км на запад по побережью Фришского (ныне Калининградского) залива от Кенигсберга.

— Вот это ты угодил, так угодил… — восторгаюсь, слегка суетливо прохаживаясь по пустым цехам и площадкам. Как гномик из анекдота, что бегает по роскошной красавице и причитает «неужели это всё моё!».

Никитин гордо и довольно подкручивает ус. Цеха от людей пусты, а площадки забиты авиатехникой. Заставлены самолётами или их остовами довольно густо. Авиаремонтный завод ребята Никитина захватили. Целиком и целенький. Диверсанты Фурсова. Хотя, раз это Фурсов, то это мои ребята, а не его. Но без помощи обычных подразделений диверсанты не пляшут, надо признать.

И тут много всего. В одном месте останавливаюсь, лицо само разъезжается ещё шире. Фоккер-189, знаменитая «рама», самолёт-разведчик. Целых восемь штук! У меня аж руки трясутся от вожделения.

— Григорич, Григорич… — тычу подрагивающим пальцем, — сейчас же вызывай парней Рычагова, нет! Копцу срочно радиограмму! Пусть высылает спецов на Фокке-Вульф-189. Их тут восемь штук? И решай вопрос с местным персоналом, завод должен работать. Надо наших авиатехников подогнать…

Короче, я так заторопился, что начинаю спотыкаться. На той кочке, которая для руководителей зовётся «сделай сам», а начальнику ничего самому делать не надо. Его инструмент как раз и есть набор разнообразных специалистов.

— Григорич! У тебя ВЧ-связь… а чёрт! — она пока редко, где есть.

Но вспомнил, что, как минимум, один лётчик на «раму» есть у самого Никитина. И самолёт-разведчик базируется где-то в составе 11 смешанной авиадивизии.

— Надо срочно выводить отсюда матчасть, — меня грызёт беспокойство. В жизни слишком часто бывает такое, поманит тебя соблазнительным блеском лакомый приз, и тут же, раз! Обломинго! И приз превращается в туман, мираж и разбитые обломки.

— Всех лётчиков, которые умеют управлять этим катамараном — сюда! Так… без Рычагова всё равно не обойдётся, радиограмму ему… давай, быстро отсюда в штабной вагон.

По машинам и к бронепоезду, всё у нас там. По приезду сразу расчехляем все зенитки, Никитин, заразившись моей лихоманкой, снимает с Кенигсберга зенитный дивизион. Ставит городок в список самых защищаемых целей для авиаразведки. Короче, штабной бронепоезд Никитина «Паллада» на время становится центром управляющих радиоимпульсов по всему организму Западного фронта. И сразу после этого сдвигаемся к Кенигсбергу на десяток километров и накрываемся масксетью. Береженого командующего бог бережёт.

Кто-то скажет — дурью маюсь. Скажу, сам дурак. Больше сотни отличных самолётов на дурнинку одним махом! Такими поставками меня и родной советский авиапром никогда не радовал.

6 декабря, суббота время — 9:55.

Вюндсдорф, OKH (верховное командование сухопутных сил, Ставка Гитлера).

Целых двадцать минут были потрачены на истерику верховного вождя нации. Генералы, фельдмаршалы, гросс-адмиралы, — на заседании присутствовали Геринг и командование флотом в лице Эриха Редера и Карла Дёница, — слушали со всем вниманием. Прерывать и возражать на ходу, дураков не было.

После доклада Фридриха Ольбрихта (начальник главного армейског управления) о неудачном прорыве группы «Север» через захваченную Восточную Пруссию фюрер впал в ярость. Мрачный вышел доклад.

— Операция была подготовлена со всей тщательностью. Однако необъяснимо успешно сработала разведка генерала Павлова. Почти напротив предполагаемой переправы через Неман русские сконцентрировали свои силы. Относительно небольшие, поэтому их не заметили. Генерал…

— Маршал, — негромко поправил Йодль.

— Маршал Павлов скрытно подвёл к месту концентрации наших войск несколько дивизионов мобильных ракетных установок ужасающей огневой мощи. Их применение ранее не было зафиксировано, кроме единичных случаев на южном фронте. Огонь они открыли в момент начала наведения понтонного моста. Пехотные части по льду пройти не могли, толщина льда не достигла семи сантиметров.

Ольбрихт на пару секунд замолкает, как бы готовя собравшихся к неприятному.

— Интенсивным огнём в течение буквально нескольких минут танковая и моторизованная дивизии сорок первого моторизованного корпуса были уничтожены. Далее огонь был перенесён вглубь, существенные потери понесли все соединения группы прорыва. Общие потери достигли девяносто танков и бронемашин и до тридцати тысяч личного состава. Но это не все потери.

В кабинете устанавливается гнетущая тишина. Ольбрихт продолжает.

— Вызванная командующим группой генерал-полковником Георгом фон Кюхлером авиация не успела долететь до позиций русских установок. Их встретила многочисленная авиация русских. Было сбито тринадцать бомбардировщиков и два истребителя прикрытия. Русские потеряли всего три самолёта. Сразу после воздушного боя по нашим наземным войскам были нанесены удары русскими штурмовиками и лёгкими бомбардировщиками.

Ольбрихт вздыхает. Неприятные новости никак не хотели кончаться.

— Русские истребители последнего новейшего типа продолжали следить за нашими самолётами, покидающими место боя. И сумели обнаружить два ближайших аэродрома. Во второй половине дня их разбомбили. Мы потеряли ещё семьдесят самолётов.

На этом список неприятностей опять не заканчивается.

— Соседняя 3-я армия русских, находившаяся восточнее, воспользовалась разгромом ударной группы и ударила по направлению Кейденяй — Шауляй. В тот же день, 4 декабря. До Шауляя они не дошли, повернули в сторону Таураге. Они не старались окружить нашу группу, рассеяли её, частично уничтожили и взяли в плен около семи тысяч солдат. У них тоже были дивизионы этих ужасных ракетных установок. Русские войска вклинились в Курляндский плацдарм большим треугольником.