После потрясений (ЛП) - Диксон Руби - Страница 8

Поэтому я шлепаю его по руке, потому что с меня хватит этого дерьма.

Он втягивает воздух и смотрит на меня с потрясенным, уязвленным выражением лица.

— Я злюсь на тебя! — говорю я ему. — Как ты смеешь, черт возьми, терять свое дерьмо! У нас есть ребенок! Наш сын! Мы нужны ему!

Страдальческий взгляд Руха не поколебал меня.

— Как думаешь, что я чувствую, зная, что, когда я пострадала, мой супруг полностью потерял рассудок и подвергал опасности нашего сына? Сейчас не только мы с тобой, Рух. Нам нужно думать о ребенке. Я знаю, ты был напуган и беспокоился обо мне, но ты должен, обязан думать о Рухаре. Я не знаю, что бы я делала, если бы со мной что-то случилось, и ты не смог бы позаботиться о нем. Мне невыносимо думать о нашем сыне в одиночестве, точно так же, как твой отец оставил тебя в одиночестве.

Он вздрагивает. Мои слова причинили ему боль. Я чувствую себя самой подлой, безжалостной парой на свете, но все, о чем я могу думать, — это мой маленький Рухар, оставшийся без обоих родителей: меня, мертвой, и его отца, одичавшего. Это не очень приятная мысль.

— Разве ты не подумал о Рухаре? Мы должны быть сильными ради него, даже когда один из нас в беде. Он должен быть на первом месте для нас.

— Я думал о нем, — говорит мне Рух грубым голосом. — Я думаю о Рухаре. Всегда. Но потом я думаю о своем отце и о том, что он не жил после смерти моей матери. Он двигался, но не жил. — Он прижимает руку к груди. — Я думаю о Рухаре. Но… без Хар-лоу я не буду жить.

Слезы обжигают мои глаза. Я протягиваю руку и касаюсь его лица, потому что я так сильно люблю этого большого парня, и мне больно видеть, как ему больно.

— Я тоже люблю тебя, и я бы тоже не хотела жить дальше без тебя. Но мы же родители. Мы не можем быть эгоистами и думать только о себе. Хотел бы ты поступить со своим сыном так же, как твой отец поступил с тобой? Оставить его одного в этом мире? Как он постоит за себя?

Он медленно качает головой.

— Все, что я мог видеть, это тебя… и кровь. Я не думал.

Я киваю.

— Я люблю тебя и никогда бы не бросила тебя, если бы был хоть какой-то другой шанс. Любой. Ты же знаешь, я последую за тобой куда угодно. Тебе даже не пришлось бы спрашивать. Просто знай, что я всегда на твоей стороне.

Вместо того чтобы утешить его, он выглядит еще более обеспокоенным моими словами.

— Что такое? — спрашиваю я.

Он проводит большой ладонью по моей руке, затем по боку, как будто ему нужно прикоснуться ко мне всей и самому убедиться, что со мной все в порядке.

— Я думаю… много раз я думаю о том, чтобы вернуться в пещеру. Жить там. Сами по себе.

— Морская пещера? — спрашиваю. Это то место, где мы провели прошлый год.

Рух кивает, продолжая ощупывать меня руками. Это приятное ощущение. Я слишком устала и измотана, чтобы возбудиться, но одно его прикосновение — это чудесно. Мне это никогда не надоест.

— Морская пещера, — соглашается он. — Но… никакого целителя. Хар-лоу… сильная, но не такая.

Сильная, но не такая?

— Я знаю, что временами мое здоровье было немного хрупким. — Я вспоминаю рождение Рухара, когда я была так больна, что едва могла стоять. И тогда я думаю о своей опухоли головного мозга, которую держит в узде мой кхай. Ладно, может быть, у него есть причина так сильно беспокоиться обо мне.

— Хар-лоу должна оставаться рядом с целителем, — говорит он тихим голосом. — Всегда.

— Всегда?

— Я не потеряю тебя. — Его большие пальцы касаются моей челюсти. — Итак, я живу с шумным племенем. Потому что я живу с Хар-лоу. Я не выживу, если не будет Хар-лоу. — Мои глаза снова наполняются слезами. Черт возьми, я всегда плачу, не так ли? Я хватаю его и притягиваю к себе в страстном поцелуе, и я даже не возражаю, что наши зубы слегка стукаются.

— Я тоже тебя люблю, — шепчу я ему. — Я тоже не смогу жить без тебя.

Он ничего не говорит, просто прижимает меня к себе. Некоторое время мы лежим в моих мехах, просто завернувшись в одеяла и чувствуя нашу связь. Я понимаю, что мне нужно быть более осторожной. Рухар зависит от своей мамы, но Рух не может потерять еще одного человека, которого он так нежно любит. Он уже так много потерял в своей жизни и так долго был одинок.

Это все решает. Харлоу остается с целителем. Может быть, пришло время отказаться от моих поисков по восстановлению корабельного компьютера. Довольно спорно сейчас, когда корабль лежит на боку и, похоже, в любой момент может скатиться в новое ущелье. Но если Рух может отказаться от своих мечтаний о тишине и покое, потому что беспокоится обо мне, я могу отказаться от компьютерной мечты.

Это то, что может подождать до другого дня или другого человека. Мы живем здесь и сейчас, и я должна принять это. Если ша-кхаи довольны костяными копьями и меховыми покрывалами, то кто я такая, чтобы навязывать им обогреватели и камнерезы? Во всяком случае, их больше нет. Я вздыхаю.

Мне кажется, что я снова оказалась в затруднительном положении из-за потери Пещеры старейшин, но, по большому счету, я полагаю, что это очень мало. Мы все вместе. Мы здоровы. Остальное неважно.

Ребенок снова плачет, и моя грудь откликается. Я похлопываю свою пару по плечу.

— Хочешь сходить за нашим сыном, чтобы мы все трое могли прижаться друг к другу?

Он кивает и запечатлевает поцелуй на моей щеке.

— Ты останешься.

— Я никуда не уйду, здоровяк, — мягко говорю я ему.

И я говорю это серьезно.

Глава 4

ДЖОРДЖИ

— Он проснулся? — Я смотрю в сторону палатки Пашова. Люди устремляются к нему, включая его братьев и Фарли. — С ним все в порядке?

— Я не знаю, — говорит Джоси. Она протягивает руки, чтобы забрать у меня Тали. — Фарли кричала об этом, когда подбегала туда. Ты хочешь, чтобы я заменила тебя, чтобы ты могла пойти поздороваться?

Я бросаю на нее благодарный взгляд и протягиваю длинную бедренную кость, которую использую в качестве мешалки для супа. Мы делаем все возможное, чтобы каждый кусочек мяса получился нежным, так что суп подойдет всем — даже ша-кхаи, которые не являются большими поклонниками готового мяса. Однако из одного пернатого зверя можно приготовить столько супа, что им можно накормить все племя, так что это мудрый шаг. Кроме того, есть фрукты, которыми можно поделиться потом. Рокан и Лейла вернулись с новыми сумками фруктов, и мы тщательно сохраняем семена и косточки для пересадки, а остальное сушим, пока оно не испортилось.

Но я хочу увидеть Пашова, как и все остальные. Поэтому я протягиваю ей и мешалку, и ребенка.

— Вернусь в мгновение ока.

Я направляюсь к палатке и заглядываю через плечо Фарли, которая придерживает открытым один край защитного экрана у входа. Кемли и Борран сидят рядом с его кроватью, его мать держит его за руку и сияет от счастья. Напротив них, по другую сторону от Пашова, сидит Стейси, которая снова и снова вытирает глаза. Она выглядит усталой, но испытывающей облегчение, и я так рада за нее.

Пашов худой — он почти ничего не ел за те дни, что был без сознания, и щеки у него впалые, а цвет лица бледно-голубой. Он улыбается своим родителям, а затем сестре.

— Я в порядке, правда. У меня болит голова, но это все.

Стейси тихонько всхлипывает, и брови Пашова опускаются, его улыбка немного гаснет, как будто ее реакция сбивает его с толку.

— Сын мой, — говорит Кемли, снова сжимая его руку в своей. — Ты никогда больше не должен так меня пугать. За каждый час, что ты спал, я постарела на три смены времен года.

Он усмехается, а затем прижимает свободную руку ко лбу.

В палатке становится тихо, все выглядят обеспокоенными. Пока я наблюдаю, Стейси дрожит, прижимая пальцы ко рту.

— Со мной все в порядке, — говорит Пашов. Он потирает лоб, а затем печально улыбается нам. — Это не более чем головная боль после того, как ты выпил слишком много сах-сах. Не беспокойтесь обо мне. Я скоро снова выйду на охоту.