Титан империи 4 (СИ) - Артемов Александр Александрович - Страница 53

Тут же из приемной показался инквизитор.

— Вы, Евгений, проходите в приемную и устраивайтесь. А вот вы, Иван Ильич, — тепло улыбнулся Феликс Эдуардович. — Прошу в мой кабинет. Тут недалеко

Мой осунувшийся сосед с инквизитором потопали дальше по коридору, а я, поздоровавшись с секретаршей, уселся в мягкие кресла в приемной.

Через минуту из дверей ректорской обители вышла голубоглазая девушка с пепельной длинной косой. Мельком взглянув на меня, она быстро покинула приемную. Тут же ко мне обратилась секретарша:

— Евгений Михайлович, прошу-с, — и она указала на двери.

Набросив на себя скучающий вид, я прошел в кабинет и… Признаться, немного удивился. Я ожидал куда более богатой обстановки, но коридор снаружи выглядел презентабельней, чем непосредственно владения ректора ГАРМа.

Тут было довольно темно, но на глаза не попадалось ни сусального золота, ни дорогих портьер, ни ковра, в котором можно утонуть — ничего, кроме книжных полок, камина и стола у полукруглого окна, которое занимало почти всю стену.

За ним догорал закат, и лучи ползали по портрету Императора на противоположной стене. В углу притаилось Имперское знамя, а рядом сверкали ликвидаторские доспехи.

— Ага! — раздался голос, и из-за стола показался худощавый старик с клиновидной бородой, но без усов. — Вот и вы. Скалозубов, полагаю?

— Да. Но, прошу прощения, ваше сиятельство, мне сказали, что в вашем заведении фамилии запрещены, — отозвался я, подходя к столу. — По крайней мере на первом курсе.

— А вы пока не на первом курсе, молодой человек, — мой собеседник поднял палец вверх, и тот сверкнул отполированным металлом. — Вы пока только абитуриент, и только от меня зависит, кем вы выйдете из этого кабинета.

Ректор обошел стол и направился ко мне. Вернее, объехал стол — он сидел на инвалидном кресле. Ноги у него отсутствовали почти по самые бедра.

Я немного опешил, но ректор быстро оказался рядом и протянул мне правую устрашающую механическую руку. Левая конечность у него имелась, но она была такой маленькой и иссушенной, что казалась мертвой. Два близоруких глаза смотрели на меня как на диковинку.

Признаться, немного иначе я себе представлял главного человека в ГАРМе.

Хватка механической конечности оказалась вполне мягкой, впрочем, уверен, что если бы ректор захотел — легко оставил бы меня без руки.

— Присаживайтесь!

Он кивнул на кресло напротив камина, над которым висел длинный фламберг с пламенеющим лезвием.

— Чай? Кофе? Или что у вас в Сибири предпочитают пить? Липовый мед?

— Чай, спасибо, — сказал я и расположился в кресле. — Кофе предпочитаю утром.

— Зиночка, плесни нам с Евгением Михайловичем чая, будь душкой! — крикнул ректор.

— Сейчас Павел Петрович!

Ректор остановил кресло напротив меня и как-то совсем по-простому упер свою «клешню» себе в бороду.

— Да уж… — пробормотал он после минутного молчания. — У вас прямо его глаза, Евгений Михайлович. Сколько вам сейчас?

— Восемнадцать. Вы тоже знали моего отца?

— Конечно. Мы с Михаилом Александровичем поступили в один день и когда-то были хорошими товарищами. Сколько Монолитов мы закрыли? И сосчитать боюсь, да и не упомню.

— Приятно слышать.

— Да, а я уже и не гадал, что Скалозубов снова вернется в ГАРМ, — он продолжал изучать мое лицо, а механические пальцы теребили бороду. — После стольких лет в ссылке… Надеюсь, родовой перстень с вами?

— Да, но мне сказали особо им не светить.

— И это правда. Правила у нас строгие, и если вы поступите к нам, вам лучше не доставать его из тумбочки. У нас учится огромное количество молодых людей из самых блестящих родов Империи — Басмановы, Воротынские, Болконские, Толстые…

Признаюсь, когда он назвал фамилию «Воротынский» меня словно кольнуло иголкой, но внешне я остался невозмутим. Вот значит как? В ГАРМе учится и отпрыск злейшего врага моего отца? Интересно… Надо бы поглядеть на него хотя бы одним глазком до того, как он решит найти меня, а то, что он решит — в этом я не сомневался.

Вот только, как узнать, кто именно носит эту фамилию без родовых колец и со строгим запретом называть свои рода? Мда, а теперь этот принцип ГАРМа уже не казался мне таким хорошим. Моим злейшим врагом может быть кто угодно.

Одно я мог знать наверняка — Иван точно не Воротынский.

— … Голицыны, Хованские, Скуратовы и Меньшиковы, — наконец, законил перечислять знаменитые рода мой собеседник. — Но не думайте, что все они попали сюда из-за фамилии. Даже наследник престола учился здесь, и даже ему мы устроили испытание…

Ага, понятно к чему клонит ректор. Ну что ж, я и не думал, что все будет совсем просто.

— Мы не делаем исключения ни для кого, — продолжал сеанс внушения сидящий в кресле старичок. — «В ГАРМе все равны» — это принцип, с которым это учебное заведение открывал еще дед нынешнего Государя, и я намерен сделать так, чтобы ничего не поменялось в этом принципе. ГАРМ стоит не потому, что мы принимаем детей своих старых друзей, извините, по блату.

— Павел Петрович, — сказал я, останавливая его словесный поток. — Что мне нужно сделать, чтобы вы перестали говорить «если» о моем поступлении? Вы хотите, чтобы я прошел экзамены, как и все? Это справедливо, и я готов.

— Рад это слышать, — ректор откинулся в кресле. — Но прежде, хотел бы поинтересоваться, вы уже сталкивались с Нексусом?

— Совсем недавно мы с моими людьми на два дня буквально поселились в Монолитах. Их было одиннадцать штук.

Может, мой ответ и звучал как хвастовство, но, пожалуй, текущий момент не предполагал излишней скромности.

Что дальше? Спросит про ранг? Ох, или сейчас тоже будет пытаться прощупывать!

Однако нет. Ректор только кивнул и с довольным видом произнес:

— Хорошо. Тогда приступим.

— К чему?

— Как к чему? К экзамену, конечно!

Фига себе! Как-то этого я совсем не ожидал. А что если он решил погонять меня по истории Династии или устроить контрольную по географии? Тогда мне крышка.

Но Павел Петрович всего лишь снова протянул мне руку. Но на этот раз левую, и она у него ощутимо дрожала.

— Смелее! — кивнул он, и я не слишком понимая, что от меня хотят, взял его «лапку» своей левой и…

Вспыхнул ослепительный свет, и все закрутилось. На мгновение в глазах потухло, а потом я словно проснулся. В ушах звенело, но немного погодя я услышал голоса сотен людей, пение птиц и рев автомобилей.

Напротив меня, улыбаясь, стоял Павел Петрович, и да — на своих двоих. Обе руки у него были на месте, а на вид этому «старику» было не больше сорока. На плечах у него лежала длинная серая шинель.

Я оглянулся и охренел еще больше.

Между привычных зданий словно стрелы вверх уносились сверкающие на солнце стеклянные небоскребы. Новенькие машины подмигивали фарами, повсюду слышался смех и веселые крики множества людей, а на тротуаре не было ни одной розы. Вообще.

А между домами, чуть поодаль, виднелась крепостная стена из красного кирпича. Над ее зубцами возвышалась зеленоглавая башня, а на ней висели огромные часы. В следующую секунду они ударили полдень.

Не в силах вымолвить ни слова, я повернулся к ректору, а он только улыбнулся.

— Добро пожаловать в Москву, Евгений.

— Алло…

— Добрый вечер. Светлана Александровна Герасимова, не так ли?

— Да. Кто вы?

— Вы меня не знаете, но я тот, кого очень хорошо знал ваш покойный отец, Александр Христофорович. И да, позвольте мне сообщить вам эту печальную новость.

— Покойный⁈ Что случилось?

— Светлана Александровна, возьмите себя в руки. Ваш отец умер по дороге во Владимир, и, нет, обстоятельства мне неизвестны. Лишь факт того, что за последние несколько суток у вас погибли все близкие родственники, ваше родовое гнездо сожжено дотла, все слуги убиты, родовая армия с ликвидаторами все как один присягнули смертельным врагам. А они разве что пожалели ваших мачех и тетушку, но с ними вы, насколько мне известно, совсем не знались. Примите мои соболезнования, но медлить нам не стоит. Вы меня слышите? Продышитесь и ответьте.