Авиатор: назад в СССР 11 - Дорин Михаил - Страница 3

Аккуратно погладив его по радиопрозрачному конусу, я осмотрел стойки, закрыты ли все лючки и нет ли посторонних предметов в соплах или воздухозаборниках.

– Полетели? – тихо задал я вопрос самолёту, будто спрашивая его разрешения, и полез в кабину.

Зураб и я заняли свои места. Необходимые проверки перед запуском выполнили и пора запрашивать разрешение у группы руководства полётами.

– Гордый, ещё раз добрый день! 088, борт 207, запуск прошу.

– 088, взаимно. Запуск разрешил, – ответил руководитель полётами.

Весь алгоритм запуска выполняю строго по инструкции. Ничего не пропускаю. С каждой минутой чувствуется, что МиГ-31 оживает. Где-то красота и мощность существуют раздельно друг от друга, то в этом самолёте всё вместе и неразрывно.

После запуска двигателей проверяем остальные системы. В это же время у самолёта приходит в движение всё, что может шевелиться на крыле и хвостовом оперении. Чувство, что это живой хищник только усиливается.

– 088, прошу вырулить, – запросил я, когда весь алгоритм запуска был выполнен.

– 088, успеваете до темноты слетать? – спросил руководитель полётами.

– Вот как так можно работать?! Я же с тобой в самолёте. Целый штурман! Каждая секунда под контролем, – возмутился Купер по внутренней связи.

Не любил наш грузинский друг, когда его умения ставят под сомнение.

– Успеваем. Прошу вырулить, – ещё раз запросил я и получил разрешение.

На МиГ-31 я уже не первый раз летаю, но хочется чего-то нового. Самолёт уже производится серийно, стоит на вооружении, но есть «тёмные закоулки». Хочется проверить его на несколько иных режимах полёта. Об этом я спросил у Купера, но тот не сильно хотел окунаться в исследовательскую работу.

– Серго, ты только сильно не гони на этой зверюге. Тут можно «пережать педаль газа» так, что не впишешься в поворот и в открытый космос улетишь, – сказал Зураб.

– Сейчас нет, конечно. Как школу закончу, – посмеялся я, и остановил самолёт на техпосту.

МиГ-31 осмотрели. Коротышка техник ласково погладил левую консоль крыла, еле допрыгнув до него и мы вырулили на полосу для взлёта.

Очередной комплекс проверок и начался прогрев мощнейших двигателей. Время на часах уже 16.00, а летать мне не меньше часа. Садиться будем впритык к сумеркам.

– Гордый, 088 взлёт, форсаж, – запросил я и руководитель полётами тут же разрешил.

Большая, стремительная машина начинает слегка присаживаться на переднюю стойку. Отпускаю тормоза и включаю форсажи.

– Включились оба! – докладываю я, устремляясь со своим штурманом по полосе.

30 тонн тяги несутся на разбеге. Подъём носового колеса и отрыв. Шасси убраны, но форсаж по-прежнему в работе. Заняли высоту отхода в зону и можно погасить пламя двигателей. Готовлюсь выполнить отворот на заданный курс.

Резко, самолёт сильно затрясло! Сразу выключаю оба форсажа. Есть расхождения в параметрах, но в пределах нормы. Наблюдаю, как мигнула лампа выработки одного из баков. Что-то не то на самолёте. Он нездоров.

– Серго, там всё хорошо. Мы в точке первого разворота… уже пролетели. Ты давай не позорь меня! – возмутился Зураб.

– Тише, Купер. У нас что-то не то, – говорю я и начинаю плавно отходить в зону.

– Все параметры на десать баллов, генацвале, – через пару секунд отвечает Зураб.

И только он это сказал, параметры работы двигателей начали расходиться друг с другом.

– Нет-нет. Посмотри на двигатель и… вибрация небольшая, – говорю я. – Сливаем и на посадку.

Не успел я этого сказать, как самолёт снова тряхнуло. Загорелась лампа выработки левого крыльевого бака.

– Гордый, 088, задание прекратил, прошу заход сходу.

– 088, вас понял. Характер отказа? – запросил руководитель полётами как и положено в этот момент.

А что ему ответить? Тут и вибрация, и падение оборотов двигателя и отказы топливной системы.

– Гордый, 088, после посадки. Буду садиться сходу, – ответил я.

Загорелись практически все лампы, сигнализирующие выработку баков. Такое могло бы случиться в двух случаях. Либо что-то не так с топливной системой, либо у нас керосин льётся рекой.

В дополнение ко всему вибрация не проходит, а только усиливается. Параметры левого двигателя всё так же незначительно отличаются от нормальных.

В этот момент в памяти всплывает сама история испытаний МиГ-31. Именно после такого комплексного отказа было определено, что модификация двигателей Д-6, стоящих на этом истребителе, имеет дефект. Плюс к этому ещё и в топливной системе были свои нюансы. Подобный отказ в будущем произойдёт у одного из лётчиков-испытателей.

Реагировать нужно срочно!

– Гордый, 088, левый выключил. Готов к снижению, – доложил я, переставляя рычаг управления двигателем в нужное положение.

Появился небольшой разворачивающий момент, но вовремя удалось компенсировать его отклонением ручки управления самолётом и педалей. Но тряска продолжалась. Левый двигатель всё ещё был на оборотах авторотации.

– Разрешил снижение к третьему. Остаток? – запросил руководитель полётами.

– По топливомеру 9200, – ответил я в эфир. , -– По топливомеру 9200, – ответил я в эфир.

Начинаю выполнять вираж, отклоняя ручку управления самолётом влево. Постепенно снижаюсь, но наши с Купером беды продолжаются.

Загорается табло аварийного остатка топлива. Не может этого быть?! У нас топливомер показывает, что керосина ещё очень много!

– Купер, остаток, – запрашиваю я у штурмана.

– Серж, по загоревшемуся табло, остаток аварийный, – ответил Зураб. – Топливомер показывает 9 тонн.

В училище учили, что нужно верить приборам. Но сейчас это не так уж и просто. Показания-то разнятся с предупреждением на загоревшемся табло.

Самолёт ещё раз тряхнуло. А если сейчас лопатки двигателя разлетятся ко всем чертям?! Тут уже и прыгать будет поздно. Да и сейчас под нами одна из близлежащих к Циолковску деревень.

– Серго, решение, но сам я прыгать не буду.– запросил меня Купер, после того, как в очередной раз самолёт подвергся тряске.

Такое ощущение, что рядом с нами взрывается одна ракета за другой.

Уже виден аэродром. Сейчас бы побыстрее снизиться и заложить разворот с большим креном.

Всё в голове перемешалось. Настолько неординарная сейчас ситуация. А если это не то, что было у того самого Федотова и я просто солью остатки керосина? Себя и самолёт угроблю, и товарища туда же потяну.

– Под нами люди, Купер. Срезать не будем и зайдём на установленной дальности третьего разворота. Чтоб наверняка. У нас много топлива. Будем сливать, – ответил я, сняв справа жёлтый колпачок, прикрывавший нужный выключатель на панели приборов.

– Понял, командыр, – ответил Зураб.

На указателе скорости значение 600 км/ч, обороты работающего двигателя 90%. Самолёт летит без снижения, так что пора начинать слив.

– Гордый, 088 топливо сливаю и захожу на посадку, – доложил я руководителю полётами, одновременно отклоняя ручку управления в правую сторону и включая тумблер «Слив топлива».

– Вас понял. Условия на посадке прежние, – ответил он.

Как раз в этот момент тряска начала сходить на нет. Двигатель практически остановился. Топливо, если судить по показаниям топливомера, начало уходить.

– Вибрация снялась, – доложил я руководителю полётами, продолжая сливать топливо в безопасном районе.

– Топливомер показывает большой остаток, – сказал по внутренней связи Купер.

Прошло ещё несколько минут, прежде чем мы начали выполнять разворот на посадочный курс. Разворот выполнял с креном , чтобы не получилось сваливания.

– Гордый, выполняю четвёртый разворот, 1000 занял, – доложил я.

Шасси и закрылки пока не выпускаю. Закрыл кран слива топлива в тот момент, когда Купер мне подсказал, что остаток нам позволяет сесть. Главное – не допустить сваливания.

Аккуратно выхожу на посадочный курс и устанавливаю скорость 450 км/ч. Проходим километр за километром, но ощущение такое, что вот сейчас снова начнётся тряска.