Куриный бульон для души. Мама и сын. 101 история о безграничной любви - Хансен Марк Виктор - Страница 7

Мой сын улыбается.

– Моя мать, – говорит он. – У мамы отличный крученый бросок. Таня Дж. Тайлер

Однажды вечером я разговаривал с матерью по телефону. Она только что вернулась со своего первого занятия по гольфу.

– Уверена, что мне действительно нравится эта игра, – заявила она.

На прошлое Рождество мы с братом, сестрой и подругой купили маме стартовый набор клюшек. У мамы есть собственный бизнес в сфере спортивного страхования и пособий, и уже много лет она попадает на деловые встречи Дорал и Пеббл-Бич. При этом она, единственная из всех членов семьи, не играет в гольф. «Ну, я могла бы сыграть там раунд, если бы умела, – говорила она. – Зато мне нравится кататься по полю на карте. Вы же знаете, как я люблю шум океана».

Естественно, наша семья не могла долго этого выносить. Поэтому мы рискнули и удивили ее клюшками. Мы были уверены, что она станет неплохим игроком, потому что однажды видели, как она сделала несколько взмахов на тренировочном поле и один раз здорово отбила мяч. Кроме того, это стало бы хорошей физической нагрузкой.

Мама была очень взволнована – она так мало знала о гольфе и боялась выглядеть глупо.

– Просто ненадолго сходи на рейндж[7], мам. Затем ты можешь попробовать сыграть на нескольких лунках и постепенно дойти до полного раунда, – посоветовал я.

За эти первые несколько месяцев она ходила на рейндж всего пару раз. Зато ей очень понравилось покупать одежду. «Сегодня я купила себе новый костюм для гольфа». «Теперь у меня есть туфли для гольфа»…

– Как насчет твоего свинга? Ты забивала мячи в последнее время?

– Нет, но я хочу быть полностью готовой, когда придет время ехать в гольф-лагерь!

Мы с братом и сестрой посовещались и порекомендовали ей начать делать хотя бы простую растяжку и упражнения за несколько недель до поездки в лагерь «Сосновые Иголки». Потом расслабились и стали ждать.

Целую неделю мы не общались. Но узнав, что занятия в школе закончились, я позвонил маме.

– О, нам было так весело! – воскликнула она. – И знаешь что? Вчера я сыграла свой первый раунд.

– Ого, целых восемнадцать лунок?

– Ну, это был раунд с девятью лунками. И моя команда победила! Это был, что называется, «лучший мяч». И на одной лунке я вела его до самого грина, и мы использовали мой мяч.

– Что ты имеешь в виду – это был пар-3 или пар-4?

– О, я не знаю.

– Мне нравится такое отношение, мама.

Это была правда.

– Все, что я знаю, – призналась она, – это то, что надо стараться загнать мяч в лунку как можно меньшим количеством ударов. Удары других дам были гораздо короче, и одна из них сказала: «О боже, мяч Салли на грине».

Уверен, что это был один из тех переломных разговоров, которые происходят только раз в жизни.

– Итак, позже я сыграла еще девять лунок, и знаешь что? Я выбила еще. Когда я сказала бармену, сколько я забила, он удивился и сказал: «Салли, ты понимаешь, что если ты пройдешь все восемнадцать лунок, то забьешь 100? Это фантастика». Еще раз спасибо тебе за клюшки, Адам. О, знаешь что? Мне нужно узнать, где ты их взял, чтобы я могла купить сэнд-ведж и питчинг-ведж.

– Ну конечно, – я даже смутился, – мы же купили тебе только стартовый набор. Думаю, тебе еще понадобятся клюшки с четными номерами.

– О, боже, нет. Пока нет. Но я узнала о том, чем бить и на какие расстояния. Конечно, сейчас я, наверное, отступлю, но мне очень нравится эта игра!

Таково было чудесное, полное мимолетной невинности, знакомство моей матери с гольфом. Она открыла для себя прелести игры и наслаждалась самим действием. Эксперимент удался.

Мой сын Мэтт впервые заплакал февральским утром, в одиннадцать часов. Это был не последний раз, но точно – самый лучший.

Полная энтузиазма молодая медсестра улыбнулась:

– У вас прекрасный мальчик! Вы хотите его увидеть?

– Нет, – был мой категоричный ответ. Она хихикнула и вынесла сына из-за ширмы.

– Ох… он такой уродливый, – только и смогла произнести я.

Младенец был лысым, если не считать челки из густых каштановых волос, свисавших до самых плеч. Все его тельце покрывала кровь и какая-то отвратительная слизь. Мое сознание еще не прояснилось после анестезии. Помню, как спрашивала себя: «Что такое ты говоришь? Ты не должна так поступать!»

Это было в четверг. К следующему четвергу мы уже были дома, и я ждала, когда же во мне проснется пресловутая «материнская любовь». Я ухаживала за сыном, держала его на руках, переодевала его, купала – я делала все, что положено… и ждала.

Не знаю точно, когда это произошло: раскачивала ли я в тот момент качели или выбрасывала очередной испачканный подгузник, но мое сердце вдруг подпрыгнуло словно от мощного удара. Если бы оно тогда могло вырваться из моей груди, то сейчас наверняка кружило бы где-то в районе орбиты Венеры. Меня накрыла любовь.

На протяжении следующих двадцати лет я не раз сомневалась, и эти сомнения были столь же глубоки, как любовь, которую я питала к своему сыну. Его детство было преисполнено трудностей. Денег всегда не хватало. Никакой Прекрасный Принц не пришел и не спас нас от бедности, которую я мучительно пыталась преодолеть. Положительных мужских образцов для подражания для моего сына не существовало. Ни один из тех мужчин, что ухаживали за мной, не торопился создать семью, а на меньшее я была не согласна.

Несмотря на все мои усилия, единственной карьерной возможностью для меня стала неполная занятость. В надежде стать педагогом я вернулась в колледж. Когда детский сад был мне не по карману, я тащила Мэтта с собой на занятия, и он безропотно сидел рядом на долгих лекциях. Четыреста шестьдесят четыре доллара, составлявшие мой ежемесячный доход, не раз ставили нас перед трудным выбором. Мы просили у социальных служб еду и одежду. Большинство наших блюд состояли из одной только вареной картошки. Я наконец-то получила степень бакалавра, но моя мечта стать учителем так и не осуществилась, потому что аспирантура оказалась слишком сложной задачей для матери-одиночки.

Я потерпела неудачу.

Каким образцом для подражания я была? Может быть, мне стоило оставить своего сына? Должна ли я была отдать его семье, которая обеспечила бы его гораздо лучше, чем я? Эти сомнения возвращались с каждым увольнением, жертвой которых я становилась.

Единственным, в чем я никогда не сомневалась, была моя любовь к Мэтту и ответственность перед ним. Он вдохновлял меня, когда искать вдохновения больше было негде. Я наблюдала, как он рос, и вместе с ним росли его собственные мечты. Он повзрослел намного раньше положенного срока. Когда меня охватывало беспокойство, он утешал меня, утирая слезы, которые лились рекой, несмотря на все мои усилия сдержать их. Этот любящий, чудесный ребенок заслуживал гораздо лучшего. Я не могла избавиться от чувства, что оказала ему медвежью услугу в тот день, когда стала его матерью.

Да, я сомневалась в себе, но он ни на секунду не сомневался в этой единственной миссии в моей жизни. Мы открыто говорили обо всем, что его интересовало. В меру своих возможностей я отвечала на его вопросы и признавала свою ограниченность, когда ответа не было. Но вот что я точно знала: он никогда не был плохим, просто иногда совершал нехорошие поступки. Я была убеждена, что любовь без условий – это не любовь без ответственности. В тех немногих случаях, когда он попадал в беду, он должен был столкнуться с последствиями своих действий, но, несмотря ни на что, я всегда оставалась рядом.