Убийца (ЛП) - Белл Тед - Страница 17

«Знаю ее довольно хорошо».

«Как?»

— Как что, дорогая?

— Как? Откуда ты ее знаешь?

«О, ты знаешь. Постоянно бывал дома. В комнате Милли. Слушал эту чертову музыку M&M».

— Вы встречались с ее родителями?

«Ага.»

«Милые люди?»

«Полагаю, да».

«Чем занимается отец?»

«Думаю, какой-то механик».

— Ох. Где?

«Работает на самолетах. В аэропорту».

«А мать?»

«Медсестра генерала педиатрии».

«Господи, я тебе кое-что скажу: этот мир делает нас всех немного параноиками, Амос. Я уверен, что она очень милая, если она друг твоей любимой внучки. Пожалуйста, скажи Милли, что я понимаю и надеюсь, что она чувствует себя лучше после этого. Утром. Ну, салют. До дна, ты, милая старушка. Наверное, мне лучше отвалиться.

— Сегодня вечером там густо, как чауда, Ди-Ди, — сказал Амос, допивая виски. «Женщина одна в этом гороховом супе в твоем маленьком игрушечном Бостонском китобойном судне. Никаких инструментов, высокий. Так легко потерять ориентацию в тумане. Ага. Вот что случилось с тем мальчиком Кеннеди несколько лет назад, вы, наверное, помните, на Виноградник. Попал в туман. Я считаю, что бедному мальчику не хватило удачи и опыта примерно в одно и то же время.

«Я совершаю этот переход дважды в день с шести лет, Амос, и ты это знаешь. Следи за своими ушами до этого старого колокольного буя и поворачивай направо. Яхт-клуб причаливает прямо впереди. Я мог бы сделать это с завязанными глазами.»

Она нашла Сири на полу с детьми, читающей вслух «Черную красавицу». Свет вращающейся карусельной лампы Лоры заставлял призрачных лошадей скакать по комнате. «Мама», — сказала Лора с широкой улыбкой. «Нам нравится Сири! Она забавная! Она не говорит по-испански, но говорит на другом забавном языке».

«Я рада, что она тебе нравится, дорогая. Это значит, что ты послушаешь ее, когда она скажет, что сейчас ночь-ночь, верно?» Она поцеловала их обоих на прощание и сказала Сири: «Я буду дома к полуночи. Я уверена, ты знаешь правила. Ни курить, ни пить, ни мальчиков. Хорошо?»

«Да, миссис Слэйд», — сказала Сири, улыбаясь. «Я знаю правила. Ничего, если я посмотрю телевизор, когда они уснут?»

«У нас нет телевизора, Сири. Извините. В библиотеке внизу вы найдете много хороших книг».

Она нашла Амоса все еще на причале. Он настоял, чтобы она последовала за его лодкой в клуб. Во всяком случае, по пути домой.

«Спасибо, Амос», — сказала она, спускаясь в китобойный корабль. «И скажи Милли, что я надеюсь, что она скоро почувствует себя лучше».

«Ага. Это не похоже на нее, если она заболеет жуком. У девушки чугунный желудок. Всегда так было. Насколько я могу припомнить, ни одного дня в своей жизни она не болела».

«Я должен быть дома к полуночи, если ты хочешь забрать няню, Амос».

«Конечно. Увидимся, дорогая девочка».

Она следовала за ореолом туманного белого ходового огня на корме «Амоса» сквозь туман, вокруг старого номера девять, скорбно звеня, и через пятнадцать минут привязалась к клубному причалу. Восемь на кнопке. Она сбросила свое снаряжение для непогоды, стряхнула капельки влаги со старой желтой куртки и швырнула ее на борт сиденья лодки. Волосы у нее были влажные и спутанные, но какого черта? Не то чтобы это было какое-то большое посольство, где ей пришлось…

— Дейдра, дорогая, — произнес пропитанный бурбоном мужской голос, появившийся из тумана. «Выскочил покурить и увидел, как приближается ваша яхта».

«О, привет, Грэм. Приятно было встретиться с тобой здесь».

«Ну, Мишель только что заскочила в Нью-Йорк с детьми, чтобы сделать покупки на день рождения или что-то в этом роде, и я боюсь, что они посадили тебя рядом со мной. Стол девять. Два холостяка, так сказать».

«Нет, Грэм, ты подражатель холостяка. Я счастливо замужняя женщина. Не мог бы ты найти кого-нибудь и заказать мне виски?»

«Конечно, моя дорогая. Немного прохладно для начала июня».

Ей пришлось улыбнуться. Она любила американцев, которые прожили в Лондоне несколько лет и вернулись домой с самым мучительным британским акцентом. Следующее, что она знала, это то, что он пригласит ее «заглянуть к нему домой, чтобы перекусить». Он распахнул перед ней входную дверь клуба, и она вошла, ожидая этого, да, вот оно: «После тебя, любимая».

Грэм был одним из самопровозглашенных «Wharf Rats» клуба. Никогда не выходили на своих лодках и никогда не осмелились бы выйти за пределы опасного скалистого побережья штата Мэн. Нет, они просто сидели в своих кормовых креслах и пили, а их причудливые радары весело вращались в самые солнечные дни. Он был невыносим, елейным было это слово, но приятен для глаз в своем черном галстуке, и она позволяла себе просто плавать в шуме разговоров, плохих закусках, бессмысленной болтовне о детях и летних планах.

Она слышала все это тысячу раз, основные темы, второстепенные вариации, и, улыбаясь и кивая в нужные моменты, она могла пережить один из этих коктейльных фуршетов во сне.

Когда они наконец сели, Грэм оказалась справа от нее. Он продолжал наполнять ее бокал, пытаясь напоить ее, и через некоторое время ей надоело закрывать крышку рукой, чтобы остановить его. Вино было способом парить над этой штукой, смотреть сверху вниз на актеров на сцене, уделяя ровно столько внимания, чтобы быть готовым к реплике для ее следующей реплики.

Фэй Гилкрист, сидевшая через два сиденья слева от нее, что-то говорила о детях, которых в тот день отправили домой из школы. Высокая температура. Что-то насчет испорченных прививок от гриппа.

— Фэй, извини, что перебиваю, — сказала Дейдре. «Что вы сказали насчет того, что детей отправят домой?»

«Ну, Ди-Ди, это просто самая ужасная вещь, дорогая. Судя по всему, они все заболели ужасной лихорадкой и спазмами желудка. У одного ребенка начались судороги, и он, по-видимому, в критическом состоянии».

«Господь. Что случилось?» — спросила Дейдре. «Что-то плохое в еде в столовой на обеде?»

«О нет, дорогая. Это было утром. Медсестра в спортзале делала прививки от гриппа. Когда дети начали сильно болеть, кто-то позвонил в больницу. Судя по всему, ну, насколько я слышал, эта медсестра не была даже в их записях и… ну, ее отстранили на время расследования. Разве это не ужасно? Подумать только, что наши дети…

— Извините, — сказала Дейдре, опрокинув большой кубок с красным вином и поднявшись на ноги. «Извините, мне нехорошо, и мне пора бежать… извините. Вы меня извините…»

Ей каким-то образом удалось пройти через переполненную столовую и выбрать кратчайший путь через клуб к докам, через кухню, все там улыбались ей и желали доброго вечера, миссис Слэйд. Она добралась до телефона-автомата в кладовой, закрыла дверь и открыла вечернюю сумку. В клубе не разрешалось пользоваться мобильными телефонами, но ей удалось найти на дне сумки два четвертака и швырнуть их в автомат.

«Здравствуйте, резиденция Слейдов».

«Сири, это миссис Слэйд».

«О, привет! Что случилось?»

— Ничего. Я просто… просто хотел проверить… проверить…

— Миссис Слэйд?

«Проверьте детей. С ними все в порядке?»

«О, да. Спят как два ангелочка».

«Ангелы», — сказала Дейдра и собиралась повесить трубку.

«Ваш муж вернется с вами, миссис Слэйд?»

— Мой муж? Почему ты…

Она выскочила из распахивающихся двойных дверей и глубоко вздохнула, желая, чтобы ее сердце замедлилось. Стало холоднее, и клубящийся туман, окутывающий ее, вырвал ее из оцепенения вина и слов, вернув все в четкое изображение.

Линия была перевязана. Чугунный желудок. Ни разу в жизни не болела. Медсестра, педиатр. Медсестра отстранена от работы на время расследования.

Она оцепенело смотрела на Фэй Гилкрист, держа вилку для салата в воздухе, когда легкая ложь Сири превратила ее внутренности в лед.

Нет, Сири, линия определенно не была занята.

Под бухтой и в доме шли две линии. Старый, который у них был с тех пор, как она была ребенком. А затем еще один, который установил Эван. Если зазвонил второй номер, то это был один из небольшого числа людей, которым они дали номер. Это была единственная линия, которую Эван использовал, когда звонил из Мадрида или Вашингтона, потому что знал, что она ответит. Это была линия, на которой они были сегодня вечером. Единственный звонок, который она приняла по старому номеру, был звонок ее сестры из Сан-Обиспо около трех часов дня.