Львиное сердце. Под стенами Акры - Пенман Шэрон - Страница 57

Вопреки непогоде, в замок Генрих пришел в отличном расположении духа, предвкушая обед, приготовленный на плите, а не над походным костром. К несчастью, начался Великий пост, но графа заверили, что подадут свежую рыбу, а не соленую селедку, отравлявшую такое множество постных трапез. Только-только подали пирог с угрем, а также входивших в меню устриц и морских гребешков, как обед прервал неожиданный приезд Стефана Лоншана, брата королевского канцлера и одного из соуправителей Акры.

Не дожидаясь официального объявления, Стефан поспешил к помосту и опустился на колено.

— Хвала Господу, я разыскал тебя, монсеньор! Нам было известно, что ты едешь на встречу с Конрадом, но мы не знали, как далеко ты продвинулся, и опасались, не предпочел ли плыть до Яффы морем.

Ричард жестом велел ему подняться. Он уже оставил поднос в сторону, потому как новости Лоншан привез явно безотлагательные.

— Не трать зря времени, — сказал король, памятуя о слабости чиновника к многословию. — Говори, что стряслось, сэр Стефан.

— Тебе немедленно следует ехать в Акру, милорд, потому как на город напали!

Ричард охнул так, что эхо прокатилось над столом. Он приготовился к дурным вестям, но не таким.

— Как такое может быть? Саладин распустил большую часть войска до весны!

— Это не Саладин, милорд. Акру осаждают сукин сын Конрад Монферратский и его прихлебатель герцог Бургундский.

Зал вздрогнул от рева, и Ричарду пришлось прикрикнуть на придворных, чтобы успокоить. Как и отец, он умел в случае необходимости гаркнуть как следует, и в воцарившейся напряженной тишине Лоншан продолжил свою повесть:

— Тебе ведомо, какая вражда разделяет генуэзцев и пизанцев, монсеньор. Они всегда готовы вцепиться друг другу в глотку, обижаются на малейший пустяк. Полагаю, рознь между ними восходит к...

— Не надо уроков истории, сэр Стефан, — нетерпеливо перебил Ричард. — Просто расскажи о том, что случилось.

— Ну так вот, последняя их уличная драка вышла из-под контроля, и вскоре началась настоящая война. Бертран де Верден и я предприняли, разумеется, все возможное, дабы восстановить порядок. Однако... — Перехватив предупреждающий взгляд Ричарда, Лоншан поспешно вернулся к сути дела. — Генуэзцев стали теснить, и они забаррикадировались в своем квартале. О чем мы не ведали, так это, что они послали одну из своих галер в Тир, просить Конрада о помощи. Тут приехал Гуго Бургундский. Генуэзцы решили не дожидаться Монферрата и гурьбой повалили в лагерь герцога, разбитый за стенами города.

Тут Стефан приостановился, наслаждаясь тем, что является средоточием безраздельного внимания общества.

— Бургундец был просто счастлив обрести повод напасть на город. Но пизанцы оказались слишком проворными для него. Пока он строил свои войска, они атаковали первыми. Коня герцога убили в схватке, а он сам свалился вверх тормашками в лужу грязи. — При этом воспоминании улыбка тронула краешки губ Стефана. — Потом пизанцы отошли и заперли за собой городские ворота. Но на следующее утро на внешнем рейде встала эскадра Конрада. Мы держались три дня, и пизанцы умоляли послать к тебе за помощью. И вот... я отправился тебя искать, — подвел соуправитель черту. — Гавань Цезареи очень опасна, поэтому я собирался проплыть мимо, сомневаясь, что ты успел сюда добраться. И слава Богу, что передумал!

Но к этому моменту на него никто уже не обращал внимания. Ричард вскочил. Сперва не поверив собственным ушам, он теперь так распалился, что люди стали отходить подальше, будто от него и в самом деле исходил жар.

— Саладин лопнет от смеха, когда услышит такое, — произнес король, словно выплевывая слова.

Обшарив взглядом зал, он подозвал к себе Робера де Сабля, великого магистра тамплиеров, и Генриха, потом снова посмотрел на Лоншана.

— Я хочу, чтобы ты сегодня же возвратился в Акру и передал, что поутру я буду в городе.

При мысли о часах, которые снова придется провести на корабле, Стефан спал с лица, но покорно повиновался. Но после минутного размышления нахмурился и повернулся к человеку, стоявшему рядом. Им оказался Генрих.

— Как он попадет туда так быстро? Акру от Цезареи отделяют добрых сорок миль.

Граф уныло поглядел на столы, на которых сервировали только первую перемену блюд.

— Будем скакать всю ночь, — вздохнул он, после чего поспешил вслед за дядей.

На следующий день Ричард, как и обещал, был под Акрой. Но к тому времени распространился слух о его приближении, и приехав, он узнал, что осада снята. Конрад и Гуго сочли, что осторожность — лучшая из доблестей, и поспешно отступили в Тир. Ричард взялся мирить пизанцев с генуэзцами, и посредством красноречия, логики и угроз настоял на своем. Затем король добился, чтобы Конрад встретился с ним в Казаль-Имбер, как и было изначально уговорено. Маркиз, не испытывающий недостатка в дерзости, согласился.

В Казаль-Имбер Ричарду не удалось повторить успех, достигнутый в отношении пизанцев и генуэзцев. Конрад снова отказался выступить под Аскалон и прибавил, на взгляд короля, оскорбление к обиде, сославшись на дезертирство французов как на причину отсутствия собственного энтузиазма. Ричард возвратился в Акру в гневе и созвал совет, лишивший Конрада его половины от поступлений доходов в казну королевства. Но то был пустой жест, поскольку решение не могло быть проведено в жизнь, пока Конрад сохраняет поддержку французов и большинства пуленов. На самом деле он даже больно ударил затем по Ричарду, поскольку маркиз сумел найти ответный шаг, гораздо более эффективный.

В итоге король пробыл в Акре весь март, желая убедиться, что его главный порт не подвергнется новому нападению. Он также возобновил переговоры с Салах ад-Дином, попросив выслать к нему на встречу аль-Адиля и предложив условия. основанные на разделе королевства и Священного города, очень близкие к тем, которые обсуждались в ноябре. Но о свадьбе между Джоанной и братом султана не говорилось ни слова. Переговоры проходили в такой дружественной обстановке, что как раз накануне Вербного воскресенья Ричард возвел в рыцарское достоинство одного из сыновей аль-Адиля, а Салах ад-Дин и его совет склонялись к принятию условий.

Но конференция была резко прервана, когда в конце марта Ричард неожиданно уехал из Акры. Его лазутчики донесли, что не ему одному приходится страдать от борьбы с внутренними врагами. Войско Салах ад-Дина устало от войны и выражало недовольство еще сильнее, чем солдаты Ричарда, поскольку сражаться ему пришлось намного дольше. Что еще важнее, король вызнал, что внучатый племянник Салах ад-Дина угрожает восстанием и, очевидно, готов объединиться с недругом султана, повелителем Хилата.

В этой связи Львиное Сердце решил потянуть время и посмотреть, что из того выйдет. Его расчет строился на том, что возрастающая уязвимость Салах ад-Дина побудит султана пойти на более выгодные для франков условия, ведь Аскалон оставался камнем преткновения на пути к миру, ибо ни одна из сторон не желала отказываться от притязаний на него. Заглянув в Яффу, Ричард забрал жену и сестру и поехал вместе с ними в Аскалон. Пасха — самый почитаемый в христианском календаре праздник, и король собирался отпраздновать его с размахом, поставив специальные шатры для угощения и развлечений воинов. Однако за три дня до Пасхи Конрад завладел казенными доходами, в которых ему отказал совет, и послал в Аскалон гонца с требованием к остававшимся там французам присоединиться к нему и герцогу Бургундскому в Тире.

Ричард охрип, битый час уговаривая отъезжающих рыцарей, но все впустую. Одни выглядели пристыженными, другие и вовсе несчастными, но все понимали, что выбора нет. Конрад напомнил им, что король назначил Гуго Бургундского командующим всех французских сил, а герцог отдал прямой приказ от имени своего государя. Даже предложение Ричарда оплатить расходы рыцарей не заставили их поколебаться, и он удалился в свой шатер, сокрушенный этой последней неудачей. Пришедший вскоре Генрих застал его одного — редкое явление для короля. Ричард сидел, сгорбившись, на сундуке, обхватив голову руками.