Как стать папой за пять минут - Лесневская Вероника - Страница 3

Еще раз прохожусь сканирующим взором по Кире. Оцениваю риски – и результат явно не в ее пользу. Миниатюрная, бледная, черты лица заострившиеся, щечки впалые. Кроме беременного живота и налитой груди, у нее больше и нет ничего. Ни жиринки, ни грамма лишнего веса – все в ребенка ушло. Нельзя ей в поле… то есть в салоне рожать.

Невольно вдавливаю педаль газа в пол. И в этот же момент Кира ойкает. Подается головой вперед, будто падает, зависает между спинками передних кресел.

– Мне больно, – хватается рукой за мой подголовник. – Ой, дедулечки, – необычно причитает. Мило так, совсем по-детски.

Притормозив на светофоре и обернувшись, протягиваю свободную руку и убираю слипшиеся локоны с ее лба и щек. Открываю лицо, смахиваю с бархатной кожи испарину костяшками пальцев.

– Потерпи, – выдаю дежурную фразу, в ответ на которую Кира недовольно зыркает на меня исподлобья. Пыхтит шумно, прищуривается, надувает пухлые губки.

Гребаное дежавю меня не отпускает, но я отмахиваюсь от него, как от назойливой мухи. Сейчас о другом думать надо.

О беременной девушке позади меня! Черт!

– Костя, ситуация патовая, – едва не выкрикиваю в трубку в унисон со стонами Киры. – У меня в машине клиентка рожает! А я не знаю, куда ее везти. Еще и навигатор глючит, – яростно бью ребром ладони по приборной панели. – Дрянь такая!

Путано и коротко объясняю Воскресенскому ситуацию. Он, кажется, ставит телефон на громкую связь и подзывает жену. Что ж, помощь зала мне не помешает. Я на все, мать вашу, согласен! Лишь бы спасли девчонку и того, кто у нее внутри.

– Она лежит? – уточняет Костя, посоветовавшись с супругой.

– Сидит, – прищурившись, наблюдаю за моей проблемной пассажиркой. Ее качает из стороны в сторону. Сейчас она устало откидывается назад, но уже в следующую секунду прижимается лбом к холодном стеклу. – Мечется по салону, – добавляю, цокнув языком.

– Скажи ей, пусть приляжет.

– Кира, лежать! – рявкаю неожиданно для самого себя. Таким грозным тоном, будто команду собаке отдаю. Мною движет неподдельный ужас, а она напрасно обижается.

– Не орите на меня, мне и так плохо, – шмыгает покрасневшим носиком.

– Ну и хамло ты, Славин, – вздыхает Костя в динамике.

– Пожалуйста, – цежу, выдавливая из себя улыбку. – Так будет лучше для малявки, – нахожу аргумент, после которого Кира подчиняется незамедлительно. Аккуратно ложится спиной на сиденье, послушно складывает руки на груди, словно и правда дрессированная. – Умница, – похваливаю, но опять что-то делаю не так, потому что она фыркает на меня. Впрочем, что с беременной взять?

– Но хамло способное, – комментирует друг. – Быстро учишься. За это я тебя в заместителях и держу.

– Давай без лирических отступлений. Куда мне ехать?

– Так, не паникуй, есть приличный роддом в двадцати минутах езды, – задумчиво тянет он, давая мне надежду. – Остальные гораздо дальше. Боюсь, туда точно не успеете.

– В смысле «не успеем»? И что тогда? – судорожно сглатываю, пока Кира поворачивается на бок и сдавленно попискивает. Неугомонная. Чего ей не лежится там спокойно?

– Забудь. Слушай меня внимательно. Сейчас объясню, как срезать путь…

На радостях стартую с места, даже не взглянув на сигнал светофора. Выезжаю на оживленный перекресток и удивляюсь, почему мне все сигналят. Придерживаясь золотого правила «Дай дорогу дураку», осторожно преодолеваю этот участок пути. Искренне охреневаю, когда меня еще и останавливают. Вот какого лешего?

– Елки новогодние, нас гаишники тормознули, – роняю голову на руль под отборный мат Кости и тонкий вскрик Киры.

Приехали.

– Опустите стекло, – требовательно доносится по ту сторону обледенелого, залепленного снегом окна. Стук усиливается, к нему добавляется скрип, будто кто-то водит пенопластом по поверхности. – Немедленно выходите! – противный скрежет заставляет поморщиться. – Вы меня слышите?

– Пс-с, – шелестит сзади. – Надо открыть, – тонкие пальчики касаются моей сгорбленной спины, ощутимо давят в лопатку, порхают вверх по плечу, щекочут открытый участок шеи. – Вы там нормально вообще? – на смену мягким, теплым подушечкам приходят острые ноготки, от царапин которых я одновременно и дергаюсь, и нервно улыбаюсь. – Э-эй, – женская хватка на моем воротнике становится сильнее, а взволнованный голосок – ближе.

Очнувшись, нехотя отрываю лоб от руля, искоса наблюдаю, как гаишник пытается протереть водительское окно от изморози и заглянуть внутрь. Подавляю жгучее желание смыться через пассажирскую дверь, а потом без оглядки бежать по снегу прочь. От мучителя в погонах, от нестабильной беременяшки, которая то страдает от схваток и корчится в болевых спазмах, то сидит как ни в чем не бывало и советы раздает.

– Ты как, кстати? – поворачиваюсь к Кире и медленно, внимательно сканирую ее. Останавливаюсь на животике. Он на месте. И ребенок, надеюсь, там же. – Тебе легче?

– Вроде бы, отпустило пока, – задумчиво поглаживает себя. Плохо соображает, что с ней происходит. То и дело поглядывает на меня с надеждой, хотя я же предупредил, что в таких делах профан. – Терпимо, – чуть приподнимает уголки губ и демонстрирует завораживающие ямочки на щеках, тем самым немного успокаивая меня.

Отвлекаюсь на побочный шум, нащупываю телефон под креслом и быстро бросаю в трубку:

– Костя, адрес роддома эсэмэской скинь. Я как от гаишника избавлюсь, тебе перезвоню.

– Тело понадежнее спрячь, чтобы не пришлось весной за тебя краснеть, когда снег сойдет, – по-черному шутит он, но я обрываю звонок. Не до смеха мне! Рыдать хочется! Проснуться от этого кошмара, наконец.

В окно барабанят все громче и настойчивее, рискуя разбить его к чертям – и тогда поедем мы в больницу с ветерком. Если нас вообще отпустят…

– Ваши документы, – рявкает замерзший гаишник, как только я опускаю стекло. Молодой, зеленый, пацан совсем. Зато гонора на все пятьдесят лет выслуги. Он важно протягивает лапу в салон, тычет мне что-то под нос. Благо, не дубинку. – Пьяный? Дыхни!

– Нет, конечно, – отмахиваюсь, небрежно отбивая его руку. Ныряю во внутренний карман за правами, а следом вытаскиваю все его содержимое. – Извините, мы очень торопимся, – беспокойно добавляю, когда в уши проникает тихое кряхтение Киры.

Опять началось? Я не собираюсь у нее роды принимать на дороге! А если вдруг придется, то гаишник от меня просто так не отделается – акушером будет, чтобы впредь не выпендривался и честных водителей под Новый год не тормозил. Посмотрим, кто из нас больше вляпался!

– Вижу, как вы торопитесь, что на красный гоняете по перекрестку, – злобно пыхтит, выпуская пар изо рта. Выхватывает у меня всю стопку документов. Перебирает бумаги и карточки. Черт, у меня не карман, а черная дыра. Откуда там столько всего скопилось? И как поместилось…

– Простите, не заметил, – обреченно вздыхаю. Прикидываю, что мне грозит за это нарушение. Впрочем, проще на месте взятку дать.

– Вы понимаете, что создали аварийную ситуацию? Чудом избежали столкновения, – отчитывает меня парень, наверное, набивая себе цену, и показательно листает паспорт. – Максим Игнатьевич, – обращается ко мне. Прищуривается, сверяя мое лицо с фотографией.

– Кто? – вытягиваю шею, чтобы прочитать имя в удостоверении личности. Не мое, как и снимок. На нем урод какой-то. Не то чтобы я красавец, но этот вообще орангутанг, которого охотник запечатлел на фоторужье, причем в момент исправления естественной нужды.

– Это муж мой, – с тоской шелестит Кира, напоминая о себе.

Кривлюсь, стоит лишь представить их вместе. И что она в таком бабуине нашла? Мало того, что залетела от него, так еще и замуж выскочить хотела. Правду говорят, любовь слепа.

– Ясно, вроде похож, – поразмыслив над фотографией, юный сотрудник ДПС закрывает паспорт и отдает мне. Еще раз всматриваюсь в изображение и кривлю губы с отвращением. Ничего общего. Совсем слепой, что ли? – Так, а документы пассажирки где? – перегибает палку, будто мы в розыске. Жестит. Точно тариф в канун Нового года поднимает. – А, вот! Вижу, – открывает документ Киры. – Что же вы жену не бережете? А если бы авария? – цокает с укором.