Мятежный рейд (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович - Страница 44

Показалась знаменитая коса Личбо. С момента последней с ней встречи она стала куда шире из-за спадающей потихоньку воды. Песчаные наносы опасно уходили вглубь реки, но даже невооруженным глазом было видно, что малейшее отклонение от фарватера грозит тяжелыми последствиями. Стоит одному судну сесть на мель, мы застрянем здесь надолго. Надо будет выгружать товар, тянуть канатами тяжёлый корабль на глубокое место и повторять операцию строго в обратной последовательности. Пенберти будет рвать волосы на голове, а у него их не так много осталось.

К моему облегчению Хубальд очень умело и спокойно провел «Эпиналь» по узкому фарватеру, обозначенному бакенами. Как по ниточке, не отклоняясь ни на один галс. Он лично стоял за штурвалом и с окаменевшим лицом глядел вперед, изредка подавая команды своему помощнику.

И только когда Эбонгейт с причалами, забитыми кораблями и лодками, проплыл мимо нашего каравана, отдал штурвал вахтенному и зычно рявкнул:

— Паруса долой, встать на якорь!

Наш поход продолжался с той неторопливой плавностью, когда совершенно перестаешь обращать внимание на то происходящее где-то там, за бортом корабля, на берегу. Безбрежные просторы Роканы, по которой шел караван, навевали скуку, с которой приходилось бороться самым беспощадным образом. Каждое утро в небо взлетал звонкий сигнал отрядного горна, и на всех четырёх торговых суднах начинались занятия. Я вместе с доном Ансело самолично объезжал их на шестивёсельной шлюпке, поднимался на палубу, чувствуя себя инспектором, чья должность на имперском флоте Сиверии была чуть ли не главной в Адмиралтействе. Главной она считалась, конечно, среди гражданских чинов. Тем не менее, эти господа имели право носить мундиры полувоенного кроя с серебряными позументами на обшлагах, шпагу без драгоценностей и шляпу с пышным плюмажем, отчего выглядели, мягко говоря, смешно. Не знаю, было ли это гениальной задумкой императора или его головастых советников, но ходило мнение, что инспекторская должность была навязана Адмиралтейству с целью пристроить хоть куда-нибудь толпу бездельников, околачивающихся возле престола. Соответственно, зная об этом, флотские относились к ним с лёгкой брезгливостью, как к надоедливым клопам в матросских кубриках. Неизбежное зло, которое следовало пережить. Но это всё в прошлом. Даже не представляю, когда вернусь в Сиверию.

Меня больше всего интересовала Озава, точнее, как она осваивает лекарские премудрости, основанные на магических принципах. Для этого я свел её с судовым доктором Мэллоком — чудесным пожилым дядечкой, щеголявшим в темно-зелёном сюртуке с серебряными пуговицами, с выдавленным на них гербом в виде двух мензурок, обвитых мудрой змеёй с короной на голове. У Мэллока была частная практика, но он с радостью подписывал контракт с купцами, если вдруг финансовая составляющая его кошелька вдруг резко уменьшалась. У него сложились хорошие отношения с Максэнли, и тот по-дружески предложил ему место в караване.

Озава с Мэллоком, на удивление, спелись быстро. Это произошло после того, как пришлось удалять грыжу у одного матроса с «Дракона». Девушка с помощью какого-то зелья усыпила парня, а доктор деловито располосовал его. Вырезав неприятность из организма, Мэллок зашил рану, а Озава попробовала наложить магическое плетение на швы. Через несколько часов матрос был как огурчик, но по приказу удивлённого капитана «Дракона», не ожидавшего такой скорости выздоровления, был отправлен на камбуз помогать коку. Опасность расхождения швов ещё существовала, а Мэллок все-таки сомневался, что чародейка, имевшая дело с бытовой магией, может столь же успешно действовать на ином поприще, где у неё не было официального допуска.

— Где вы её нашли, командор? — доктор не скрывал своей радости, когда делился впечатлениями после операции за ужином в каюте капитана Хубальда. — Замечательная девушка, с невероятной жаждой познания! У меня создалось впечатление, что Магическая Коллегия недобросовестно отнеслась к своим обязанностям и не дала Озаве возможность учиться на Целителя!

— К сожалению, она неохотно рассказывает о своём прошлом, — я только развел руками. — Не настаивайте, мэтр, на её откровениях. Пусть всё идёт так, как идёт. Может быть, вы обучите Озаву тем приёмам, которыми пользуются доктора, не владеющие искрой магии?

— Да с удовольствием! — воскликнул Мэллок. — Большей частью я предаюсь унынью во время рейда, больных не так много, а раненых, хвала небесам, почти не бывает. Разве что кого-нибудь порежут в портовом кабаке. Почему бы и нет? Опыт кому-то надо передавать! Просто…

Лекарь замялся.

— Что, мэтр? — спокойно спросил я. — Если есть просьба, говорите, не стесняйтесь.

— Меня удивляет магический потенциал Озавы, хотя она сама признавалась, что выше «бытового» чародейства не поднималась. Возможно, у неё есть накопитель энергии…

— Доктор, постарайтесь не обращать внимание на некоторые странности, — разумно обратился к нему Хубальд, попивая вино. — Чем меньше знаешь — тем крепче спишь. Иначе вы своими вопросами возбудите интерес не у тех людей, а командору может не понравиться. Девица, все-таки, входит в состав кондотты Игната. Потеря лекаря для наёмников чревата тяжёлыми последствиями.

— Благодарю вас, Оскар, — поднял я свою чарку с вином. — Вы невероятно точно обрисовали проблему «длинного языка».

— Я умею хранить секреты, — обидчиво покраснел доктор. — И делать вид, что вокруг меня вообще ничего не происходит.

— Прекрасно, господи Мэллок, — улыбнулся шкипер. — Я всегда был хорошего мнения о ваших добродетелях.

Судовой врач прекрасно понял, чего от него хотят, и перестал задавать мне вопросы, касающиеся прошлого Озавы. Он с головой окунулся в обучение чародейки, целыми днями пропадая на «Разбойнике», где обосновалась подружка Рича. Пластуна я предупредил, чтобы поглядывал за доктором, но ненавязчиво, не обижая славного дядьку.

А тем временем караван миновал знакомый мне Лойвью, после которого сразу стало заметно оживление в устье Эритии, впадавшей в Рокану. Военные перегородили приток тремя баржами, соединенными между собой цепью. Две крайних баржи, в свою очередь, были намертво притянуты к обеим берегам толстыми канатами. Сторожевой корвет неподвижно стоял на якоре, направив пушки вдоль реки. На зеленеющем лугу правильным квадратом раскинулись парусиновые палатки с разноцветными вымпелами, обозначающими, по всей видимости, взвода или роты. Над огромным командирским шатром колыхался королевский штандарт. Вверх поднимались дымки от полевых кухонь, до нас даже донеслись запахи готовящейся каши.

— Эритию перекрыли, — прервал молчание дон Ансело, стоя рядом со мной у борта. — Всё-таки бароны решились на мятеж. Как думаешь, мы не привлечём внимание наёмной швали, рыскающей вдоль Роканы?

— Даже не сомневаюсь, что так и будет, — кивнул я, разглядывая в подзорную трубу баржи, на которых чья-то умная голова решила возвести примитивные флэши из жердей и соломы, обмазав их глиной. Вряд ли планировалось посадить туда вооруженных аркебузами бойцов и расстреливать приближающихся на лодках или баркасах отряды мятежников. Для этого здесь и стоял корвет, недвусмысленно направив пушки вглубь устья. Но как дополнительная оборонительная система она имела право на существование. Инженер, придумавший заграждение, считал, что противник придёт в смятение и откажется от прямого прорыва в Рокану. А на берегу его будут расстреливать в упор полевые пушки и ружья. Возможно, где-то и конница прячется.

— Жаркий рейд выдастся, — вздохнул Михель.

— Переживаешь? — я вдруг обнаружил, что с корвета за нами внимательно наблюдают. Какой-то молодой флаг-лейтенант с тонкой щёточкой усов замер, водя подзорной трубой вдоль ровного строя каравана.

— Да я уже и забыл, что такое мирная жизнь, — усмехнулся друг. — Вообще-то мог уже давно погибнуть в штурмовых отрядах, а вот до сих пор землю топчу.