Ошибка комиссара (СИ) - Зингер Владимир - Страница 29

В моем детстве существовала такая загадка: два брата живут в пределах прямой видимости друг от друга, а в гости один к другому не ходят. Почему? Ответ был такой: потому что — горцы, и их дома расположены на разных сторонах глубокого ущелья.

Горожане, населяющие ветхие деревянные домишки на улице Некрасова, горцами не были. Но они тоже не ходили за солью или четвертинкой хлеба, если нужда в том случалась, к соседям в дом напротив. А вот в рядом стоящий — пожалуйста. Вопрос тот же — почему? Ведь не ущелье же между ними в нашей равнинной местности. Ответ будет пространным. Вот таким.

Дело в том, что улица имени великого поэта существовала, а дорога — нет. Даже не так, дорога тоже была, но не для того, чтобы по ней ездили. В ней можно было только завязнуть, особенно в слякоть. Даже мощные машины не рисковали сюда заглядывать, а случись какому-нибудь безрассудному смельчаку всё-таки заскочить в обманчивое месиво, дальше весь день можно было наблюдать захватывающее шоу, состоящее из рёва движков пленённой машины и пришедших ей на помощь других большегрузов, рвущихся тросов и ядрёного мата по уши заляпанных грязью шоферов, нещадно жгущих ни в чём не повинные сцепления своих машин.

Слегка проезжей дорога становилась зимой, если по ней догадались пройтись грейдером или бульдозером, освободив от снежных заносов, да в засушливое лето. Именно в такие времена жильцы старались запастись дровами, ибо других вариантов не было. Но и летом засохшие коросты колдобин в полметра глубиной покорялись только самым мощным машинам, а случившийся дождь тут же аннулировал и такую возможность.

Вот почему я не удивился совету нашей Аэлиты про сапоги и не пренебрёг им. У меня как раз была куплена пара универсальных «резинок» к предстоящей поездке к родителям. Такой дефицит в магазинах был далеко не всегда, и случайную покупку я рассматривал, как большую удачу. Это была «вездеходная» обувь, не в плане проходимости, а потому что в ней хоть в лес, хоть в ресторан. Всё зависело от того, куда ты штанины определишь: внутрь короткого голенища или навыпуск. Вот и пригодилась обновка, подумал я, любуясь блеском ещё не знакомого с грязью чёрного каучука.

Улица Кравченко, по которой я решил пробираться к цели, проходила мимо бараков, точь-в-точь таких, как в моём любимом Панькине. Если церковь на Руси можно было построить без единого гвоздя, то барак — без единого бревна. Я, конечно, немного утрирую, но стены были из чего угодно, только не из бревен. При этом люди в них жили и даже не роптали. Правда, великое расселение уже началось, и многие счастливцы потихоньку перебирались в такие же тесные комнатушки, только с тёплой уборной.

Я размашисто шагал по дощатым трапам, частично спасавшим от той же самой грязи. Погода была замечательная, но несколько дней перед этим лил дождь, и перекрестки приходилось форсировать с величайшей аккуратностью. Подумалось, а как же это наша неземная женщина каждый день — и по такой грязи?

Дом номер семнадцать был построен из бруса и похож на будущие леспромхозовские дома на четыре семьи. Это не трудно угадывалось по количеству крылечек. По сути те же бараки, но «повышенной комфортности», так сказать. Я тут же устыдился собственного цинизма. Это надо же такое придумать — «барак повышенной комфортности»! Барак — он и в Африке барак, в какой фантик из красивых слов его не заверни. А вот рекламщики из будущего меня бы похвалили за креативность.

Вокруг дома — хилый палисадник с какими-то высокими кустами, вроде бы акацией или барбариса, и метровым заборчиком. Так, где тут у нас дверь номер три? Ага, значит вот эти два окна — Аэлиты. Оба на север, на дорогу. В одном так и не хватает стекла, пустая глазница заткнута подушкой или чем-то похожим. Надо будет всё-таки устранить недостаток. Как-то случайно у меня в кармане оказались прихваченные из общаги пассатижи. И когда это я успел?

Говорят, точность — вежливость королей. Мы, конечно, не голубых кровей, мы люди служивые. Сказано: примерно в восемнадцать ноль-ноль, значит так тому и быть. Вот ещё пяток минут поизучаю окружающую обстановку, чтобы два раза не выходить, как говорится.

Ровно в назначенное время я громко постучал в дверь. Внутри тут же послышался какой-то скрип отодвигаемого тяжелого предмета. Забаррикадировалась она там, что ли? Какой смысл, если дверь открывается наружу? Потом лязгнула щеколда и послышался голос хозяйки: открывайте! Я исполнил команду и увидел Аэлиту. Она стояла в паре шагов от входа, держа руки за спиной. Судя по всему, там находилась уже привычная ей кочерга. Но это было не главное. Аэлита была в нормальной человеческой одежде, а именно — в простом домашнем халатике. Но как же выигрышно он на ней смотрелся по сравнению с чопорным библиотечным одеянием!

Насколько легче было вести разговоры на уличной скамеечке около библиотеки. Нейтральная территория, нейтральное поведение, никаких обязательств друг перед другом. Но стоило мне ступить на крыльцо, как всё изменилось. У нас появились социальные роли: хозяйка и гость, а следом за этим сразу же возникли поведенческие штампы. Радушной хозяйке положено широкое гостеприимство с настойчивыми ухаживаниями за гостем. Мне полагалось тушеваться и отказываться от чего угодно, хоть присесть, хоть отведать чего-либо из угощений, ссылаясь на то, что сыт, что вот только что из-за стола и вообще нести всякую прочую ересь.

Из всего этого получился сплошной конфуз. Не хватало только Станиславского с его классическим «не верю». Мы мешали друг другу в тесноте крылечных «апартаментов», сапоги не хотели сниматься, Аэлита уронила свою кочергу. Не выдержав напряжения ситуации, откуда-то с грохотом свалилось пустое ведро. Долго так продолжаться не могло. Мы, наконец, перестали произносить какие-то неуклюжие слова и посмотрели друг на друга: я — в позе снимающего сапог, она — с поднятым над головой ведром, которое собиралась куда-то пристроить. И рассмеялись. Смех получился настоящий, человеческий, без всяких там социальных ролей. И сразу стало ясно, что надо делать.

Я перестал снимать сапог, вернул ногу в мягкое байковое нутро и сказал:

— Давайте-ка я, Аэлита Львовна, сначала поставлю вам на место стекло. Оно ведь там на улице под окном? Нехорошо как-то с такой дырой жить, да и на дворе не май месяц всё-таки.

Хозяйка с интересом взглянула на меня, но долго такому моему совсем не служебному порыву удивляться не стала.

— Только ведь у меня инструмента никакого и нету. Подождите, я сбегаю к соседям за молотком.

И вот тут я попался. Совсем как первоклашка.

— Да у меня есть тут кое-что. — Я вытащил из кармана пассатижи. — Этого должно хватить. Не надо к соседям…

И захлопнул рот. Идиот старый. Давненько я так себя не обзывал, хотя раньше-то и случалось.

Аэлита смотрела на меня, и выражение её лица было смутно.

— Скажите, Алексей Николаевич, а вы всегда с этой штукой в кармане ходите?

Она указала пальчиком на пассатижи. Что ж, теперь только вперёд и без тени смущения на лице. Продвинутые коучи в моём «прошлом-будущем» называли это по-мудрёному «возгонкой лжи». Теперь надо врать столько, чтобы первоначальная неправда такой уже не казалась, а ещё лучше — просто забылась бы.

— Да! — я небрежно кивнул головой. — Помогает, знаете ли, в различных ситуациях, вот как ваша, например. Или по электричеству что, мало ли…И для самообороны хорошо подходит. Да что там, руки убийце однажды проволокой пришлось скрутить. Как её перекусить? А они тут как тут.

И я выскочил на улицу, справедливо полагая, что дальнейшая «возгонка» будет чрезмерной. Стекло оказалось добросовестно испачканным экспертом-криминалистом порошком сажи, и его пришлось сначала вымыть в ближайшей лужице. Простые действия избавили нас от необходимости остатков политеса, и мы вполне дружно выполнили эту работу.

Вор оказался донельзя аккуратным. Все четыре гвоздика, державшие раньше стекло, были воткнуты рядом с окном в трещину стенного бруса. Видимо, хотел потом поставить стекло на место, но что-то ему помешало. Что ж, и на том спасибо. Только вот пролезть в эту дырку смог бы разве что пятилетний ребёнок. Значит окно всё-таки открывали, а потом снова закрыли. Обычно в холодное время года в окнах таких домов стоят двойные рамы, но сейчас холода ещё не наступили, что и облегчило задачу злоумышленника.