Ошибка комиссара (СИ) - Зингер Владимир - Страница 32

— Аэлита, а как тебя в детстве звали? — неожиданно для самого себя спросил я. — Ну, подружки, родители, например.

«Марсианка» с интересом посмотрела на меня, но кочевряжиться не стала.

— Эля — чуть слышно произнесла она, и я был готов положить голову на плаху, что она опять приготовилась покраснеть.

— Эля, давай всё-таки на «ты», а то фальшь какая-то получается. как же мы по душам-то будем с тобой разговаривать? А на людях можешь меня называть «товарищ Воронцов». Я не обижусь.

— Только уж и вы… и ты на людях меня Элей не вздумайте называть.

— Всё, зуб даю! — произнёс я страшную клятву и немедленно получил «фи-и» от своей собеседницы. Всё-таки «марсианка» оставалась «марсианкой».

Теперь, когда статус кво оказался установленным, надо было перейти на какие-нибудь спокойные, нейтральные темы.

— Так тебе что, не нравятся книги Алексея Толстого? — попробовал я вернуться к прерванному разговору. — Аэлита, например?

— Не нравятся, — отрезала Аэлита земная. — А уж эта повестушка — тем более.

М-да. А я-то хотел блеснуть своими знаниями и сказать, что в переводе с марсианского имя Аэлита означает «видимый в последний раз свет звезды», а Алексей Николаевич Толстой относится к числу моих любимых писателей. Но лучше промолчу. Со своими собственными именами дружат далеко не все.

Видимо, достали Аэлиту знатоки советской литературы, задававшие вопросы — а почему вас так назвали? Но Аэлита Львовна — еще не самый плохой вариант. Была у меня знакомая воспитательница детского сада, по имени Джульетта Церуновна и, ничего. Папа у нее армянин, поклонник Шекспира. Представляю, каково детям было выговаривать ее отчество! А фамилия какая-то очень простая. Не то Смирнова, не то Сидорова.

И тут вдруг оказалось, что мы так и не завершили утреннюю трапезу, а чайник уже остыл, не говоря о недоеденной каше. Аэлита всё поняла и поставила чайник на керогаз подогреваться, а сама куда-то вышла. Вернулась, гордо неся в руках банку смородинового варенья, единственного, подозреваю, её кулинарного богатства.

Я было обрадовался — со смородиной можно и овсянку съесть, но радость сошла на нет. Открыв крышку обнаружил, что варенье уже «забродило».

— А я про него и забыла, — виновато вздохнула женщина. — Я сама сладкое не очень люблю.

— На бражку можно кому-нибудь отдать, — утешил я Аэлиту, хотя и не представлял себе — кому можно сделать такой подарок? Теоретически, я знал, как приготовить бражку из испортившегося варенья, но в реальности — зачем это кому-то нужно? Вот, в моей деревне я бы нашел, кому отдать, а здесь? Может, дяде Коле? Но наш начальник предпочитает напитки покрепче.

Набравшись мужества, доел-таки свою мерзкую кашу, вдруг калории ещё потребуются? Осмотрел стол. Вон, в вазочке имеются сухари. Надеюсь, заварка-то у Аэлиты есть или придется пить какой-нибудь травяной «сбор» или «капорский чай»?

Но, как правильно советуют умные люди, чтобы чайник побыстрее закипел, нужно от него отвернуться и сделать вид, что ты вовсе не хочешь чая. Поэтому, я быстренько отвел взгляд и принялся грызть сухарик.

— Как хорошо, что я не замужем, — изрекла Аэлита, поглядывая на меня.

Ну да, был бы у нее муж, то его следовало бы утром кормить чем-нибудь более существенным, нежели овсяная каша. Это я подумал, а вслух сказал:

— Это смотря какой муж бы попался. Кто-то и сам бы овсяную кашу стал есть, а кто-то бы и тебе сам завтрак приготовил. Я, например, сам себе завтраки готовлю.

Аэлита ни капельки не удивилась.

— Ну а как же иначе, живя в общежитии?

Когда мы вдоволь напились чаю с сухарями, встал совершенно закономерный вопрос: а чем же теперь заняться? Я знаю, что бы сказали в этом случае очень многие мужчины, а кто не сказал, тот так бы многообещающе скорчил рожу, что ответ был бы понятен без слов. Но мы не затем здесь находимся, мужественно отказал я сам себе в развитии этой версии событий. И вообще советский милиционер — «облико морале» и всё такое. Поэтому ближе к делу.

— Аэлита, — попросил я (Элей назвать язык как-то не повернулся, несмотря на высочайшее разрешение) — расскажи мне об этом твоём библиотечном воздыхателе.

Похоже, она собралась мне возразить. В какой-то мере я её понимал. Самое неудачное занятие — рассказывать сидящему перед тобой мужчине о своих ухажерах.

Я упредил её намерения.

— Аэлита, помни: со следователем — как с доктором. Это нужно для дела.

Пришлось поставить ещё один чайник. И вот что мне было рассказано.

Роберт появился у них в библиотеке где-то в начале лета. Не будучи записанным, брал какие-то журналы, что-то читал, что-то записывал в тетрадочку. Незаметно разговорились. Очень начитанный, очень вежливый, деликатный молодой человек. Да-да, молодой, лет тридцати. Однажды, стесняясь и робея, предложил сходить вечером в кино, уже и билеты были куплены. До сих пор не понимала, почему согласилась. Говорили всё об искусстве, о культуре. Домой провожать не позволила — стыдно показывать своё жилище — Аэлита Львовна и вдруг такие «хоромы». О себе толком ничего не рассказывал, но много говорили о Ленинграде. Ещё пару раз ходили с ним гулять, просто так, встречались нечасто, всего за всё лето раз десять.

Первая газетная страшилка появилась уже после того, как познакомились. А после третьей, к своему удивлению, открылась ему. Так бывает, что незнакомому человеку вывалишь всё, что близкому никогда не расскажешь. Как попутчику в поезде. Он очень обеспокоился и всё предлагал получше спрятать то, что злоумышленники требуют. Был даже готов свои услуги предложить, похранить у себя, например. В последнее время куда-то пропал, в библиотеку не приходит.

Моя рассказчица закончила говорить и посмотрела на меня, как бы говоря, ну и что ты получил из этого моего рассказа? Захотелось покопаться в моей личной жизни? Видишь ведь, что мне это неприятно.

— Ты его фамилию знаешь? Где живёт, где работает, кем? Что ты вообще знаешь о нём?

Аэлита молчала. Отвечать было нечего, и я это понимал. Поэтому продолжил:

— Роберт, говоришь? Да он может быть такой же Роберт, как я Мафусаил! Почему он ходил в библиотеку, но не записывался?

«Марсианке» надоели мои упрёки, и она вспылила.

— Что ты привязался к этому Роберту? Он здесь не при чём! Хороший человек, я не сомневаюсь. Побольше бы таких в жизни было. Тебе просто нравится бесить меня! Не успел…

Тут она прикусила язычок, но я прекрасно понял, что она собиралась сказать. И она поняла, что я понял. Обоим стало неловко. Вот так, впредь наука — не путай свою шерсть с государственной.

Уже спокойней Аэлита произнесла:

— Я тебе категорически заявляю: Роберт здесь не при чём!

Ну что ж, интеллектуальные аргументы закончились. Пора переходить к грубым материальным. Я вышел в прихожую, взял свою утреннюю находку и беспардонно поставил её туда, где ей было совершенно не место — на стол.

Аэлита сменилась в лице.

— Узнаёшь? — строго спросил я.

Она ничего не ответила, но было и так понятно — узнаёт. На столе стоял вытащенный мной утром из дорожной грязи и небрежно помытый в луже большой рыжий башмак.

— Так узнаёшь? — переспросил я.

— Да, — едва заметно кивнула «марсианка». — Это Роберта.

Башмак был знатный, в Череповце таких не купишь, только изрядно поношенный. С высоким, скошенным на ковбойский манер каблуком, с металлической пряжечкой на боку, но не сапог, а скорей полуботинок. И был он рыжий, не жёлтый, не оранжевый, а именно рыжий.

— Значит, господин Роберт у нас вне подозрений? — ехидно спросил я.

Аэлита пребывала в ступоре. Что-то там в её голове перестраивалось, и эта перестройка, судя по всему, ей не нравилась.

— Так он же… он же не знает, где я живу… — начала она.

— Вот именно! — тут же подхватил я. — Ваш подзащитный, гражданочка, банально выследил вас. И сделал он это, несомненно, с самой высокой целью — наколоть вам дров и натаскать воды с колонки, пока вас дома нет, а заодно прибраться в квартире. Его, может быть, не Роберт, а Тимур и его команда зовут?