Серая Орда - Фомичев Сергей - Страница 11

• Предыдущая
• 11/75
• Следующая

К радости давешнего хозяина, заночевали в Полутино. Хотя за долгий день и умаялись от скачки, решили всё же до сна провести небольшой совет. Собрались в большой комнате наверху, что заняли кмети.

Сокол обстоятельно рассказал, что увидела в дыму ведунья, изложил свои мысли на этот счет. Рыжий, кстати, вспомнил, чего говорил ему про монахов местный хозяин. Заруба, почуяв, наконец, и для себя хоть какое-то дело, вызвался хозяина хорошенько допросить. Спустился с Никитой вниз и скоро оттуда донесся его грозный рык. Большой охотник видно был до допросов этот Заруба.

Хозяин выложил всё что знал, но кроме общего описания прохожих чернецов, ему ничего не припомнилось.

— Значит так, — подытожил воевода. — Первое — монахов было двое. Второе — они действительно шатались по краю оружными, хотя мечи свои прятали, на виду не носили. И комонные — по два коня на каждого. Третье — монахи были здоровые, настоящие витязи в черных рясах.

— В Елатьме про них никто ничего не слышал, — сказал Рыжий. — Хотя там народу много толчётся, могли и не приметить. А мы не расспрашивали. Жаль. Надо было бы,

— Завтра все одно пойдём на Муром. Здесь задерживаться не будем, — решил Сокол. — По пути в селениях поспрашиваем и про княжича и про монахов странных этих.

— И откуда они взялись такие? — удивился Заруба — Монахи с оружием… Бред какой-то.

— Это вопрос, — согласился чародей. — Надо бы про них разузнать побольше. Ох, не зря они здесь объявились. И не только за княжичем пришли, думаю. Что-то ещё вынюхивают.

Чародей достал из сумки кусок бересты и принялся (за чернилами лень было лезть) царапать на ней послание.

— Князю отпишу. Пусть своим людям про монахов скажет, может, разузнают чего.

Дописав, Сокол скатал бересту, перевязал веревочкой и, пролив со свечи расплавленного воска, приложил личную печать. Свиток оставили конюшенному с твердым наказом: доставить князю с первой же оказией. Сами же, чтоб времени попусту не терять, в Мещёрск решили не заворачивать.

Покинули двор хорошо выспавшись. Солнце уже основательно пропекло землю, однако стоило им выехать, как небо заволокло хмарью, и взялся моросить дождь. Дорога быстро раскисла, из-под копыт коней полетела первая грязь.

В Которово Заруба нос к носу столкнулся с норовом тамошней вольницей. Нет, воеводу не стали задирать, но когда он остановился на перекрёстке, решив-таки поспрашивать селян о монахах, улицы вдруг опустели. Провернувшись на месте и заметив лишь старую женщину, Заруба надумал расспросить хотя бы её, но только он крикнул, та юркнула за угол и исчезла в каком-то проулке.

Которово словно вымерло. Семеро всадников простояли посреди села битых полчаса, но убраться восвояси, воеводе мешало упрямство, а Сокол не торопил. Ему и самому любопытно стало, чем дело закончится.

Заруба всё же переупрямил вольницу. К отряду подошёл паренёк. Держался он уверенно, если не сказать дерзко. Никакой робости перед княжими воинами не испытывал, а на вопросы отвечал коротко, не скрывая, что желает побыстрее спровадить прочь незваных гостей.

Да, монахов селяне пару раз видели, но те к людям не обращались. По лесу шастали, по дорогам рыскали. Может, искали чего. Народ божьих людей не задирал, те тоже спокойные были, так что веселья в тот раз не получилось.

Заруба пробурчал что-то вроде благодарности, и они поехали дальше.

— Распустил князь народ, — ворчал воевода. — На московской стороне, небось, не посмел бы молокосос с воином, словно с ровней говорить. А на сотника и глаз бы не поднял.

— Успокойся, Малк, — улыбнулся Сокол. — Потому вольные люди большей частью и бегут сюда, а не отсюда. Ты и сам-то Мещеру выбрал, хоть и тверской по рождению.

— Ты и про это наслышан? — Заруба горько усмехнулся. — Когда я бежал, там такое творилось, что и бояр за холопей считали. Резня там началась страшная.

Воевода хлопнул коня по холке.

— Оно всё верно ты говоришь. Но и дружину уважать надобно…

Ближе к столице зачастили встречные крестьянские возки — народ разъезжался по деревням после пятницкой торговли. Возле Напрасного Камня, откуда до Мещёрска рукой подать, повернули на Муромскую Дорогу. Здесь ходу поубавили, пошли не спеша, то и дело проверяя по обочинам следы. Несколько раз то Заруба, то Сокол, что-то почуяв, останавливали отряд. Спешивались и словно псы изучали прилегающий лес.

Нужного следа не находилось.

К вечеру уже почти добрались до Свищева, что стояло возле самой границы муромских владений.

Дорога петляла, пробираясь меж сосновых и берёзовых чащоб, обходя стороной болота и прочие гиблые места. Никаких селений, кроме Свищева, по пути не значилось почти до самого Мурома. Народ здешний держался в стороне от неспокойной дороги, хоронясь от лихоимцев и нечисти. Селился по лугам и полянам, возле озёр и речушек. К починкам и весям вели едва заметные тайные тропки.

Дождь утихать и не думал. Путники скоро почувствовали, как одежда набухла, а вода принялась заливать за шиворот. Стемнело. На лесную дорогу вечер приходит раньше и наступает внезапно.

Вместе с мраком начались неприятности.

Дружинники уже высматривали впереди огонёк постоялого двора, как вдруг охромела одна из лошадей с поклажей, ступив в залитую водой яму. Тишка, резво спрыгнув с коня, бросился к ней, но угодил в ту же яму. Охнув, присел — подвернул ногу. Заруба ругнулся на отрока, на лошадь, на судьбу и на богов, но делать нечего, пришлось вставать на ночлег посреди леса.

Места, годного под шатёр, не нашли, как ни искали. Хоть посреди раскисшей дороги стан возводи. Кругом стоял непроходимый лес, к тому же изрытый овражками и ямами. Дружинники, срубив несколько молодых сосен, расчистили малую плешь, куда и костёр-то едва поместился. Огонь разводили долго.

Тарко с Рыжим, выбрав за основу пару толстых деревьев, принялись возводить шалаш из веток и лапника. Сокол прямо во тьме, в дорожной грязи, занялся тишкиной ногой. Соорудил лубок, заковал распухшую ногу, после чего отвёл паренька в укрытие. За шалашом среди деревьев разместили лошадей.

Заруба же — береженого и боги берегут — отправился разведывать окрестности — нет ли засады, или ещё какой напасти под боком.

Когда он вернулся, костерок уже пылал, а промокшие люди разогревали над огнём мясо. На краешек костра поставили котелок с водой. Нажамкав душистых листьев и сушёных ягод, ждали, когда закипит.

— Вроде всё чисто, — сказал Заруба. — Дуболом — сторожишь первым. В полночь поднимешь Никиту. Если ничего не случится, толкнёте меня на ранней заре. На ночь броню не снимать. Оружие держать под рукой… ну, да чего вас учить.

Махнув рукой, он присоединился к трапезе. Ел без усердия, больше по привычке, а, поев, сразу отправился спать. Остальные скоро потянулись следом. Только Тарко в шалаш не пошёл. Сев под деревом, прислонился к стволу спиной, а меч положил на колени. Закрыл глаза, но спать не собирался — слушал лес.

На них напали под утро, когда сторожить встал Никита, а Тарко, наконец, заснул. Разбой на Муромской дороге занятие обычное, но, приняв хорошо вооруженный отряд за небольшой купеческий поезд, лиходеи сильно просчитались.

Присутствие чужаков Сокол почуял загодя. Приподнялся на локте, толкнул в бок храпящего Зарубу. Тот раньше потянулся к мечу, чем открыл глаза. От резко смолкшего храпа проснулся и Рыжий.

Поднять остальных они не успели.

Прошелестела стрела. Никита, примеченный нападающими в отсвете тлеющих углей, с хрипом завалился на бок. Видимо чужаки не решились подбираться к нему с ножом, понадеялись, что шума стрелы никто не услышит.

Поняв, что имеет дело всего-навсего с людьми, а не с нечистью, воевода приободрился и уже готовился выскочить из укрытия, но Сокол удержал его за плечо.

— Не спеши, Малк, — шепнул чародей. — Пусть подойдут поближе.

• Предыдущая
• 11/75
• Следующая