Капелька Солнца (СИ) - Кандела Ольга - Страница 29

Этому дому явно не хватает хорошей хозяйки. Домработница, какой бы исполнительной она ни была, никогда не станет заботиться о чужом жилище, как о своём собственном. И ведь я пробовал завести женщину, пытался разделить свою жизнь с кем-то ещё. Только вот ни с одной не сложилось. Сам не знаю, почему. Может оттого, что я слишком много времени уделял работе? Или оттого, что в каждой женщине я непременно искал черты Айрель? А, может, просто старался плохо? Так или иначе, но в этом доме так и не появилось хозяйки. И в ближайшее время не предвиделось.

Я вытер пыль пальцем. А палец вытер о платок, что нашелся в кармане. Всё же педант из меня вышел знатный, даже самому смешно. И раз больше некому тут прибраться, то стоит сделать это самому. Окна распахнуть и впустить свежий аромат молодой весны. Шторы вытрясти, а может, даже и ковры выбить. Что там ещё полагается делать? Надо будет спросить. Посоветоваться у кого. И, если освобожусь сегодня пораньше, обязательно займусь хозяйством. Ни к чему просиживать в приемной, когда пациентов нет.

Я в который раз пригладил волосы и направился к двери. Раз уж собрался сегодня раньше, то можно заскочить в лавку булочника. Они как раз к девяти открываются.

Я потянулся к дверной ручке, но не успел её коснуться. Громкий звон колокольчика ударил в самое ухо, и я, поморщившись, прижал ладони к голове.

Я уж и позабыл, какой громкий здесь звонок. У домработницы есть свой ключ, а гости у меня бывают не часто. С тех пор как я обзавелся отдельным кабинетом, посетителей в моём доме заметно убавилось, если не сказать, что их и вовсе не стало. Лавочник в выходные никогда не заглядывает. А потому я крайне удивился нежданному гостю, да ещё такому раннему.

И удивление мое лишь усилилось, когда я открыл дверь.

Её невозможно было не узнать.

Волосы темно-русые, что обрамляют лицо мягкими волнистыми локонами. А на макушке пряди выгорели, блестят чистым золотом. Глаза — спелые карие вишни. И в них живёт солнце. Яркое, жгучее, родное. А на носу проступили рыжие веснушки. И хочется коснуться, проверить, не нарисованные ли.

— Здравствуй, — сказала она, прерывая неловкое молчание.

— Здравствуй, — вторил ей в ответ, совершенно не представляя, как себя вести.

— Может, впустишь? Или так и будешь держать на пороге?

Она улыбнулась, и улыбка эта озарила все вокруг. И в сумрачном холле, где всегда не доставало дневного света, кажется, сделалось светлее.

Она уверенно вошла в дом и, стянув лёгкий жакет, стала с любопытством озираться вокруг. А я разглядывал её. Не мог оторвать взгляда.

Сколько ей сейчас? Шестнадцать? Вроде ещё ребёнок. Но уже и не совсем. Бедра широкие, приятно округлые. И грудь полная, затянута в тесный корсет и, пожалуй, привлекает к себе излишнее внимание. А может, нарочно выставлена напоказ, подчеркивая очевидное. Что моя девочка выросла. Расцвела. Хороша стала до безумия. До закушенной губы, до стиснутых до боли пальцев и головокружения, что накатило внезапно и так же быстро отступило.

Будь я на месте родителей — не позволил бы ей столь открытого наряда. Ещё бы и трёпку знатную устроил. Ходит тут, понимаешь ли. Соблазняет холостых мужчин. И холостых стариков заодно.

— Ты одна приехала?

— Да, а что? — легкомысленно отозвалась она. — Считаешь, мне нужен присмотр?

Мне показалось, или она и впрямь кокетничает? И взгляд этот озорной.

— Приличным девушкам не пристало разгуливать в одиночестве. Тем более в чужом городе.

— Почему?

— Нехороших людей вокруг много. Вдруг кто обидит…

— А ты не обидишь? — игриво спросила она, а у меня возникло чувство дежавю.

— Не обижу. Я же целитель. Одарённый, — добавил зачем-то, чувствуя себя невероятно глупо.

— Ты так же сказал в нашу первую встречу, — вымолвила она, и у меня сердце ухнуло в пятки. А потом взлетело и забухало у самого горла, сбивчивым стуком отдаваясь в висках

— А здесь почти ничего не изменилось, — она обвела взглядом помещение и остановила свой взор на мне.

А я никак не мог поверить. Мысли всё путались. Сбивались. И догадки, одна нелепее другой, рождались в голове.

— Ну что же ты стоишь? Обними хотя бы. Или забыл всё? — от былой шалости не осталось и следа, теперь на лице ее читалось беспокойство, и я почувствовал себя полнейшим идиотом.

Столько лет ждал этого момента, а сейчас стою, будто молнией сраженный. И слова вымолвить не могу.

Первый шаг дался с трудом. Зато остальные, быстрые и стремительные, последовали один за другим, толком и не требуя моего участия. И руки сомкнулись на девичьих плечах. Притянули, прижали крепко-крепко. И я привычно зарылся носом в мягкие волосы. От них пахло морем. Солью. И нагретым песком.

И я стоял так долго-долго, не в силах отстраниться. Просто стоял, просто держал и вдыхал пряный запах её тела. Казалось, время остановилась. И минутная стрелка замерла в нерешительности, боясь нарушить наше уединение. Айрель тоже замерла. Прижавшись щекой к груди и прильнув ко мне всем телом. Я чувствовал её ладони, тихонько поглаживающие по спине. И частое-частое сердцебиение, звучащее в унисон с моим собственным.

— Ты всё вспомнила? — хриплым голосом спросил я, по-прежнему не выпуская её из объятий

— Уже два года как. Я бы и раньше приехала, да только мама не пустила. Сказала, что я ещё ребенок и что ты не воспримешь меня всерьез.

— Ты и сейчас ребёнок.

— Неправда! — она немного отстранилась. Надулась и, глянув укоризненно, губы поджала.

Ну как есть ребёнок!

— А я уже старый… — попытался открыть ей глаза, но толка из этого не вышло.

— Ну, разве что только старый дурак, — было мне ответом. — Который очень хорошо сохранился…

Она вновь обезоруживающе улыбнулась и обхватила моё лицо ладонями. Поднялась на мысочках, глядя прямо в глаза, и её собственные в этот момент сияли. А потом приникла к губам.

Ну разве мог я не ответить?

…и маленькое солнце в девичьей груди разрасталось, чтобы заполнить собой все вокруг.

Одна крохотная капелька превратилась в целый океан. Заполнила все пустоты, все выбоины и трещинки в моей израненной душе. Я растворился в ней и вдруг почувствовал себя бесконечно живым, молодым и цельным.

И понял, что в этом мире не существует ничего более правильного — чем просто быть с тем, кого любишь.

Эпилог

Ноябрь. И первый снег, что укутал замёрзшие деревья. Покрыл дорожки тонким невесомым настилом. Он скрипит под ногами. Хрустит. И тропинка следов тянется вслед за нашими шагами.

Кое-где меж пуховых шапок проглядывает заледеневшая трава. А по веткам скачут пухлые красногрудые снегири. И сами эти ветки, схваченные инеем, сверкают, переливаются на солнце сотней бриллиантов.

Айрель кутает ладони в меховую муфту. На ней шерстяное пальто и фетровая шляпка, почти не прикрывающая голову. И я поминутно беспокоюсь, что она замерзнет.

— Кай, прекрати, мне не холодно! — фыркнула она и сморщила хорошенький носик, на котором к зиме не осталось ни единой веснушки. — Бурчишь, как дряхлая старуха.

— Старик, — поправил я, говоря истинную правду.

— Опять начинается… — Она беспомощно завела глаза к небу. Подобные мелкие перепалки, кажется, вошли у нас в привычку.

Но долго Айрель злится не умеет. Уже спустя секунду она перестала дуться, ухватила меня за локоть и потащила вперёд по дорожке.

— Пошли лучше фонтан смотреть. Он ведь уже замерз?

— Наверняка.

Я заставил её сбавить шаг. Не хватало ещё навернуться. Кое-где под пуховым одеялом первого снега притаились замерзшие лужи. Айрель всё же оскользнулась на одной и, испуганно охнув, повисла на моём плече. А потом залилась громким девичьим смехом.

На нас глядели случайные прохожие. Знакомые и не очень. Такие же парочки, вышедшие в парк на обеденный променад. Кое-кто кивал нам или снимал в знак приветствия шляпу. В этом городе меня знал почти каждый. А тот, кто не знал, с любопытством косился на нашу пару и наверняка гадал, как я умудрился заполучить в жены такую красавицу.