Реанимация солнца - Волжская Анастасия - Страница 22

Кессель насмешливо выгнул темную бровь.

– Трусливая мелочь.

– Прекрати меня так называть, – буркнула я, потирая ушибленную спину.

Он только усмехнулся.

– А как еще назвать того, кто настолько увяз в болоте чужих законов и правил, что боится своей истинной сущности? Это наша природа, Солана, мы рождены быть такими, мы такими задуманы. Отказывать своему шейду в базовых потребностях, естественных базовых потребностях – глупо.

– Мало ли кто кем задуман, – огрызнулась я. – Природа! Если бы мы слепо следовали одним только инстинктам, то до сих пор бегали бы голышом по пустошам и дрались за косточки грызов. Но у нас есть одежда, дома, дороги, тепло, энергия и достаточно еды для всех и каждого. И это создала ци-ви-ли-за-ци-я. Подавление низменных желаний и инстинктов – ничтожная плата за возможность быть частью развитого социума.

Кессель фыркнул – я и не ожидала, что вольный шейдер отреагирует как-то иначе.

– Прислушайся к себе, глупая мелочь. Нет… – Он пристально вгляделся мне в глаза, словно хотел рассмотреть за светлой оболочкой радужки серебристую внутреннюю сущность. – Прислушайся к нему. Почувствуй.

Почти против воли я послушалась. И… ощутила.

Его, своего шейда. Истощенного, измученного не меньше, чем я сама, годами сдерживаемого, отравляемого литианским блокиратором, вынужденно заставляющим его дремать… спать… сном, похожим на смерть. Но сейчас…

Сейчас шейд жаждал энергии. Нуждался в ней, словно отшельник, много дней скитавшийся среди безжизненных пустошей Абисса в отчаянном желании отыскать воду и пищу. Коктейль, выпитый в баре «Логово», был для него жалкой каплей, мгновенно испарившейся на растрескавшихся пересохших губах. Но шейд чувствовал рядом нечто несоизмеримо большее. Неиссякаемый источник живительной силы – вот он, дуальный шейд, достаточно только протянуть руку. Раскрыться. Принять его в себя… на всю длину, заполняя сосущую пустоту внутри, напитывая шейда жизненной энергией, которую манн готов был отдать мне… добровольно.

Распахнув глаза, я с ужасом обнаружила свою ладонь на ширинке Кесселя.

Мучительно хотелось списать это на гипноз, на дурман, на удивительную способность раскрытой второй сущности, но… Обострившимися чувствами я ощущала, что шейд Кесселя сейчас был глубоко внутри. И для вольного шейдера манн казался возмутительно цивилизованным и полностью контролировавшим себя безо всяких блокираторов – чего нельзя было сказать обо мне.

– Не хочу, – упрямо сказала я, не отнимая руки от туго натянутой плотной ткани штанов манна. – Не хочу вот так – с первым встречным в грязной уборной. Особенно после того, как вся жизнь пошла наперекосяк – после шисса, бегства от полиции, вскрытого запястья и остального… Не хочу, когда в голове туман и я совершенно не могу думать…

– Именно поэтому ты и хочешь, – спокойно возразил Кессель. – Твоему шейду нужно восстановиться. Мелочь, ты чего, вообще ничего о себе не знаешь?

– Нет…

Кессель качнулся ко мне, позволяя ощутить себя ладонью во всех подробностях. Я гулко сглотнула.

– Позволь, я покажу.

Надо же, «позволь» – и даже язык не отсох.

Но долго удивляться мне не дали. Решительным движением Кессель подхватил меня под ягодицы и усадил на край раковины спиной к зеркалу. Наглые ладони по-хозяйски огладили тело – и предательский шейд внутри захлебнулся от восторга, посылая по телу гормональные волны от каждого прикосновения манна.

«Да, да, еще…»

Кессель снова потянулся к моим губам, но я увернулась, упрямо не желая признавать власть низменных диких инстинктов и шейдера, понимавшего и чувствовавшего меня лучше, чем я сама.

– Нет.

Он коротко усмехнулся.

– Ну, ладно.

Тугой узел на шнурках поддался первому же рывку. Ботинки с глухим стуком упали на пол. Зад на мгновение оторвался от холодного фаянса раковины, и, прежде чем я успела возмутиться, Кессель ловко стянул с меня джинсы. Слабо охнув, я попыталась прикрыться, но шейдер не позволил, встав между моих разведенных ног. Палец скользнул по гладкой ткани трусиков – вверх-вниз. Горячо. Сладко. И не соврать, что прикосновения Кесселя мне неприятны. Низ живота налился жаром.

Шиссов шейдер! Но лишь бы не останавливался…

Даже злиться не получалось. Кессель был слишком хорош и точно знал, как доставить фемме удовольствие. Чувствовался немалый опыт. Как там сказала барменша Ракель – «Хавьер заботится о своих феммах»? Да – о-о-о да-а-а, – теперь я отлично поняла, что она имела в виду.

Шейд внутри ошалел от восторга. Наконец-то он получил то, чего так отчаянно хотел: энергию, эту странную жаркую энергию, перетекающую в тело от прикосновений манна. И шейд впитывал ее каждой клеточкой, наслаждался каждым движением умелых пальцев.

Впитывал и просил еще и еще.

Я даже не заметила, как осталась без трусиков. Стоило бы возмутиться, но было не до того. Потому что… нет, лишь бы продолжал. Лишь бы прикасался – так… и вот так тоже… Да-а…

Движения Кесселя чуть замедлились. Я приоткрыла глаза и затуманенным взглядом проследила, как вольный шейдер – шиссова боевая машина – опустился передо мной на колени. Провел языком, чуть прикусил, срывая с губ тихий стон. Я рвано выдохнула, выгибаясь в умелых руках.

А Кессель… продолжил.

Это было горячо, непристойно и пошло, но я не могла оторвать от шейдера жадного взгляда. Потому что было в этом какое-то запретное порочное удовольствие – смотреть, как сильный, смертоносный и опасный хищник старательно скользил языком… Ох! И глядел снизу вверх с насмешливым шальным огнем в потемневшем взгляде, отчего удовольствие становилось втройне сильнее. Моя плоть пульсировала в такт ускорившемуся биению сердца, а по венам растекался хмельной жар.

Я смотрела на коленопреклоненного шейдера между моих ног и не могла, не хотела отворачиваться. Он был… красивым… наглым… потрясающим…

Напряженные мышцы сжались в предвкушении. Почти бессознательно я запустила пальцы в короткие темные волосы Кесселя, прижимая его к себе еще теснее, еще ближе. Шейд внутри застыл, чувствуя приближение пика. Губы манна сомкнулись, и…

Я не сдержала вскрика. Удовольствие накрыло жаркой волной – первой, а потом еще, еще и еще. Тело выгнулось дугой, протяжный хриплый стон сорвался с губ. Никогда еще разрядка не была такой продолжительной, такой сильной.

А после… Кессель отпустил шейда. И две дуальных сущности – угольно-черная и серебристо-белая – потянулись друг к другу, сплетаясь воедино. Ощущения, невыносимо яркие и совершенно невероятные, усилились до предела – до меркнущего сознания и звездочек перед глазами…

Совершенно ошалев от происходящего, я откинулась назад, бессильно прислонившись затылком к холодному зеркалу. Тело было словно желе – подтаявшее, сладкое, без единой косточки. Мышцы не держали, сознание уплывало. Но надо ли держаться, когда так хорошо?..

Я чувствовала себя уже не вымотанной, не измученной, а как-то правильно усталой. И шейд внутри впервые за долгое время насытился и довольно притих и, казалось, был вполне согласен, что сейчас бы спать…

Спать…

Я вяло осознала, что снова оказалась на руках у шейдера. Он куда-то понес меня, ничего не объясняя, не говоря ни слова. И хоть грязные после прогулки по коллектору джинсы с ботинками так и остались лежать на полу фемм-уборной, Кессель завернул меня в свою куртку, чтобы не тащить полуголой через переполненный зал бара. Это радовало…

Хотя постель обрадовала куда больше…

Стоило только голове коснуться подушки, как я уснула, мгновенно погрузившись в сладкий глубокий сон без сновидений.

Пробуждение оказалось неожиданно приятным. Я чувствовала себя отдохнувшей, довольной и как никогда полной сил. Мне было хорошо и спокойно, словно я наконец-то оказалась в безопасности, под защитой… дома. Да, дома – если такое слово после смерти отца вообще можно было применить хоть к какому-нибудь месту в Абисс-сити.

Вот только… логово самых опасных боевиков уж точно не тянуло на то, чтобы называться так. И расслабляться, напрочь забыв об осторожности, здесь совершенно не стоило.