Ополченец (СИ) - Бачурова Мила - Страница 22

Обнял Катерину Матвеевну за талию и поцеловал.

— Ах! — Катерина Матвеевна всплеснула руками. Уже после того, как нашла в себе силы от меня оторваться. — Что вы себе… Ах! — Она откинулась к стенке кареты, запрокинула голову и прикрыла ладонью глаза.

Всё-таки чудной народ эти барышни.

— Я тоже был рад познакомиться. Будете у нас в Давыдово — заглядывайте. Папеньке привет.

Я закинул на спину мешок и потопал к постоялому двору.

Глава 13

Внутри харчевни оказалось темновато, но вполне уютно. Десяток добротных деревянных столов в окружении таких же крепких стульев. Подобие барной стойки, из-за которой на меня посмотрел рослый бородатый дядька в фартуке.

За столами никого не было — время позднее. Да и дядьку я, войдя, явно разбудил. Но недовольства он не выразил. Смотрел с интересом.

Я подошёл к стойке.

— Поесть можно?

— Можно. Почему нельзя? Постный обед — три копейки, с мясом — пять. Но без водки. Это уж, сколько выпьешь.

— Сегодня — нисколько, мне с утра штаны мерить на свежую голову. А переночевать почём?

— Десять копеек. — Дядька достал из-под стойки деревянные счеты, перекинул несколько костяшек. — Завтракать будешь?

— Не откажусь.

— Ещё две. — Дядька добавил костяшек. — Всё вместе, стало быть, семнадцать. Ежели и завтра на обед останешься, скину маленько.

— Отлично. Мне нравится.

Я сел к ближайшему столу.

Еда на нём появилась буквально через минуту. Рядом с объёмистой глиняной миской борща — горшочек со сметаной. Ломти хлеба с хрустящей корочкой, тарелка с тонко нарезанным салом и зелёным луком. Рассыпчатая гречневая каша в подливке, с увесистыми кусками мяса. Перед тем, как я взялся за ложку, хозяин поставил передо мной стопку. Воду такими дозами пить не принято. Да и пахнет не водой.

— Говорил же, без водки? — удивился я.

— Дак это ж разве пить? — встречно удивился хозяин. — Исключительно для аппетиту.

— Уважаю, — одобрил я.

Выпил и принялся за еду.

Когда хозяин подошёл забрать опустевшую посуду, я заметил, как он скользнул взглядом по моей затянутой в перчатку руке.

Спросил, кивая на перчатку:

— По делам у нас, охотник? Али мимо проезжий?

— А тебе какой интерес?

— Да так. — Хозяин неопределённо повёл плечами. — Ежели ты в Поречье насчёт работы, то обращайся. Глядишь, самому интересно станет.

— Уже интересно. Присаживайся. Рассказывай.

Хозяин, унеся со стола посуду, сел напротив меня.

Выяснилось, что в пяти верстах от города, на участке дороги, ведущей из Поречья в Смоленск, повадились «озоровать» лягухи.

Я вызвал в памяти картинку и описание из справочника.

Лягуха

«Размеру малого, не более горшка. Зубищи острые, в два ряда. Скачет за один прыжок на две сажени вдаль, да на сажень — вверх. На сажень вперёд плюётся ядом. Яд для простого человека смертелен. Питается падалью».

На картинке было изображено существо, действительно похожее на лягушку. Только раздутое, как футбольный мяч. И размером, если я правильно оцениваю «не более горшка», примерно с него же.

Ощеренную пасть лягухи украшали острые акульи зубы. Уродливую башку — наросты. Если пересчитать сажени в метры, получается, что скачет эта пакость на два плюс метра вверх и на четыре плюс вперёд.

Нормальный такой мячик, уверенный. По башке прилетит — мало не покажется. Да ещё и ядом плюётся…

— И чего им надо на дороге? Лягухи ведь падалью питаются.

— Верно говоришь, — кивнул хозяин. — Да только долго ли доброе мясо в падаль обратить? На лошадей эти твари нападают. Почтовые да господские кареты не трогают, там кони резвые. Мимо проскачут — не догнать. А телегам крестьянским спасу не стало. Эти твари коняку ядом заплёвывают, а как падёт, так давай зубищами своими в клочья рвать. А после куски в болота утаскивают да в сырой земле прикапывают. На болоте — долго ли мясу сгнить? Двух суток не пройдёт, вот тебе и падаль. И хорошо ещё, если хозяевам бог поможет схорониться — под телегой, али как. А то ведь тварям без разницы, кого на части рвать.

Я покачал головой.

— Весело живёте.

— А то! Крестьяне по Смоленскому тракту скоро вовсе ездить перестанут. Нынче вот я тебе к обеду сметану подавал. А завтра, ежели обоз крестьянский не придёт, подавать нечего будет. Крестьянам не торговать — тоже голодно, конечно. Да только жизнь-то дороже.

— Разумно, — согласился я.

— И что скажешь, охотник? — хозяин выжидающе уставился на меня.

Что скажу, что скажу… Что костей в лягухах столько же, сколько в крысах. И это, безусловно, приятно. А вот что Егора рядом со мной нет — это уже не очень радует.

Хотя, с другой стороны — зря я, что ли, Удар прокачивал и Доспехи создавал? Подмастерье я или где? Рано или поздно надо в самостоятельный рейд выбираться. Так почему бы, спрашивается, и не рано?

— Ты магазин готового платья знаешь?

— Это который? — озадачился хозяин. — На Воздвиженской улице, али на Пироговке?

— Значит, оба знаешь. До скольких они работают?

Хозяин пожал плечами:

— Открываются не рано. В такие магазины приличная публика ходит. Часов, может, в десять, а то и позже. Стало быть, и закрываться должны поздно.

— Логично. Но ты меня на всякий случай завтра пораньше разбуди. Как завтрак будет готов, так сразу и буди. Чёрт его знает, сколько с этими вашими лягухами провожусь, а мне за штанами успеть надо.

— То есть, значит, пойдёшь на лягух? — обрадовался хозяин.

— Ну, кто-то ведь должен. Схожу. Не сидеть же вам и дальше без молочных продуктов.

— Дай тебе бог здоровья!

Хозяин поклонился. И спохватился:

— Звать-то тебя как, охотник?

— Владимир. — Я протянул ему руку.

— Фёдор.

— Будем знакомы, Фёдор. Так где, говоришь, у тебя тут апартаменты класса люкс?

Апартаменты находились на втором этаже. Небольшая комната, чистая и уютная. Угадал я с постоялым двором, не подвело чутьё. Заплечный мешок положил рядом с кроватью. Как раздевался, уже не помнил. Вырубился.

* * *

Фёдор разбудил меня, когда за окном, по ощущениям, едва рассвело.

— Ты охренел, в такую рань?

— Сам просил — как завтрак будет готов, — гыгыкнул Фёдор. — А завтрак я к семи утра подаю. У меня тут всё больше проезжий люд останавливается. Ранние пташки.

— Чтоб они были здоровы, — пожелал я.

И принялся одеваться.

Пока завтракал, прикидывал, как бы половчее выманить на тракт лягух в отсутствие Манка. В целом, придумал. С деталями решил определяться на месте.

После завтрака Фёдор поставил передо мной кружку с чаем. Судя по запаху, каким-то травяным.

— А кофе у тебя есть?

— Не держу. Благородные господа сюда не заглядывают, а простым постояльцам без надобности.

— Считай, что надобность возникла. Мне для растормаживания мозговой деятельности кофеин нужен.

— Понял. К обеду сообразим.

— Спасибо.

Я встал из-за стола. Подобрал с пола мешок и направился к двери.

От Тихоныча знал, что в уездном городе Поречье народу проживает немало. Больше тысячи человек. Эквивалент одной многоэтажки где-нибудь на окраине мегаполиса. Но по здешним меркам — вполне себе город. Я пересёк его из конца в конец за полчаса.

К городским воротам, ведущим на Смоленский тракт, пришлось проталкиваться сквозь пробку. Дорогу заполонили крестьянские телеги. Судя по тому, что я видел, некоторые прямо в этих телегах и жили, причём не первый день.

Ну, объяснимо, чё. До города добрались, а назад ехать боятся. Толпятся у ворот и ждут. Сложно сказать, чего.

— А страшны-то, страшны — мать честная! — доносилось до меня. — Сотворит же Господь этакую пакость!

— От Трофима-то, что вчера выехал — видал, чего осталось?

— А я ему говорил — обожди! Куда прёшь? А он — спешу, говорит, к сенокосу успеть. Можно подумать, ему одному косить надо. Поспешил, вот и поплатился.