Ревизор: возвращение в СССР 19 (СИ) - Шумилин Артем - Страница 27

От больницы взял такси и поехал к пани Нине. Они не ждали меня, удивились и обрадовались. Пани Нина, оказывается, с Егорычем в Клайпеду сегодня собралась, хотела лично нас проводить.

Меня сразу усадили за стол, накормили супчиком домашним с пирожками. Пани Нина много их напекла, чтобы нам в дорогу с собой дать.

В свою очередь, выложил у неё половину всякого дефицита в благодарность. Они докупили ватное и байковое одеяльце. Хотел деньги отдать, но Егорыч, наоборот, мне сдачу начал совать с тех денег, что я ему оставлял. Вот люди! Стесняются хоть копейку за хлопоты себе оставить. Но приятно такое видеть, конечно. Советские люди, не испорченные в большинстве жаждой наживы, живущие по совести. И готовые на многое для друзей и родственников…

В пять мы уже были в больнице Клайпеды с кучей сумок и чемоданов. Провожали нас всем отделением. В суматохе едва обнял и поцеловал жену. Галия увидев шубу, расстроилась, испачкаю, говорит, с детьми и, вообще, тепло ещё, чтобы в шубе ходить. Малыши разорались, одеваться не хотели. Сосок нет, чтобы им в рот что-то сунуть. Как мы поедем?

Поблагодарил всех, выложил им остатки гостинцев, запихал в сумку вещи Галии и хотел уже рвануть ловить такси, но Егорыч меня остановил.

— А фотографироваться? — с недоумением посмотрел он на меня.

Вот, я… Мне даже в голову не пришло взять с собой фоторужьё, и так столько вещей. Затупил! Но хорошо, что Егорыч приехал на отдых со своим стареньким фотоаппаратом. Всё-таки, такое важное событие! Это сейчас в запаре думаешь, да ладно, не до этого. А через много лет, глядя на это фото, будешь умиляться и удивляться, как тебя тогда на всё хватило?

Устроил Галию с Егорычем в комнате матери и ребёнка, а сам побежал искать аптеку. Соски и в стакане с кипятком можно прокипятить.

Только оказавшись в поезде, я немного выдохнул. Переноски, всё-таки, великая вещь, Галия положила парней в тонких одеяльцах в люльки. Проводница, уловив нашу проблему, налила мне кипятка ещё до отправления поезда. То ли сама не хотела страдать от криков маленьких пассажиров, то ли просто детей любит, выяснять не стал. И я, стоя в коридоре, замочил в нём соски, боясь заходить с кипятком в купе.

Пани Нина провожала нас до самого конца, пока поезд не отошел. Мы с грустью смотрели друг на друга, как будто прощались навсегда. Галия всплакнула. Пообещал ей следующим летом, если пани Нина будет не против устроить у себя филиал яслей, опять отправить её с детьми в Палангу. Она была даже очень не против, эти два месяца ей очень понравились. Ну да, с погодой для отдыха на Балтике повезло. Засуха, что стала катастрофой для сельского хозяйства, обернулась шикарным теплым сезоном в Паланге. Мне ли не знать разницу, тут часто летом по две недели могут дожди идти почти без остановки.

Под стук колёс дети уснули. Мы с Егорычем залезли на верхние полки.

— Дорогая, чуть что, сразу буди меня, не стесняйся, — попросил я.

Конечно, дети просыпались. Сквозь сон я слышал голос Галии. Но окончательно проснулся только к полудню в воскресенье. Галия, наконец, дорвалась до детей и, похоже, не спала. Сидела счастливая, хоть и уставшая. Предложил ей накормить их, когда придет время, оставить мне, а самой забраться на верхнюю полку. Надеюсь, несколько часов я смогу дать ей поспать.

Мы так и сделали. Покормили, переодели памперсы, жене они более-менее понравились, как выяснилось, и я отправил жену спать. Егорыч сидел рядом, готовый в любой момент прийти на помощь. Но пацаны во время перегона прекрасно спали под стук колёс. И только, когда поезд остановился и люльки перестали качаться, малые завозились, просыпаясь. Мы с Егорычем взяли переноски на колени и начали качать, чтобы малыши не проснулись.

Вскоре поезд тронулся, и мы поставили переноски обратно на полку. Так мы продержались более трёх с половиной часов. Но потом дети проголодались и начали орать. Галия тут же проснулась, спустилась, занялась детьми и больше не ложилась, как я её не уговаривал.

В Москве в конце сентября вдруг установилась погода, как поздней осенью. Кто-то из женщин уже перешёл на пальто с меховым воротником. Многие уже были в беретах. А Галия моя как вышла из поезда в норковой шубе, так привлекла к себе всеобщее внимание. И фасон неизбитый, и цвет необычный. Жена аж смутилась от такого внимания, но не без удовольствия. Дополнительные взгляды приковали к себе и переноски с детьми. Куча вещей, я сразу вцепился в носильщика.

Он повез на тележке все наши вещи, кроме сумочки Галии и младенцев в люльках. Их я гордо тащил сам. Подошли к длиннющей очереди на такси, прикинул, сколько стоять и пошел искать машину в обход, оставив семью на попечение Егорыча. Нашел, конечно, по двойному тарифу.

Дома застали караван-сарай. Приехали, как и собирались, Загит с Володей. Приехал отец. Пришли Гриша с Родькой и Алдонины полным составом. Был накрыт стол в большой комнате.

Народ смотрел хоккей. Счёт был ещё ничейный и наше появление было воспринято, как будто наши решающий гол забили. Чуть детей мне не перепугали. Мужчины принялись нас обнимать и поздравлять. А Ирина Леонидовна с Ксюшей бросились к Галие, всё побросав, и увели её в спальню, забрав у меня люльки.

Кроваток в большой комнате не было. Как же они их в спальне разместили? Потом, только, увидев трюмо и тумбочку в углу, где стояла когда-то плитка, понял, какую перестановку они сделали.

— Кого припахали мебель двигать? — спросил я, смеясь.

— Да мы тут все на подхвате, — отозвался Загит, подмигнув.

— Спасибо вам всем, — сел я за стол, мне тут же налили стопку коньяка, отмечать. Остаток вечера просидел с мужиками. Ирина Леонидовна не отходила от Галии и детей. И я почувствовал, как меня потихоньку начало отпускать напряжение. Жена и дети дома. Всё хорошо.

В понедельник с утра Загит с Володей собрались домой.

— Дочь встретил, с внуками повозился, можно и домой возвращаться, — грустно проговорил он. — Жаль от вас уезжать, — вдруг признался он.

— Так приезжайте в гости! — воскликнул я. — Вы же без отпуска в этом году остались. Должны же вас теперь отпустить?

— Спасибо, — по-отечески обнял он меня, и они с Володей поехали в Святославль.

Ирина Леонидовна заступила на дежурство, и я в прекрасном настроении поехал в университет. А жизнь-то налаживается!

Поднимаясь по лестнице, лоб в лоб столкнулся с Жанной Луппиан.

— Доброе утро, Жанна! — радостно поздоровался я с комсоргом факультета.

В ответ она смерила меня презрительным взглядом и, поджав губы, молча прошла мимо.

Москва. МГУ.

Поднялся в аудиторию, а там наши орут до хрипоты. Обсуждают вчерашний проигрыш нашей команды в суперсерии и травму Харламова. Страсти такие! Даже девчонки подключились. Но все единогласно осуждали грязную игру канадских хоккеистов и предлагали методы борьбы с ними.

Раскричались так, что не заметили, как в аудиторию вошел доцент Сироткин. Он оказался также заядлым болельщиком, до глубины души оскорбленным поведением канадцев вчера на льду. Включился в общий спор и все не сразу и поняли, кто это там от двери такие комментарии делает. Ну да, ему самому интереснее про хоккей немного поговорить, чем тот же самый материал из года в год повторять…

В первом же перерыве я подошёл к Ираклию и рассказал ему о странном поведении Жанны Луппиан.

— Не слышал, может, что-то случилось? — спросил я его.

— Ничего, — пожал он удивленно плечами.

— Не нравится мне это, — обеспокоенно проговорил я. — В пятницу расставались, она прыгала от радости, общаясь со мной, в понедельник — нос воротит. Что изменилось за выходные? Слушай, не в службу, а в дружбу, сходи к ней, попробуй выяснить, в чём дело.

Москва. Комитет ВЛКСМ Экономического факультета МГУ.

Ираклий сразу и пошёл к Жанне, на ходу решая, как вести разговор.

— Привет, Жан, — сел он напротив неё. — По поводу Ивлева…