Стальная сеть (СИ) - Темень Натан - Страница 23

Вошли, головы склонили. Стали что-то говорить, да не просто, а на старославянском, что ли. Порядок такой, наверное. Я стою в уголке, не понимаю ничего.

Бубнили они так, бубнили минут десять. Стою, и чувствую — жарко стало. Окошки закрыты, душно в комнате. И ноги устали, как будто пробежал три километра без остановки.

Глянул на благородную эльвийку — она рядом сидит на стульчике. Вижу, эльвийка спицами больше не вертит. Руки опустила, голову набок склонила — прислушивается. И лицо такое странное. Похоже на лицо карлика, который меня только что по лестнице провожал. Да она боится, что ли?

Бубнёж вдруг прекратился. В комнате потемнело, как будто все шторы разом задёрнули. И дышать совсем стало невозможно. Поднял я глаза, смотрю — все вокруг застыли, как куклы. Сидят, не шевелятся. Только один, в середине, привстал со своего места и давай расти. Всё выше, выше, уже почти под потолок вырос. А это главный эльв — старый, усталый эльв, который не может в магию. Да как сказать! Глянул я на него, чуть в штаны не наделал. В кино только таких жутких видел. Поднялся эльв, сам весь мрачный, вокруг уже совсем темно, в темноте глаза горят, как фонари, и лицо светится. Прекрасное и ужасное одновременно. Страшно, словами не передать. И голос гремит в голове и повсюду: «Извинения не приняты!»

Только я успел это всё увидеть и услышать, как эльв опять переменился. Засиял ярко, будто прожектор включил внутри себя. В этом свете все, кто в комнате были, мелкими стали, бесцветными. Старейшины инородов, гобы и орги, что посреди комнаты стояли, вообще на привидения стали похожи. Так, тени бледные колыхаются.

Эльв к ним руки свои огненные протянул, сцапал сразу всех, и они погасли. Раз — и нет их. Проглотил, или всосал одним махом, только были старейшины — и пропали.

Ох, как мне жутко стало. Хочу бежать — и не могу. Ноги не идут. А эльв уже ко мне повернулся и руку тянет. Хочу кричать — звука не могу выдавить. Как в страшном сне.

Тут ответное сияние между мной и эльвом запылало. Ярко так, как огненная стена. Эльв на неё наткнулся. А меня ухватило что-то, и в дверь вышвырнуло.

Пролетел я по коридору кувырком, на лестницу вывалился. Тут только опомнился маленько. Под задницей ступеньки — твёрдые. Штаны на мне — мокрые. В глазах разноцветные круги плывут, в ушах звон.

Сквозь звон слышу, кричат мне: «Беги, скорее! Беги!»

Поднялся кое-как, заковылял вниз по ступенькам. Оглянулся уже внизу, и лучше бы не оглядывался. Огненная защитная стена вслед за нами отползает, а за ней горящий вал движется, жжёт всё на своём пути. Карлик-полукровка в лакейском кафтанчике метнулся, не успел, вспыхнул как спичка. Нету карлика, исчез.

Тут меня за руку через холл протащили и на крыльцо вытолкнули.

Сбежал я с крыльца на снег, стою, дышу. Горло еле-еле воздух в лёгкие проталкивает, хриплю, кашляю.

Отдышался маленько, оглядываюсь — всё кругом как обычно. Солнышко светит, птички поют. У ворот дворник снег метёт. Спокойно так. Коляски, на которых важные люди приехали, стоят в сторонке, лошадки головами трясут, фыркают, но ничего — не убегают.

Да это что, никто ничего не заметил?

Отдышался маленько, вижу — вниз по ступенькам меж колоннами прекрасная эльвийка бежит, торопится. Двери за ней захлопнулись, она обернулась, секунду постояла. Будто ждёт, что за ней страшное выпрыгнет. Сама дышит, как марафонскую дистанцию отмахала.

Глянула на меня. Лицо у ней бледное, глаза дикие. Вот уж кто точно всё видел, как и я. Вот кто меня вытащил.

— Откашлялся я, хриплю:

— Это что было?!

Эльвийка тяжело сглотнула, подобрала юбки и побежала мимо колясок. Там, сбоку, её машина стоит, оказывается.

Эльвийка в машину запрыгнула, крикнула:

— За мной, скорее!

А я вспомнил, что у меня в коляске сидит малец Микки. Бросился я к своей коляске. Кучера нет, они все внизу, в людской сидят. Чай пьют. Только шофёр на месте остался, хозяйку дожидаться. Повезло.

Я Микки из-под сиденья вытащил, а тот дрожит, упирается. Глазёнки вытаращил, пищит, как мышь. Видно, почуял неладное.

Схватил я его в охапку, и к машине. Запрыгнул внутрь рыбкой на ходу.

Выкатили мы со двора и понеслись по дороге. Шофёр рулит, вопросов не задаёт. Видно, хорошо обученный.

Я попытался ещё что-то спросить, но эльвийка уже успокоилась немного, сказала:

— Потом.

Ехали мы быстро, потом ход сбавили, смотрю — к дому невинных лилий подкатили.

Тут уже во двор спокойно зарулили. Шофёр у машины остался, а эльвийка скомандовала привратнику:

— Ворота закрыть, меня нет, никого не принимать! — и меня за собой повела.

Прошли мы по главной лестнице, поднялись к ней в личные комнаты. Там она встала посреди зала, застыла, закрыла лицо руками. Постояла так, выдохнула и на меня посмотрела.

Вижу, порозовела малость, уже не такая бледная.

— Что это было? — спрашиваю.

Она прошлась по комнате, подошла к буфету, вытащила бутылку. Шампанское, дорогое. Чпок! — пробка вылетела. А эльвийка к горлышку присосалась и давай хлебать. Ну ничего себе. Как только в неё лезет.

Оторвалась она от бутылки, отдышалась, рот утёрла. Бутылку мне протянула:

— Будете?

Я головой помотал.

— Пейте, Дмитрий, — говорит. — Вы сегодня избежали смерти. Пейте.

Взял я бутылку, поискал посуду, не нашёл, вытряхнул из вазочки цветочки с водой вместе, налил. От бутылки половина едва осталась.

Выпил. Ничего не почувствовал. Только задышалось легче.

Элвийка села в кресло, руками себя обхватила, как девчонка. Сама уже не такая важная, волосы растрепались, щёки порозовели.

Вздохнула раз, два, из-под волос на меня глянула.

— Вы видели старшего эльва, — сказала. — Такого, каким он может быть. Таким, каким он быть не должен.

— Не должен? — говорю. — Да он там всех сожрал!

Сказал, и понял — ну да, сожрал. Что ещё?

Она покачала головой.

— После взрыва на станции брат Левикус получил тяжёлую травму. Он… он не в себе. У него бывают приступы… ярости. До сих пор я с этим справлялась. Сегодня это было особенно сильно.

— Так заприте его в психушку!

Ну ничего себе. Главный эльв стукнулся головушкой и свихнулся. Ладно, если я башкой стукнусь. Кто от этого пострадает? Разве что я сам. А тут вон что.

— Вы не понимаете, — устало ответила эльвийка. — Всё не так просто.

— Так объясните.

— А вы не можете просто об этом забыть? — спросила она. — Пойдите домой, выпейте коньяка. Поспите. Что вы ещё делаете… Найдите себе женщину. Забудьте об этом. Я обещаю — это не повторится.

— Вы сами-то в это верите? — блин, да она что, за дурака меня принимает?

— Дмитрий, я просто хочу вас уберечь. Не лезьте в это дело. Я вас прошу, не лезьте. Вы погибнете, и это будет на моей совести.

— Похоже, совесть у вас резиновая, — отрезал я. — Говорите, раз начали.

Она слабо улыбнулась, рукой по лбу провела. Сказала тихо:

— Вы ведь не отстанете?

Я кивнул — не отстану.

— Хорошо. Я скажу вам.

Прекрасная эльвийка пригладила растрепавшиеся волосы, забрала у меня бутылку шампанского. Заглянула внутрь, побултыхала.

— Ох, какая неловкость. Как давно я не пила вот так, по-походному.

Взглянула на меня дивными глазами газели.

— С чего бы начать…

— Начните с чокнутого брата Левикуса, — подсказал я. Как бы она не опомнилась да не вышвырнула меня вон. Она может.

— Ну что же. Вы поймёте меня, Дмитрий. Ведь у вас душа эльва.

— У меня душа полукровки, — буркнул я.

— Не перебивайте.

— Я боюсь, как бы ваш брат не прибежал сюда за нами, — говорю, а сам на дверь оглядываюсь. Уж очень напугал меня взбесившийся эльв. — Вы уж побыстрее.

Она улыбнулась, печально так.

— Не беспокойтесь, Дмитрий. Его злобы хватит ненадолго. Из особняка он не выйдет.

Мне от её слов полегчало немножко. А она говорит:

— Вы сейчас думаете — мы тут сидим, а у нас за спиной десять мёртвых тел осталось? Пожар, скандал, кровь рекой?