Вперед в прошлое 5 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 15

— Херня произошла, что Чума дрался нечестно! — возмутился Рамиль. — За такое рога этому черту пообломать бы!

— Слышь, сам ты черт! — огрызнулся Барик и шагнул вперед, но Чума его остановил.

Заговорил Кабанов, отводя взгляд:

— Если бы бой продолжался. Ну, если бы дуэль… Если бы Дрэк не вмешался, он ответил бы. Теперь смысл сраться из-за этого? Лично мне больше интересно, кто крыса.

— Чего пялишься? — огрызнулся я. — Мне бы тоже хотелось это знать.

— А че тут знать-то⁈ Ты и настучал, — гнул свою линию Райко. — Так и в рожу не получил, и, если Чуму выгонят, от проблемы избавился. А если еще и Барика выпрут, то вообще ведь красота, да?

— Интересно, когда я бы это сделал, — возразил я. — Я один и минуты не оставался.

— Не съезжай. Все понимают, что тебе выгодно избавиться от парней.

— Не только ему, — подала голос Лихолетова. — И мне. И ей, — она кинула на Жеткову, та стала белее полотна, ее аж в пот бросило.

— Так это ты стукачка? — рыкнул на Лихолетову Чума, и его глаза налились кровью. — Убью суку!

— Не, — замахала руками она, колыхая необъятной грудью и пятясь, — стучать — последнее дело. Самим надо разбираться.

— Вот и я о том же, — кивнул Райко и указал на меня, — а он — ментеныш, для таких стучать — это нормально.

— За наезд ответишь, — сказал Илья. — Он все время был рядом!

— И вообще-то я легко Чуме бы навалял, и тебе наваляю за клевету! — Я сжал кулаки и шагнул к нему, но остановился. — Но кто-то же настучал! Клянусь, что это не я, — сказал я, хотел продолжить: «И не кто-либо из моей команды» — но понял, что не поручусь за всех.

И Гаечка могла сказать Елене Ивановне, да и Димоны могли — кто знает, какие черти водятся в их омутах, они ж тоже от Чумы претерпевали.

— Кто настучал? — процедил Илья.

— Типа вы не в курсе! — Баранова уперла руки в боки. — Да вы все заодно! Кто вам поверит!

— Кому невыгодно, тот не поверит, — парировала Гаечка. — Ты на Павла зло затаила. Ты и настучала, чтобы его подставить!

— Готова ответить за клевету? — побледнела Баранова. — Не охамела ли?

— Ты уже давно охамела, — прошипела Гайка. — Королевна, блин! А остальные — грязь под ногтями. Тьфу!

Новенькие девчонки слушали, разинув рты. Гайка и Баранова двинулись друг на друга, но между ними встала Лихолетова.

— Девочки, не усугубляйте! Давайте мирно разойдемся и все обдумаем.

— Здравое предложение, — поддержал ее Илья.

— Чтоб ты сдох, Мартынов! — прошипел Чума. — Если меня выгонят, ты труп!

Барик и Плям покивали. Карась тоже хотел кивнуть, но передумал и попятился боком, как краб.

Класс начал молча расходиться. Чума и компания остались — видимо, чтобы не поддаться искушению и не броситься на меня с кулаками.

Во дворе Илья сказал:

— Впервые к дрэку отца позвали.

— Аналогично, — кивнул я.

— Да не страшно! — успокоил Рамиль. — Мой два раза ходил. Выгнать ученика не так просто, да!

— Лучше так, чем быть терпилой, — прогудел Чабанов.

— Ага, — улыбнулся Минаев. — Мне понравилось!

— Что? — не поняла Гаечка.

Сияющий гордостью Димон ответил:

— Не быть терпилой!

Знали бы они, во что превратился бы наш класс при другом раскладе! Если Чуму выгонят, никто не будет мешать учиться. Еще бы Баранова поскорее ушла в гимназию, вообще праздник был бы!

Из школьного двора было два выхода: центральный, ведущий к проезжей части, куда уходили мы все, и второй, через спортивную площадку — к виноградникам. Так было удобно добираться тем, кто жил в северной части поселка, в частности Чуме и Барику. Но — только в сухую погоду, в дождь грунтовка превращалась в непроходимые хляби. Еще была дыра в заборе возле труб, но через нее никто не ходил: неудобно, далеко и репья на одежду цеплялись.

Меня до сих пор потряхивало. Это была не трясучка труса перед важным событием, а адреналин требовал выхода. Такое часто со мной происходило в юности, когда учился на военного: ярость как захлестнет, как потащит… Потом то ли я научился себя контролировать, то ли ослаб гормональный фон.

Сейчас я настроился на бой, путь он и закончился бы не в мою пользу, но все видели финт Пляма, и, сыпанув пыль мне в глаза, уважения он себе гопота не прибавила бы. Но я дал бы выход агрессии. А так ее заперли внутри.

Ощущение было, как когда на охоте сидишь с двустволкой в кустах, мерзнешь, мокнешь, поджидаешь дичь. Она выскакивает прямо на тебя, ты выжимаешь спусковой крючок, но — осечка! И еще осечка. И прощай, добыча! До появления взрослого я был сдержан и зажат, теперь же, получается, стал собой настоящим.

Потому вместо того, чтобы идти через центральный выход, я резко свернул и зашагал к спортивной площадке. Все свернули за мной, кроме Ильи. Он остался на месте.

— Ты что задумал?

— Хочу перетереть с Чумой вне школы и без свидетелей, — ответил я. — Остальным участвовать необязательно.

— Я бы не усугублял, — посоветовал Илья, не двигаясь с места.

Рамиль встал на мою сторону:

— Павел прав. А то будем в стукачах ходить! И точку надо поставить.

— Мы с тобой, — прогудел Чабанов.

Гаечка с готовностью ответила:

— Я — всегда.

— Ладно, надеюсь, кулаками махать не придется, — сдался Илья, уверившись, что отговорить меня у него не получится.

— Нам ничего не грозит, — говорил я на ходу. — Максимум дрэк пальцем погрозит и скажет ай-я-яй, он за нас, Чума у него поперек горла. А Чума и так уже ссытся. Это он рискует, если быковать станет.

— Станет, — вздохнула Гаечка. — Он отбитый.

— Но мозги высушил не до конца, раз боится выходить раньше нас, — заключил Илья.

Мы перебежали площадку, где второй физрук, колобочек и бывший гимнаст Алексеич, гонял вторую смену, выскользнули за ворота, сместились за забор. Не сговариваясь, я, Илья и Рамиль встали по одну сторону ворот, Димоны и Гайка — по другую.

Подумалось о том, что, с одной стороны, здорово, когда можно дать в бубен, поговорить, и оппонент поймет, что неправ. Обычно гопота признавала это, столкнувшись с грубой силой. Кулаки чесались, ноги тоже чесались, так хотелось отоварить урода по первое число — и за то, что он уже сделал, и за испорченное детство в параллельной реальности. Почему-то верилось, что она есть, и там я, неспособный за себя постоять, страдаю от этих отморозков.

— А они точно тут пойдут? — засомневалась Гаечка после пяти минут ожиданий.

— С большой вероятностью. Но они ж сперва в курилку… — предположил Минаев, его глаза горели, и вообще я не узнавал этого тихоню.

— Идут! — шепнул Рамиль, смотрящий в дырку в бетонном ограждении, и переступил с ноги на ногу.

— Сколько их? — спросил Илья.

— Трое. Фигня, — ответил Рам и повернулся к нам, ударил кулаком о кулак.

Я облизнул враз пересохшие губы, чуя мандраж предвкушения, когда щекотно под ложечкой и сердце колотится! Страх есть, но он скорее подстегивает и обостряет восприятие, чем сковывает.

Сперва вышел Плям, сразу за ним синхронно, шаг в шаг — Барик и Чума.

— А ну стоять, черти! — отчеканил я.

Гоп-компания так же синхронно обернулась.

— Пиу-пиу, — воскликнула Гаечка, оказавшаяся у них в тылу. — Ни с места! Вы окружены!

Чума оглянулся, сплюнул под ноги. Страха на его лице не было, лишь обреченность. А вот Борецкого переполнял гнев. Флегматичный жабоподобный Плям вздохнул и уставился на меня.

— Берега попутали? — возмутился Барик. — Какого…

— Завали хлебало, — прошипел я на понятном им языке и шагнул к нему. — Во-первых, за вами должок. Объяснять, за что спросить хочу?

— Ты? — скривился Чума и еще раз сплюнул. — С хера ли с меня спрашивает всякое лошье…

Я встретился взглядом с Ильей, скосил глаза на Барика, и сразу — два шага вперед, два прямых удара Чуме в живот — разинув рот, он схватился за «солнышко». Илья сцепился с Бариком и уже валял его по земле, а Рам подсечкой повалил Пляма, который особо не сопротивлялся, понимая, что силы неравны, и чем больше он будет рыпаться, тем сильнее наваляют.