Вперед в прошлое 5 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 3

— И в мае родить, — сострил я, сообразил, что брат не понял шутку и объяснил: — Беременными ходят девять месяцев. Не трусь, братец! Как показала практика, если дашь в бубен нескольким обидчикам, они отстанут. А если толпой навалятся, так нас тоже целая толпа, но мы старше и сильнее. Понял?

— Понял. Я готов.

Голос его был полон решимости.

Тарахтение круглого будильника, танцующего ламбаду на трех стальных ножках, прозвучало голосом из ужасного вчера, и под него произошел выплеск гормонов, спровоцировавших тягостно-тоскливое настроение.

Будильник следует сменить, а то на этот уже условный рефлекс выработался, как у собаки Павлова. Потянувшись, я побежал в душ, охладился, потому что пекло стояло августовское, и уселся за стол в спортивках и с голым торсом. Из спальни, зевая, выползла встрепанная красноглазая Наташка. Удивительно, но даже в таком виде она была прехорошенькой.

Потом вышла мама и выставила на стол творожную запеканку с изюмом, от вида которой кишки скрутило голодным спазмом. На два голоса мы поблагодарили маму, я сварил ей и Наташке кофе, выпил его первым, проглотив запеканку, и встал перед зеркалом, уступив зевающему Борису свое место за столом.

На меня смотрел спортивно-подтянутый парень, широкоплечий и пропорционально сложенный для четырнадцати лет.

Мой прежний образ вспоминался с трудом, с той поры я подрос, сбросил пять с половиной кэгэ и нарастил мышцы. Пухлые щеки ввалились, и оказалось, что лицо у меня не круглое, а вытянутое, и я похож на деда Николая, у меня, как и у мамы, выраженный носогубный треугольник и тонкий нос, хотя мастью я в отца. За лето отросшие волосы я чуть срезал, их на голове было чуть больше, чем носили все, из-за густоты они стояли торчком, как у Элвиса. Из взгляда ушли затравленность и обреченность.

В общем, у тех, с кем мы давно не виделись, был нехилый шанс меня не узнать. Даже интересно, как они отреагируют на такого меня?

Я надел белую нашу клубную рубашку, джинсы. Память взрослого вопила, что носить в школу пакет — вовсе не круто, круто иметь рюкзак, но эпоха диктовала свои правила, и я, помимо рюкзака, взял два пакета для книг на учебный год. Часть мы взяли после экзаменов в июне, часть выдадут только сейчас.

Перед зеркалом встала Наташка, украдкой накрасила ресницы, подвела губы и крикнула:

— Братаны, вы скоро? Боря?

Из спальни выскочил Боря в такой же рубашке, как у нас, заправлена в брюки она была лишь частично. Мама возмутилась:

— Борис, на кого ты похож⁈ А ну иди сюда, заправлю. И кеды зашнуруй…

— Пусть будет навыпуск, — сказал я, — а то, как додик.

Мы с Наташкой переглянулись. Сестренка у меня ну просто красавица, прям хоть сейчас в Голливуд! Знаю, она мечтала быть манекенщицей, но ростом не удалась.

Выйдя из дома, мы остановились у подъезда, поджидая Бориса. Чтобы добраться до места встречи, у нас оставалось десять минут — ровно столько идти туда неспешным шагом, чтобы не взмокнуть.

Вместе с Борисом выбежала мама с нашими тремя букетами, раздала их, причитая:

— Чуть главное не забыли, что же вы так!

Мне-прежнему хотелось приехать на линейку на мопеде — и пусть все лопнут от зависти! А еще хотелось подарить класснухе настоящий кофе, который стоит, как ее зарплата, но я понимал, что это говорит во мне обезьяна, которая рада тыкать дули моим обидчикам и раздавать им затрещины, упиваясь тем, что у них не хватит духа ответить.

Опыт взрослого подсказывал, что с людьми правильнее дружить и пытаться найти общий язык, а воевать только с совсем отбитыми. Так что, в отличие от Бориса, готового уничтожить мир, я был настроен мирно.

К школе со всех сторон стекались пестрые ручейки детей с цветами, первоклашек вели родители, банты на головках девочек покачивались, как хризантемы.

Старшеклассники были одеты строго белый верх и черный низ, подростки, как обычно, бунтовали, вырядившись, как бомжи или попугаи.

В условленном месте уже топтались Димоны, Алиса, Рамиль и Гаечка, которая не удержалась и напялила черные штаны с молниями и ботинки, хоть в них и было жарко.

— Илюха идет с мелким! — крикнул Рам, указав в направлении его дома.

Илья нам помахал, Ян подбежал, сжал кулак и со всеми им стукнулся по очереди.

Покачивая гармошкой, проехал «Икарус», рассыпавшийся кучкой школьников, от которой отделился Юрка и бросился к нам. Его, наверное, тоже не узнают одноклассники. Это уже не ушастый заморыш с вечно разинутым ртом, а нормальный мальчишка.

Почему-то подумалось о толстяке Тимофее, который здорово похудел, когда тренировался с нами. Хотелось думать, что и у него все будет хорошо.

— Ну что, идем? — спросил Рамиль, глянув на электронные часы. — Десять минут осталось.

И, обернувшись, с тоской посмотрел на школу, откуда доносился гомон и лилась песня «Учат в школе».

— Выживать и морды бить, пыхать клей, бухать, курить, — фальшиво пропела Гайка, — учат в школе, учат в школе, учат в школе.

— Это точно, — мрачно сказала Алиса и глянула на Юрку. — Да, одноклассничек?

Мы всей толпой двинулись к школе, утопающей в зелени. Вскоре стал виден школьный двор, где проходила линейка и строились ученики. Туда-сюда носился наскипидаренный директор, в простонародье дрэк или Лысый, орал на учителей, глядя на них снизу вверх, потому что был ниже всех.

Его истерические вопли перекрывали даже музыку.

— Грешники в аду, — проворчала Гаечка.

— Точняк! — Юрка показал «класс».

— Пора расходиться по классам, — вздохнул Борис и глянул на Яна. — После школы встречаемся там же, у шелковицы?

— Да, — подтвердил я.

Ян напрягся и оцепенел, как когда я вел его знакомиться с Ильей. Помня, что от людей не стоит ждать ничего хорошего, он морально готовился к войне.

— Я побежала к нашим! — сказала Наташка и упорхнула.

Одиннадцатый класс в школе был один, десятый тоже. Остальных по три, но два девятых, и нас ждали перемены, я смутно помнил, что не лучшие. Силами четверых отморозков из расформированного «А»-класса в нашем недружном коллективе установится террор. Из десятого они уйдут, и станет полегче.

Но это в той реальности им некому было дать отпор.

Борис еще раз тягостно вздохнул, и они с Яном поплелись к своему седьмому «Б», как на эшафот. Алиса и Каюк учились в восьмом «В».

Параллельный класс расформировали вместе с буквой, мы так и остались классом «Б», а второй — «В». Причем наш поток, если не считать отмороженных «а-шек», был одним из самых сильных.

Вшестером мы двинулись к своим, хотя таковыми их назвать не поворачивался язык. К Гаечке сразу же подошли Желткова, тихоня Аня Ниженко, с которой она сидела за одной партой, и склочная шумная Женя Заячковская. Их впечатлило, как Сашка изменилась. Гаечка напряглась и покраснела пятнами, косясь на нас. Она переросла подруг, но все равно была на полголовы ниже дылды Барановой, возвышающейся каланчой и над учениками, и над учителями. На фоне наших уже взрослых девчонок молодая и симпатичная классная определялась только по букету, состоящему в основном из астр.

— Гайчук! — покачала головой она. — Как ты вырядилась?

Гаечка покраснела еще больше, провела руками вдоль боков.

— Ну а что такого, Елена Ивановна! Белый верх, черный низ!

Назревал конфликт, но подошла Натка Попова, мелкая и круглая, в кофте навыпуск и белых обтягивающих штанах, и классная переключилась на нее:

— Наташа! Ну что за вид! Ну неужели обязательно сегодня выпендриваться⁈

— У меня юбка порвалась, — парировала Попова.

— Жопа не влезла! — крикнул Памфилов, и Натка ринулась к нему, давать под зад.

Я вручил классной три хризантемы из семи имеющихся и сказал:

— А давайте Наташу и Сашу поставим во второй ряд, директор не заметит, что они не в форме, и орать не будет.

Она уставилась на меня растерянно, вскинула брови — как так, ко всему безразличный ученик проявил инициативу!