Тать на ваши головы (СИ) - Боброва Екатерина Александровна - Страница 10

Вольготная жизнь закончилась на третий день. С утра бабуля решила-таки выйти, потому что у нас заканчивались припасы. Мне строго-настрого было наказано сидеть дома, но кое-кто решил иначе.

— Не пойду, — шипела я, с трудом удерживаясь от воплей.

Но кто интересуется мнением котенка, которого тащат за шкирку? Привстав на цыпочки, попыталась отцепить от своей куртки вредную плеть. Бесполезно. Меня приподняли над землей, назидательно встряхнули и потащили за калитку.

Нет слов — одни непечатные выражения. Главное, ругаться бесполезно, ибо в одни ворота. Плющ на мои ругательства не реагировал, хранил глубокое молчание и, похоже, вообще говорить не умел, зато плетями орудовал виртуозно. Одной выпихнул меня за ворота — и это среди бела дня! Хорошо, что короткий проулок был пуст и возмущалась я тихо, не привлекая внимания. Второй — притащил мой плащ, надел, еще и капюшон нахлобучил. От такой заботы мне срочно захотелось кого-нибудь прибить.

На упрямстве развернулась было обратно, но калитку захлопнули перед носом. Ясненько, доводы бесполезны перед грубой силой.

Медленно пошла от дома, кутаясь, глубже натягивая капюшон и представляя свой портрет на доске разыскиваемых преступников. Главное, когда не знаешь, что и как нарушила в чужом мире, сроки себе выписываешь максимальные. Уверена, принципы гуманизма здесь еще не популярны. Они больше для сытых и благополучных стран характерны. А тут?

Впрочем, тут было неплохо. Я бы сказала, недурственно после трущоб. Больше на пригород похоже, чем на настоящий город. Много одноэтажных домиков с участками, садами, людей мало, лавок почти нет, зато раздолье живности, подбирающей что-то в канавах. От чавкающей кабаносвиньи с метр в холке я поспешно перешла на другую сторону улицы: показалось, что взгляд маленьких черных глазенок из-под щетинистой челки транслировал мне угрозу. Под ногами суетились птицы трех видов, высовывались из-за забора грязные мордашки ребятни, ярко светило солнце. Словом, почти пастораль. Если бы не одно «но». Я в нее не вписывалась: здесь предпочитали открытые лица и честные взгляды, и на меня, завернувшуюся в плащ теплым солнечным днем, косились с неодобрением, точно у меня пара стволов под одеждой припрятана.

Прошла какое-то время под конвоем, когда начали попадаться дома побогаче. С удивлением отметила их схожий дизайн: синие ставни на окнах, синие крыши, синие верхушки заборов, синие коврики у дверей — неожиданно много синих элементов. Тихо, мирно, безопасно. Наверное... А у меня на запястье дурной плющ с непонятными намерениями. Да и шла я не сама по себе, меня направляли, сжимая руку, если поворачивала не туда. Живой GPS-навигатор, одним словом.

Район сменил свой облик на заброшенный: заколоченные окна домов, поваленные заборы, какие-то развалины среди буйной растительности; я точно шагнула в прошлое. Даже странно - рядом, на соседней улице, люди, повозки, детвора носится, а здесь словно печать забвения и тишина. Лишь перекличка птиц над головой и возня мелкой живности в густой, порядком пожелтевшей траве.

Внезапно меня потянули к дыре в заборе, которую явно оставили, выломав доски наружу. Да-да, именно наружу, потеряв на сучке окровавленный кусок светлой ткани.

Естественно, я уперлась. Чужая кровь — весомый аргумент, да и лезть в заброшенный дом, еще и в сомнительной компании — так себе удовольствие.

Мое сопротивление подавили привычным способом — за шкирку.

— Я тебе кто? — пыхтела, пытаясь волокущимися ногами цепляться за землю, но резиновые сапоги лишь скользили по траве. — Мебель? Захотел — переставил.

Меня тащили молча, не прислушиваясь к аргументам. Точно, мебель. Понять бы еще, в какой угол меня желают поставить.

Дом постепенно вырастал из-за бурьяна и деревьев, заслоняя собой небо. Широкое крыльцо с лестницей, статуи каких-то животных, его охраняющих, заколоченные окна, обожженные местами стены. Стоп. Пока меня тащили к крыльцу, всмотрелась в большое черное пятно, выделявшееся на стене, точно след от взрыва. Еще и повреждения такие характерные, оспинками. Здесь что, шел бой?

Мне стало нехорошо от такой догадки, потому как обитать в заброшенном особняке мог кто угодно, да и бывшие хозяева, вполне возможно, озаботились защитой, а мы премся туда с такой наглостью, будто нас хлебом-солью встречать будут.

Плющ распахнул дверь, втащил меня, бормочущую ругательства — подозреваю, выглядела я жалко, — внутрь, еще и под зад подпихнул так, что носом чуть пол не вспахала.

Остановилась в холле, попыталась принять независимый вид свободного человека. Огляделась: пыльно, заброшенно, темновато — солнечный свет полосками ложился на грязный пол, просачиваясь из щелей в досках. И здесь явно шел бой: щепки от мебели, оборванные шторы, осколки стекла на полу, веревка, тоже в пыли. Вешать на ней кого-то хотели, что ли? Не узнать теперь.

Прошлась взглядом дальше: на второй этаж вела лестница. Туда меня, свободного человека, и подпихнули под зад. И как-то плевать стало на обитателей этого дома, живых или мертвых, потому как трудно одновременно и злиться, и бояться. А сейчас я не просто злилась, я была в ярости!

— Знаешь, я тебе благодарна за спасение от Чиполлино, но всему есть предел. Нельзя меня брать и молча тащить куда-то, понял? Может, я не хочу?

Плющу, естественно, было плевать на мое желание, и как-то благодарность моя к нему исчезла. Совсем.

Встала на первую ступень, с тоской посмотрела наверх. Идти туда не хотелось, потому как мой первый опыт общения с плющом закончился обрушением часовни. Выжить в рушащемся особняке будет сложнее.

«Это она?» — вдруг прошуршало в моей голове. Голос был весьма похож на змеиное шипение и явно не принадлежал человеку.

Я замерла, а потом медленно, холодея от ужаса, оглянулась.

— Мама! — плюхнулась на зад, задирая голову.

Надо мной завис вихрь, только он был крупнее, мощнее и страшнее, чем плющ. Вдобавок двигался совершенно беззвучно. И внутри все та же проступающая между вращающихся кругов темнота, от которой мое горло сжал спазм панического ужаса.

«Мелкая какая-то, — искренне посетовали в голове, добавив огорченно: — Еще и страшная».

Вот это «страшная» отрезвило. Я отмерла, поняла, что в носу нестерпимо свербит — вихрь поднимал скопившуюся пыль в воздух точно метла, — и оглушительно чихнула. А еще поняла, что зря я веревочку для висельника предполагала, вот она, передо мной, круги наворачивает, аж тошнить от вращения начинает.

Но потом все перекрыло осознание: со мной говорят! По-русски. Хотя вряд ли. Не важно, на каком языке, главное — говорят!

«Слушай, она так на меня смотрит, словно видит», — прошуршало удивленно.

Я склонила голову.

«Хм, точно видит», — сделали вывод, а потом вихрь опал, трансформировавшись в веревку, которая закачалась перед моим лицом на манер «кобра дома, и кобра удивлена».

— Еще и слышу, — сдавленно заверила я веревку.

Та от шока аж опала, потом снова поднялась.

«Как такое может быть?» — потрясенно спросили явно не у меня. На полу зашевелилась кучка жухлого плюща, и вот могу поклясться, что они друг друга прекрасно понимали, а я почему-то могла слышать лишь веревку.

«Одаренная? Но зачем?.. Ты прав. Раз так получилось... Может, и к лучшему».

«Так. Встала и пошла за мной».

Я осталась сидеть, еще и позу приняла максимально выражающую протест: с места не сдвинусь, а если кому-то хочется, пусть идут сами, то есть ползут.

Не знаю, как у нее это получилось, но веревка вздыбила растрепанные ворсинки, став похожей на ершик. Очень злой ершик.

Плющ почему-то не спешил вмешиваться и применять любимую тактику укрощения меня: за шиворот и потащили. Видимо, требовалась некая степень добровольности. Припомнила, что в часовню сама пришла. Хм...

— Поговорим? — предложила, миролюбиво улыбаясь.

Веревка перестала гневно дыбиться, пригладилась и закачалась рядом с моим лицом, точно всматриваясь в него. Я подавила порыв отшатнуться. Девочки должны быть сильными, особенно в споре со всякими, а то размажут, мяукнуть не успеешь, а мне и одного вживленного камня достаточно.