Златорогий череп - Бабицкий Стасс - Страница 6

– Конечно, узнаю. Ираклий невысокого роста, мне по плечо будет. Фигурой крепок. Волосы седые, как я уже говорил, хотя ему это уже и по возрасту – давно за сорок, пожалуй, ближе к пятидесяти годам. Усов и бороды не носит. Может нацепить фальшивую, для маскировки, но я и тогда его узнаю.

Снова помолчали. Вострый косился на цилиндр ярко-малинового цвета, что стоял на подоконнике рядом с сыщиком.

– Возможно, я слишком одичал, лазая по Кавказским горам, но объясните, что это за странный выверт моды?

– Считайте, что это моя фальшивая борода, – сказал Мармеладов.

– Не понимаю…

– Что в слежке важнее всего? Не дать человеку малейшего подозрения, что за ним следят. Особенно если речь идет о чрезвычайно мнительном господине, как этот ваш Сабельянов.

– Филеры же поэтому и одеваются не броско, в серое.

– Они одеваются так потому, что идиоты. Это зимой в Москве все ходят в черном да буром, но в теплое время года – не заставите. Посмотрите вокруг! Вот идут солидные люди слушать лекцию заморского профессора. И что же? Обратите внимание на цвета их сюртуков – горчичный, амарантовый[1], савоярский[2], есть даже блёдамур[3]. Серый цвет в такой толпе привлекает внимание. Да и кому охота в солнечный день носить блеклые одежды? По доброй воле никто в серое не нарядится, стало быть, сразу понятно, что это наряд для службы. А ведь именно это и нужно скрыть. Я бы одевал шпиков в самые щегольские пиджаки. Иначе вся маскировка коту под и хвост. Но глупость полицейских мне как раз вполне полезна, – улыбнулся сыщик. – Если Ираклий обернется пару раз и увидит серого типчика в котелке, то сразу все поймет. А взглянет на мою шляпу и решит: «То, что малиновый позади топчется – случайное совпадение». Ни один разумный человек не поверит, что «хвост» наденет такой вызывающе-приметный цилиндр. Это против всякой логики.

– Да, но… Оглянется третий раз, пятый, седьмой, а позади все время эдакая красная шапочка маячит. Тогда уж точно заподозрит.

– Верно. Но я-то не буду все время ему глаза мозолить. Пройду три квартала, потом отстану, и Митя меня подменит.

– А где он?

– На углу дежурит, с извозчиком, на случай, если этнограф в коляску сядет. Потихоньку поедет за ним, на расстоянии. А еще через пять кварталов снова я на след вернусь, но уже без цилиндра. Ираклий меня не признает. Это тоже удивительный эффект яркой шляпы: она привлекает все внимание, а лицо под ней не запоминается… Таким образом Сабельянов приведет нас к своему логову.

Вострый восхищенно смотрел на сыщика и сомнения из его голоса сменялись воодушевлением.

– Давайте и я за ним пройдусь! Хоть те же три квартала, а?

– Ни в коем случае. Если злодей вас признает, то сразу сбежит. Причем явно не туда где лежит златорогий череп. Нет, он начнет метаться как заяц, путая следы. Поэтому вы останетесь на крыльце университета, сосчитаете до ста. Дважды! И только потом пойдете за мной.

– Но я же отстану, – альпинист уныло повесил ястребиный нос – Потеряю вас из виду.

– Вряд ли. Яркий цилиндр за версту заметен. А предположить, что на оживленной улице Москвы сойдутся двое в подобных шляпах… Нереально! Мы же не в Париже.

Макар Макарыч слушал и кивал, но смотрел в окно мимо собеседника. Внезапно он вскрикнул и вцепился в темно-синюю портьеру.

– Ираклий! Затея ваша сработала! Честно признаться, я не верил. Не верил… Но… Позвольте пожать руку! Вы гениальный сыщик.

Мармеладов оглянулся. По двору шагал невысокий крепыш с лицом, будто вылепленным из влажной глины и уже изрядно оплывшим. Одет во все черное, как гробовщик из похоронной конторы.

– О, как же это волнительно! Подходит к двери… Читает. Оглядывается. Ай! – Вострый присел на корточки и спрятался за подоконником. – Посмотрел в нашу сторону, – пояснил он шепотом. – Чуть не столкнулись взглядами… Ах, да… Он же нас не видит. Что делает изверг? Можете разглядеть со своего места?

– Уходит.

– Так чего же мы медлим?! Бежим вдогон!

– Погодите, он непременно задержится у ворот. Захочет убедиться, что никто не выскочит за ним на крыльцо. Чует подвох. Дадим ему успокоиться. Вот так! Огляделся. Двор пустой, вроде успокоился ваш Ираклий. Посмотрим, куда свернет – направо или налево.

– И к-куда?

– Направо, – сыщик нахлобучил свой яркий головной убор. – А теперь – пора!

У поворота на Большую Никитскую стояла коляска кучера Спиридона с поднятым верхом. Митя выглянул из-под тента.

– Которого мы ловим? – спросил он.

– Невысокий, седовласый, в черном костюме.

– Видел такого, с минуту назад мимо прошел. Вверх по улице, к Вознесению. Свернуть по пути особо некуда, но ты, братец, поторопись.

– Действуем, как заранее условились, – ответил Мармеладов. – Отпусти меня шагов на полтораста и поезжай следом. Когда сниму шляпу – обгоняй, дальше веди его сам.

Сабельянов нервничал. То замедлял шаг, то срывался на бодрую рысцу. Трижды перебегал дорогу, уворачиваясь от лошадей, и тут же останавливался у витрин, заглядывал в отражение – не повторит ли кто его маневр? Но излишней суеты среди прохожих не замечал. Мармеладов шел по левой стороне улицы, подмигивал девицам и раскланивался с почтенными дамами, приподнимая цилиндр. Он вел себя естественно и потому не привлекал внимания. Упустить злодея сыщик не боялся, в черном наряде тот выглядел среди расфуфыренной, праздно гуляющей толпы, как ворона в стае попугаев.

Не обнаружив слежки, Ираклий заметно расслабился. У Никитских ворот нырнул в дверь французской кондитерской, но инспекция мелочи в кармане показала, что на выпечку денег не хватит. Потащился через бульвар в бакалейную лавку. Сквозь грязное стекло удалось разглядеть, как он покупает фунт хлеба, два фунта крупы и немного чая.

– Снова спрячется на неделю, – прокомментировал Митя, подкативший в коляске.

– И слуг в доме нет, чтобы послать в лавку, – сделал вывод сыщик. – Или не доверяет никому из них.

– Ладно, дальше я за ним поезжу. Уверен, его тайное убежище где-то поблизости. Отовариваются обычно возле дома, чтоб далеко не тащить. А ты, братец, дождись Вострого и посидите… Да вот хоть бы у французского кондитера. Я прямо туда с докладом прибуду.

Мармеладов снял цилиндр и, прижимая шляпу к груди, зашагал прочь.

Вовремя! Этнограф вышел из лавки со свертками в руках, осмотрелся. Снова перебежал дорогу наискосок, напугав белоснежную кобылу. Кучер Спирька свистнул вслед «егозливому барину» и щелкнул кнутом. Подковы зацокали по булыжнику.

Сыщик не стал оборачиваться. Он прошел сквозь толпу, как нож сквозь сдобную булку, подхватил дрожащего в нервной лихорадке Вострого, и едва ли не силой усадил его за столик в кондитерской.

– Заметьте, столы здесь круглые. Единственное место в Москве с подобным интерьером. Нарочно так сделано, чтобы мы много блюд не заказывали. Ставить-то некуда. Опять же на край не сдвинешь – нет краев. Выпил чаю, откушал бисквиту и au revoir! – Мармеладов подозвал официанта и сделал заказ по-французски. – Кондитерам нет нужды удерживать посетителей часами, как в трактирах. Здесь ценой берут. Вот, скажем, студенту давешнему, чтобы привести свою Наденьку в подобное заведение, месяц на ужинах экономить придется. Меня всегда умиляло умение французов продавать каплю чая по цене обеда из пяти блюд.

На столе возникли две маленькие чашки с дымящимся какао и большой кусок пирога.

– Или вот пирог из яблочных обрезков. У моей квартирной хозяйки такой часто готовят, поскольку цена ему – алтын. Что делают французы? Кладут на пирог – даже не на целый, а на отрезанный ломоть, – шарик мороженого и требуют два рубля. Когда русский лапотник на базаре попытается нечто подобное провернуть, вы схватите его за шкирку и кликните городовых. Но француза прощаете, поскольку он не мошенник, нет. Он негоциант.

– Да что вы все о пустом! – возмутился Макар Макарыч. – Я от волнения смотреть на еду не могу. Ну-как ваш товарищ упустил Ираклия? Это ведь единственный шанс разыскать его тайный приют. Больше Сабельянов ни на какие объявления не купится! А ежели мы немедля убийцу не остановим, до завтра я, возможно, не доживу. Какие уж тут пироги…