Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб - Страница 100

— Камаль?!.. Где ты был во время забастовки?

Мальчик заметил, что голос брата охрип, однако ответил:

— Я находился в лавке дядюшки Хамдана и слышал выстрелы и всё такое…

Юноша в спешке сказал ему:

— Иди домой, и никому не говори, что встретил меня… Слышишь?

Мальчик в замешательстве спросил его:

— А ты разве не вернёшься со мной?!

Фахми тем же тоном сказал:

— Нет, нет… Не сейчас… Я вернусь в такое же время, что и всегда. Не забудь, что ты меня не встречал.

И он подтолкнул его, не дав возможности спорить с собой. И мальчик бросился бежать. Едва он достиг переулка Хан Джафар, где увидел старика, что стоял посреди дороги и указывал на землю, беседуя с кем-то. Камаль посмотрел туда, куда он указывал, и увидел на земле красное пятно. До него долетел жалобный голос старика:

— Это невинная кровь, она взывает к нам, чтобы мы продолжали борьбу. Аллах пожелал, чтобы она пролилась прямо во дворе мечети Господина мучеников[52]. Значит, и мы должны пасть на поле боя, как и наш Господин. Аллах с нами…

Мальчик почувствовал, как на него напал страх, и опустил глаза к земле, окрашенной кровью, а затем припустился бежать, словно полоумный.

В предрассветной темноте Амина на ощупь искала дорогу к двери в комнату; осторожно и медленно пробиралась она, чтобы не разбудить супруга. И в это время со стороны дороги до ушей её донёсся странный громкий крик, звенящий, словно оса. В такой ранний час — привычный для неё — её слух нарушал лишь скрип колёс проезжающей мимо повозки старьёвщика, кашель утренних рабочих, да возгласы одного мужчины, возвращавшегося с утренней молитвы, которому нравилось повторять в полной тишине «Говорите: „Нет Бога, кроме Аллаха“». Но этот странный крик ей не приходилось слышать раньше. Она затруднялась дать ему какое-то объяснение, и желая узнать, что вызвало такой крик, своими лёгкими шажками проследовала к окну в зале, которое выходило на дорогу, затем подняла ставни и выглянула наружу. На горизонте было ещё темно, но первые проблески света уже появились, однако не настолько, чтобы можно было разглядеть то, что происходит на улице. Крик же становился всё сильнее и громче, и в то же время он был совсем неразличимым, пока наконец не удалось распознать в нём людские голоса неясного происхождения. Глаза Амины всматривались в темноту, к которой начали привыкать, и вот на дороге к улице Байн аль-Касрайн и дальше, от перекрёстка Ан-Нахасин до Красных Ворот она увидела силуэты нескольких человек, черты которых невозможно было разобрать с такого расстояния, а также что-то небольшое, в форме пирамидок и низких деревьев. В смущении она отступила назад и спустилась в комнату Фахми и Камаля, затем заколебалась: будить ли сына, чтобы он посмотрел, что там творится, и раскрыл эти загадки, или повременить с этим, пока он сам не проснётся?!.. Затем она решила не беспокоить его, и скрыла своё желание до того времени, как взойдёт солнце, и он встанет. После этого она совершила молитву и вернулась к окну, подталкиваемая любопытством, и высунулась из него. Пёстрые разводы на востоке казалось, разгорались в волшебном зареве, а утренний свет растекался между минаретами и куполами. Наконец она смогла увидеть дорогу и всё, что там происходило. Она ахнула в ужасе и в спешке бросилась обратно в комнату Фахми, разбудила его без всякой предосторожности. Юноша вздрогнул и сел на постели, с беспокойством спросил:

— Мама, что с тобой…?

Она, с трудом переводя дух, сказала:

— Англичане заполонили всю улицу прямо под нашим домом…

Юноша выскочил из постели и бросился к окну: выглянув наружу, он увидал, что всю улицу Байн аль-Касрайн занял небольшой военный лагерь, что вёл наблюдение за всеми дорогами, которые отходили оттуда. Лагерь состоял из ряда палаток и трёх грузовых автомобилей, а также отдельных групп солдат. Дальше, за палатками, были сложены ружья, по четыре штуки в каждой кучке. Дула ружей в каждой такой группе опирались друг на друга, а стволы расходились в стороны в форме пирамид. Перед каждой такой пирамидой словно статуя стоял сторож, а остальные разошлись, разговаривая при этом на каком-то чужом языке и смеясь. Юноша бросил взгляд в сторону Ан-Нахасин, и увидел второй лагерь, прямо на пересечении Ан-Нахасин с улицей Ас-Сага, а рядом с Байн аль-Касрайн — третий лагерь, прямо у переулка Харафиш. В голове Фахми проскочила молниеносная мысль, безрассудная на первый взгляд: что те солдаты пришли, чтобы схватить его!.. Однако он тут же отверг её как глупую, найдя ей объяснение: он едва проснулся и встал в тревоге, с чувством, что его без остановки преследуют с того момента, как разразилась революция. Постепенно правда прояснилась: именно в этом квартале назрело движение протеста против оккупационных властей и вылилось в непрекращающиеся демонстрации. Он рассматривал солдат, палатки, автомобили через створку окна, и сердце его колотилось от страха и гнева, пока он не отвернулся от окна, и весь бледный пробормотал, обращаясь к матери:

— Это и впрямь англичане, как ты говоришь. Они пришли сюда, чтобы запугать нас и помешать демонстрациям…

Он принялся ходить взад-вперёд по комнате и про себя в ярости повторял:

— Вряд ли… вряд ли.

И вдруг услышал, как мать сказала:

— Пойду-ка я разбужу твоего отца, да сообщу ему новость..

Слова её прозвучали так, будто это была последняя уловка, словно отец — что решал все её трудности в жизни — мог бы найти решение даже этой проблеме. Однако юноша горестно сказал:

— Оставь его. Пусть он проснётся как обычно…

Женщина в ужасе спросила:

— Что же делать, сынок, ведь они стоят на страже прямо перед входом в наш дом?

Фахми покачал головой в недоумении и ответил:

— Что делать?!.. — Затем с большей уверенностью. — Не стоит бояться, они ведь только следят за демонстрантами…

Проглотив слюну, она сказала:

— Я боюсь, как бы они не покусились на мирных жителей в их домах…

Фахми немного призадумался над её словами, затем еле слышно произнёс:

— Ну нет, если бы их целью было покуситься на наши дома, они бы не стояли там молча всё это время…

Он не был полностью уверен в своих словах, однако нашёл, что это будет самым лучшим, что можно было сказать в тот момент. Мать снова спросила его:

— И до каких пор они будут тут стоять?!

С рассеянным взглядом он ответил ей:

— А кто их знает?!.. Они устанавливают палатки, а раз так, то скоро отсюда не уйдут..

Он понял, что она спрашивает его, как если бы он был командиром военного отряда, и поглядел на неё с нежностью, скрывая язвительную улыбку, задрожавшую на его бледных губах. Он задумался на миг о том, чтобы пошутить с ней, однако драматизм ситуации отбил у него это желание. К нему вновь вернулась серьёзность, как иногда с ним случалось, когда Ясин ему рассказывал какой-нибудь «анекдот» из коллекции отца, что был смешным сам по себе, но его удерживало от смеха волнение, омрачавшее его всякий раз, как он больше узнавал скрытые стороны личности своего отца. Тут он услышал шаги, спешащие к ним. В комнату ворвался Ясин, а следом за ним Зейнаб. С опухшими глазами и всклокоченными волосами он спросил их:

— Вы видели англичан?..

Зейнаб закричала:

— Это я услышала, затем высунулась из окна и увидела их, а затем разбудила господина Ясина…

Ясин продолжал:

— Я стучал в дверь к отцу, пока он не проснулся, и сообщил ему, а когда он увидел их собственнолично, приказал никому не покидать дом и не поднимать засовы. Но что же они там делают?… И что нам делать?… Неужели в государстве нет правительства, которое бы нас защитило?..

Фахми ответил:

— Я думаю, что если они и будут нападать, то только на демонстрантов.

— Но до каких пор мы будем заложниками в собственном доме?!.. Дом полон женщин и детей. И как они могут встать здесь лагерем?

Фахми сконфуженно пробормотал: