Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб - Страница 38

Аиша опустила голову, не нарушив молчание, выражавшее её признание — лицо её заалело от стыда — так кровью внутри неё истекала совесть, израненная совершённой ею ошибкой, — и тут Хадиджа тяжело вздохнула и сказала:

— Смотри не делай этого… берегись… понимаешь меня?

Затем на неё повеяло насмешливым духом, и тон её немного изменился:

— А он тебя не видел? Что же помешало ему подойти к тебе, как это делают благородные мужчины? Тогда мы тысячу раз скажем до свидания, и ещё шестьдесят раз — умница…

Аиша перевела дыхание, и вялая улыбка появилась на её устах, сверкнув, словно первый проблеск бодрости в глазах после долгого забытья. Хадидже было в тягость видеть эту улыбку — словно сестра выскользнула из её мёртвой хватки, после того, как она долго наслаждалась своим господством над ней, и закричала:

— Только не думай, что теперь ты в безопасности! Мой язык молчать не станет, если ты не будешь себя хорошо вести…

Та её спокойно спросила:

— Что ты имеешь в виду?

— Не бросай его, пока он вновь не проявит своих дурных наклонностей, займи его чем-нибудь интересным, чтобы он увлёкся этим вместо тебя, например, бонбоньеркой какой-нибудь…

— У тебя есть всё, что захочешь, и даже больше.

Воцарилось молчание, обе погрузились в раздумья. Но сердце Хадиджи — как и с самого начала — наслаждалось прямо противоположными чувствами — ревностью, бешенством, состраданием и нежностью…

Амина была занята сервировкой стола для кофе, чтобы по традиции посидеть за ним после обеда, когда к ней прибежала Умм Ханафи с радостным блеском в глазах и прекрасными новостями, и тоном откровения поведала:

— Хозяйка, какие-то три незнакомые женщины хотят прийти к тебе с визитом…

Амина освободила руки и быстро выпрямилась, что указывало на то, что новость произвела на неё эффект, пристально и внимательно посмотрев на служанку, словно эти посетительницы пришли к ней из царского дворца или даже спустились с небес, и произнесла недоверчиво:

— Незнакомые?!

Тоном, не лишённым радости победительницы, Умм Ханафи сказала:

— Да, госпожа моя. Они постучали в дверь, я открыла, и они сказали: «Это случайно не дом господина Ахмада Абд Аль-Джавада?» И я ответила им: «Ну да, он самый». Они спросили: «Женщины наверху?». И я ответила: «Да». Тогда они сказали: «Мы хотели бы нанести визит». Я спросила: «Мне сказать, кто визитёры?». Одна из них засмеялась и сказала: «Оставь это нам, на посланнике лежит лишь передача сообщения». И вот я прилетела сюда, к тебе, моя госпожа, и себе самой говорю при этом: «Господь наш, да сбудутся наши мечты!»

Глаза хозяйки не оставляло беспокойство, и она поспешно сказала:

— Зови их в гостиную…Поспеши…

Она застыла на несколько секунд без движения, погрузившись в новые размышления и счастливые грёзы, открывшие внезапно перед ней свой богатый мир, хотя они и казались главной её заботой на протяжении последних лет. Затем она пришла в себя и позвала нетерпящим отлагательств тоном Хадиджу, и та сразу же пришла. И едва взгляды их встретились, как на губах её заиграла улыбка и, не сдерживая себя от радости, она сказала:

— Три незнакомые женщины у нас в гостиной… Надень своё самое лучшее платье… и подготовься…

Когда лицо девушки покрылось румянцем, то и лицо матери тоже стало пунцовым, будто и ей передалась эта инфекция под названием смущение. Она покинула залу и направилась в собственную комнату на верхнем этаже, чтобы в свою очередь также подготовиться к приёму гостей. Хадиджа отсутствующим взглядом посмотрела на дверь, за которой скрылась мать — сердце её колотилось так, что было больно — и спросила сама себя: «Что же кроется за этим визитом?» Затем она отстранилась от этих мыслей, и её деятельный ум быстро восстановил свои обороты: она позвала Камаля, который прибежал из комнаты Фахми, и, не дав ему и слова сказать, произнесла:

— Пойди-ка к сестрице Мариам, и скажи ей: «Хадиджа приветствует тебя и просит передать ей коробочку пудры, сурьмы и румян…»

Мальчик мгновенно запомнил приказание, выбегая на улицу, а сама Хадиджа поспешила к себе и сняла джильбаб. Обращаясь к Аише, которая на вопросительно неё уставилась, сказала:

— Выбери-ка мне самое красивое платье… Самое красивое, без исключений…

Аиша спросила:

— К чему такой интерес к этому?… У нас гостья?… Кто?!

Хадиджа тихо произнесла:

— Сразу три гостьи…

Потом подчеркнула:

— Неизвестные…

Аиша удивлённо откинула голову, и её прекрасные глаза наполнились радостью, и она воскликнула:

— Ой!.. Неужели это означает, что… Ну и новость!..

— Не спеши делать выводы… Кто знает, что там такое…

Аиша подошла к платяному шкафу, чтобы выбрать подходящее платье, и рассмеявшись, сказала:

— Что-то такое носится в воздухе… Радость можно почувствовать, словно аромат без всякий примесей…

Хадиджа засмеялась, чтобы скрыть своё волнение, подошла к зеркалу и внимательно взглянула на своё лицо, закрыла нос ладонью, и саркастически заметила:

— А вот теперь ничего плохого в моём лице нет, вполне приемлемо.

Затем она отняла ладонь, и сказала:

— В этом же случае спасения нужно искать лишь у одного Господа нашего!..

Аиша, помогавшая ей в то же время одеть белое платье с вышитыми на нём фиолетовыми розами, засмеялась и сказала:

— Не пренебрегай собой… Разве может хоть что-то уцелеть от твоего языка?… Невесте нужен не только нос, но и ещё глаза, длинные волосы и миловидность!

Хадиджа, словно её подстрекали, обернулась к ней со словами:

— Люди видят только одни недостатки…

— Верно, но лишь по сравнению с такими, как ты. Не все же люди такие, как ты, слава Аллаху…

— Я тебе отвечу, когда освобожусь от тебя..!

Та погладила себя по талии, подравнивая платье, и промолвила:

— И не забывай ещё об этом полном теле с нежной кожей… О, какое тело!..

И Хадиджа весело расхохоталась и заметила:

— Если жених будет слепой, то я ни о чём не беспокоюсь… и буду довольна им, а если он будет одним из шейхов Аль-Азхара…

— А что такого плохого в шейхах из Аль-Азхара?!.. У некоторых из них денег — море!..

Когда они закончили возиться с платьем, Аиша фыркнула от недовольства, и Хадиджа спросила её:

— Что с тобой?

Та посетовала:

— Во всём нашем доме нет ни пудры, ни сурьмы, ни даже румян, будто в нём и женщин-то нет!..

— Уж лучше ты поведай об этом нашей матушке…

— А разве мама не женщина, не вправе она накраситься?..

— Но она и так красива, без всякой косметики!

— А ты сама? Неужели ты вот так будешь встречать гостей?

Хадиджа засмеялась и сказала:

— Я послала Камаля к Мариам, чтобы он вернулся с пудрой, сурьмой и румянами. Разве я буду встречать свах вот с таким лицом, совсем не накрашенной?!

Время больше не позволяло им тратить понапрасну ни минуты, и Хадиджа скинула с головы платок и стала распускать свои густые длинные косы, а Аиша принесла расчёску и начала расчёсывать её распущенные волосы, приговаривая:

— Какие гладкие длинные волосы у тебя… ну, что ты думаешь?…заплету-ка я их в одну косу. Так будет ещё красивее.

— Нет, лучше в две косы… Но скажи-ка мне, остаться ли мне в носках, или выйти к ним с босыми ногами?

— Но сейчас же зима, и нужно надевать тёплые носки, хотя я боюсь, что если ты так и останешься в носках, то они подумают, что у тебя есть какой-то изъян на ногах, и ты намеренно их не показываешь…!

— Ты права. Если меня и осудят, то это всё равно будет милосерднее, чем то, что меня ожидает в той комнате сейчас…

— Крепись, да поможет тебе Господь наш…

И в этот момент в комнату в спешке влетел Камаль, с трудом переводя дыхание, и протянул сестре косметические принадлежности со словами:

— Я бежал по дороге и по лестнице…

Хадиджа с улыбкой ответила ему:

— Молодец… молодец… А что тебе сказала Мариам?

— Она спросила меня о том, гости ли у нас… и кто… и я ей ответил, что не знаю…