Мистер Фермер. Наследие! (СИ) - "Focsker" - Страница 18

Находясь взаперти, в неведении, полностью доверившись своим феям, я максимально усердно старался не думать о чём-то, начинающемся с фразы «А что если меня предадут…». Тело моё за день слегка устало, да и перегруженный разум тоже искал покоя. Покоя, которого орда демонов, спрятанных в кровати, дать мне не могла. Понимая, что уже час, а может и два, не могу уснуть, я перебрал все пустые листы бумаги на столе, в надежде найти чей-то дневник. После, когда поиски не увенчались успехом, полез в полки книжных стеллажей и… таки нашёл кое-что интересное. Белая палка, сантиметров шестьдесят-семьдесят, заполненная внутри чем-то в меру упругим и мягким, обтянутая кожей, с небольшим разветвлением и изогнутым в сторону основания отростком на конце. Штука эта имела удобную мягкую рукоятку и вполне могла быть ножнами для клинка, но… к сожалению, таковым оно не являлось. Рядом с этой странной вещицей находились ещё несколько платочков, разного рода колбы с бесцветными и цветными жидкостями, проверять которые на вкус и запах я естественно не стал. Может, это палочка какая-то волшебная, или ещё что-то магическое, хер знает. Внешний вид её напоминал некий предмет, очень знакомый, но и в то же время слишком редкий, чтобы видеть его постоянно. Подозревая его в использовании для каких-то ритуалов, от греха подальше вернул обратно, туда, где он и лежал. После чего принялся шарить по другим полкам.

Пустых почти нет, везде что-то или где-то лежит. Но в основном, в каждой новой секции я вижу алкоголь: вино и чистый спирт. Тот, кому принадлежало это место, любил прибухнуть. Откупоренных, начатых и выпитых темных бутылок я насчитал семьдесят шесть, к ним ещё около тридцати пустых и отпитых прозрачных. Причём в закусках местный хозяин совершенно не нуждался, ибо из еды я нашёл лишь пару почерствевших корок хлеба. Хотя, наверное, это были просто сухари. Ещё час косясь на алкоголь, достаю две бутылки: пустую (на всякий случай) и ту, из-под пробки которой шёл самый приятный, сладкий аромат.

Поставив бутылки на стол, жду ещё приблизительно час. Бухать или не бухать? Вопрос простой, а ответ очевидный. Ещё спустя полтора часа, откупорив вторую, я, осмелев, возвращаюсь к предыдущим интересующим меня вещам и вопросам. Вновь вытащив из полки странный предмет, на запах и даже вкус проверяю спрятанные рядом с «волшебной палочкой» субстанции. Херня полнейшая, какая-то слизь совершенно безвкусная, хотя от одной из банок шёл сильный, стойкий, цепляющийся за руки, приятный запах клубники. Может это духи какие-то жидкие, или гель… Ещё спустя полчаса и полбутылки, я, решительно и по-мужски, стиснув зубы, в очередной раз ложусь на кровать из монстров. Осознание того, что спрятано под покрывалом, медленно тает во время приятного подо мной движения. Ощущение, словно десятки рук одновременно массажируют тебя по всему телу, причём делают это мягко и ласково, заставило испытать блаженство. Чёрт… Вторая бутылка заканчивается. Прилично охмелев, кое-как я возвращаю на кровать одеяло и подушку, взяв с полки первую в числовом порядке книгу, заваливаюсь на «монстряной» (водяной) матрас, открываю страницы неизвестной мне, но наверняка очень интересной книги. С чего всё начиналось, о чём в ней писали, я даже не понял. Для меня было важно лишь одно: она достаточно лёгкая и широкая, чтобы спрятать лицо моё от злоебучего волшебного светильника на потолке.

Из состояния полудрёма меня вывели не… нет, не мягкие красивые женские ручки, не чьи-либо касания и поцелуи. Простое, очень неприятное в моей ситуации желание поссать. Делать это в помещении и на пол, где нет ни окон, ни дверей, только монстры, алкоголь и книги, — себе же навредить. Стойкий запах станет проблемой, да и перед хозяином этого места будет неудобно. Здесь мне и пригодилась пустая тара с очень удобными, хорошо, а самое главное плотно закупоривающими горлышко пробками. Сделать это в узкую бутылку оказалось весьма проблематично, особенно в нетрезвом виде, но, как мне казалось, бил я можно сказать с снайперской точностью, после чего вновь завалился спать. Ситуация максимально неприятная, но житейская, тут уж ничего не поделаешь.

Ночью, а может быть и днём, мне впервые за долгое время приснились самые обычные, немного странные сны о моём мире. Универмаги, мегаполисы, моя собственная комната, стримы и собирающие множество просмотров ролики на интернет-площадках. На мониторе своего компьютера я, будучи радостным, видел миллионы просмотров, которых никогда в реальности не набирал. Во сне я видел игры, в которые никогда не играл, кат-сцены, которых никогда не существовало и… дом, тот, что был до всего этого. Время во сне словно сматывалось, откатывалось назад. Там я ссорился с алчными родственниками, рвущимися к наследству моих родителей, там я обиженно дулся на родителей, которые улетели без меня, и… там же, под звон будильника и голос мамы, я просыпался в школу…

— Почему ты не оставила ему еды⁈

— А ты почему не оставила⁈

— Я предпочитаю питаться энергией, я не знала, что он…!

— Так и я тоже не знала!

Два спорящих между собой женских голоса разрушают сон, концовку которого мне бы так хотелось досмотреть.

— Он просыпается!

— Спрячь, спрячь его!

— Куда⁈

Открыв глаза, вижу испуганно вставших по стойке смирно фей, прячущих за собой ту странную рогатую вещицу.

— Матвеем! — Кинулась ко мне Заря, но прихватившая её за руку Ветерок, в очередной раз казырнув за спиной непонятной вещицей, вернула девушку обратно.

— Дура, не дергайся… банки, банки спиной спрячь… — стараясь говорить не открывая рта, прошептала Ветерок.

Кажется, эта штука и вправду была магической, чем-то, что я не должен был трогать или видеть. Девушки выглядели очень озабоченными и смущёнными, а я… Мне от выпитого ещё плохо, голова кружится, и кажется, я уже даже тут накосячил, как всегда…

— Извините, я не хотел ничего сломать, мне просто стало любопытно. Надеюсь, я не повредил эту штуку… — махнув рукой в сторону Ветерка, я намекнул, что всё вижу и знаю.

— Ш… штука… какая штука… — на лбу Зари появились огненные капельки, — а… ты об этой ш… штуке? — Вырвав роговидный предмет из рук подруги, раскрасневшись, но стараясь сохранять невозмутимость, Заря в мгновение ока превратила его в пепел. — Всё хорошо, он мне больше не нужен… да, Цветок Божественного Ветра, да?

На лице Ветерка читалась боль и обида за весь мир сразу.

— Ну, тебе-то он может быть и не нужен, а как же я, сестра? Мне ведь до ваших взаимоотношений… Ох бля… — Ветерок, фея, возвышенное духовное существо, выругалась матом. — Да… мне он теперь тоже не нужен. — Пролив скупую слезу и наводя меня в пьяном уме на одну очень пошлую, совсем нереалистичную мысль, заявила фея. Нет-нет-нет, Матвей, это точно не то, что ты подумал…

От этой мысли мне ещё раз захотелось взглянуть на банки, которые… вместе с целой полкой, вспыхнув, тут же стали пеплом. Неловкое молчание. Лица загорелой Зари и белоснежной Ветерок постепенно начинают краснеть до цвета спелого помидора. Блин… красотки, феи, правительницы мира, вы что, серьёзно?

С возвращением Зари и Ветерка, место моего содержания стало чуть более оживлённым и весёлым. Верные только мне и моему слову феи, коих феями уже и назвать сложно. Постоянно несли в комнатушку разные угощения, мучные сладости, мясные деликатесы, напитки, большое количество выпивки, а иногда, когда мы уже совсем перебирали, даже подарки для меня, в виде одежды и драгоценностей. Пару дней, пока мои дриады (так я решил называть пробудившиеся Цветы), подготавливали почву для нашей дальнейшей, совместной истории, я позволил себе отдохнуть. Откормиться, насытить тело как жирами так и угливодами. Делалось это как по моему желанию, так и по требованию моих спутниц, сетовавших на мой ужасный, ещё более тощий, чем при прошлой жизни внешний вид. Еда давала энергию, а алкоголь, затуманивал разум, затуплял боль, которую, своими отварами и целебными заклинаниями разжигали в моём теле девушки. Мои мередианы, сам сосуд, они иссхохли, сжались, имели в себе множество рубцов и тромбов что при использовании магии разрывались, нанося вред организму, забирая ресурс тела. Наши пьянки с дриадами, превратились для меня в настоящую игру для взрослых, с кляпом, с доминацией и лютой болью, от которой я не просто кричал, а орал до потери голоса.