90-е: Шоу должно продолжаться 6 (СИ) - Фишер Саша - Страница 36

— Леонид Карлович, вы извините, если что не так, — развел руками я. — Я ведь правильно понимаю, что она вечером вам весь мозг обгложет?

— К счастью, у меня сегодня ночная смена, — усмехнулся отец Евы. — А через проходную ее не пропустят.

— А меня? — вдруг быстро спросила Ева.

— В каком смысле? — не понял Леонид Карлович.

— Ну, меня пропустят через проходную? — Ева смотрела на отца очень внимательно.

— А тебе зачем? — Леонид Карлович изобразил простодушный вид и развел руками. — Что тебе делать на заводе? Да еще и ночью.

— А что необычного в том, что я хочу участвовать в жизни своего отца? — Ева склонила голову и хитро прищурилась. — Пап, ну правда! Я учусь на третьем курсе. Через два года получу диплом, и мне надо как-то… Ну… В жизни устраиваться.

— Ты на завод что ли работать собралась? — Леонид Карлович захохотал.

— Ну паааап! — сладким голосом протянула Ева. — Ты же меня брал с собой на работу, когда я была маленькая…

Ева встала и отвернулась к плите. Леонид Карлович посмотрел на меня беспомощным и вопросительным взглядом. Я незаметно пожал плечами. Нда, похоже, Ева начала о чем-то догадываться. Запомнила ту встречу в прихожей с парнями из деревни.

— А я бы, кстати, тоже сходил на экскурсию, — сказал я. Выражение лица Леонида Карловича стало неописуемым. От возмущения он даже покраснел. Ну да, он мне подал знак, чтобы я как-то спас положение, отвлек Еву от ее подозрений. Ну, он же явно тоже понял, что она не просто так об этом заговорила. И забеспокоился. А я — вот так.

— Только давай не сегодня? — я встал и обнял Еву за талию. — У меня вечер сегодня под завязку расписан, а я тоже очень бы хотел.

Я повернул лицо к Леониду Карловичу и подмигнул. Тот отдышался, глотнул чаю и незаметно мне кивнул. Мол, ладно, парень, я все понял, что-нибудь придумаем.

— Ладно, — согласилась Ева. — Но только я не забуду, папочка, даже не надейся!

— Да о чем разговор, Евушка, — развел руками Леонид Карлович. — Конечно же, я устрою тебе экскурсию. Просто надо же пропуск оформить, а это надо в отдел кадров зайти… Да и вообще! Раз уж такое дело, придется мужиков пнуть, чтобы порядок навели и картинки с голыми бабами со стен сняли…

С новокиневским домом ветеранов у меня были связаны не самые приятные воспоминания. Этот обветшалый дореволюционный особняк на Путиловской я в своей прошлой-будущей жизни старался обходить стороной, потому что… Тьфу, зараза, даже вспоминать неприятно. Технически я был ветераном. И когда мыкался первые месяцы на гражданке, то кто-то мне посоветовал заглянуть в это место. Мол, ты же ветеран, там как раз таким, как ты помогать должны. Вот я и пришел, как дурак. Но напоролся на такую крысу, что…

Я остановился на крыльце и усмехнулся. Хм. А ведь, возможно, эта самая крыса, которая в тот раз презрительно скривила губы и прошипела про дармоедов, желающих нагреть руки на родном государстве, во многом и подтолкнула меня к нормальной жизни. Если бы меня там облизали, приветили, посочувствовали и погладили по головке, может я и не поднялся бы никогда. Так бы и мыкался, не зная, где себя приткнуть. И оправдывал бы себя всяческим ПТСР-ом, ругал бы швырнувшее нас в пекло государство, сидел бы на скамеечке и клеймил мимо проходящих проститутками и наркоманами, не нюхавшими настоящей жизни. А так я получил ушат холодной воды на башню. Обозлился, порычал что-то яростное, вернувшись домой, и потом как-то отпустило одним махом. Наутро уже проснулся с мыслью: «В натуре, что это я как лох-то? Руки-ноги целы? Голова работает? Вот давай, вперед и с песней!» И с тех пор даже полагающееся ветеранам пособие не получал. Сам справился. Помогла она мне, получается, крыса очкастая. Надо бы ей что ли шоколадку занести…

Я хохотнул, поймав себя на этой мысли. Не было еще войн-то этих. Тех самых, ветераном которых я являюсь. Будущий я. Тот самый, который сейчас топчет плац учебки под Уссурийском.

Я отряхнул с ботинок налипший снег и взялся за массивную латунную ручку двери.

Холл встретил меня еловым запахом. Ну да, здесь все было практически как я и запомнил. Только вот мозаичное панно на стене сменила абстрактная инсталляция из стекла и металла. А зря, кстати, заменили… Неплохая мозаика… Даже талантливо. Ленин, посреди силуэтов танков и пушек, ощетинившихся во все стороны стволами. Прямо железный трон. Весьма грозно и даже стильно смотрится, как и многие новокиневские мозаики. Не знаю, кто автор этого творчества, но художник он явно неплохой.

— Вам что, молодой человек? — раздался со стороны вычурной мраморной лестницы пронзительный женский голос. Который я сразу узнал, и чуть было не засмеялся, подумав, что шоколадку забыл прихватить. И лестницу эту я тоже помнил, конечно. У нее были такие массивные перила, что казались слегка неуместными в этом небольшом, в общем-то, холле. Будто кто-то зачем-то перенес сюда лестницу из дворца.

— Добрый день, сударыня, — я повернулся к стремительно стучащей каблуками в мою сторону женщине. Да, вне всякого сомнения, это она. Невыразительное лицо со стервозно сложенными губами, покрытыми коркой помады какого-то грязно-розового цвета. Некрасивые очки, за которыми прятались маленькие пронзительные глазки. Мышиного цвета волосы, собранные в куцый хвостик на затылке. И еще она ходит по-дурацки, выдвинув голову вперед. Как хулиганы из советских мультиков. Лариса Георгиевна. Крыса-Лариса, как я очень долго ее про себя называл. Только моложе, чем я ее помнил. Впрочем, она принадлежала к тому типу женщин, которые, кажется, даже в детском садике уже выглядят тетками. Так что на мой взгляд, она не очень-то и изменилась. Хотя сейчас ей и тридцати ведь, наверное, нет.

— Что вы хотели, юноша? — снова требовательно спросила она и окинула меня взглядом с ног до головы. — Может быть, вы дверью ошиблись? Это дом ветеранов.

— Вы знаете, со мной приключилась странная история, — сказал я, выдавая одну из самых приветливых своих улыбок. — Мне сегодня приснилось во сне, что я пришел по этому адресу. Понимаете, какое дело, я много лет ходил мимо дома ветеранов в школу, но ни разу даже не задумался, что именно прячется за этой дверью. И когда я сегодня проснулся, то точно знал, что мне необходимо зайти сюда. Знак судьбы, понимаете? Разве у вас так не бывает, что вы точно знаете, что должны что-то сделать? И если не сделаете, то все, вилы, смерть и разрушение…

— Нет, юноша, со мной никогда такого не случается, — Лариса Георгиевна сжала губы куриной жопкой. — Я всегда знаю, что я должна делать и почему. А эти ваши хипповские фантазии про знаки судьбы я не понимаю. Покиньте, пожалуйста, помещение!

— Да подождите вы! — я гордо выпрямился. — Вы не дослушали до конца. Возможно, моя судьба — быть волонтером. В вашей организации наверняка ведь нужны добровольные помощники, разве нет?

— А, вы уже здесь, Владимир Викторович, — раздался за моей спиной голос Званцова. — Очень хорошо, что вы пунктуальны.

Лариса Григорьевна исчезла из моего поля зрения так быстро, что казалось, будто в воздухе растворилась. На секунду буквально оглянулся, а ее уже нет.

— Здравствуйте, Андрей Григорьевич, — сказал я.

— Пойдемте за мной, — махнул он рукой, увлекая меня в сторону бокового коридора. — Знак судьбы, значит? Оригинально…

Наверное, я ждал, что Званцов приведет меня в какой-нибудь серьезный кабинет, в котором будет письменный стол, размером с дом, шкаф, забитый папками под грифами «совершенно секретно» и настольной лампой. Ну, такой, специальной, на гибкой подставке. Которую можно одним движением повернуть в лицо собеседнику. И черный телефон, конечно же, должен быть, да. Но вместо этого Званцов довел меня до конца коридора и по-простецки уселся на широкий каменный подоконник.

— Присаживайтесь, Владимир Викторович, — с улыбкой сказал он. — На двоих здесь места более, чем достаточно.

Я устроился рядом с ним на холодной каменной плите. Стекло с противоположной стороны было засыпано снегом, а вот морозными узорами почему-то не покрылось. Помнится, в детстве меня здорово занимал вопрос этих самых узоров. Вроде бы я даже придумал какую-то теорию насчет их символики и значения.