Астерий. Дилогия - Эрли Моури (СИ) - Моури Эрли - Страница 83

На поляне при свете двух лун мы пробыли примерно до полуночи. Бедная госпожа Арэнт, она пережила, наверное, с десяток прекрасных взрывов, исследуя свою скрытую прежде особенность и познавая потрясающую силу точки камелии. Я все еще опасался ее когтей – она пока не научилась контролировать себя. Боялся не зря: в один яркий и безумный миг Ольвию проняло так, что она с рычанием вырвала траву с корнями и комьями земли, благо наша поза была безопасна для меня – графиня покорно стояла на четвереньках. И уже потом, наигравшись друг с другом, окончательно обессилив мы направились в обратный через подземелье к ее дому.

Прикрывая ее наготу, я дал Ольвии камзол, оставшись в сорочке, испачканной и надорванной. Теперь нам предстояла сложность: чтобы пройти в покои графини, ей бы пришлось подняться по небольшой темной лестнице из подвала, затем пройти по коридору до основной лестницы между этажами, подняться по ней, затем еще одолеть более полусотни шагов по коридору до своей двери. Риск, что кто‑то из прислуги увидит хозяйку дома в не слишком приличном виде был велик. Хотя наступила глубокая ночь, со слов госпожи Арэнт, в это время в ее доме могли многие не спать. Я хотел было сбегать в зал, где мы повстречали вампиров, и найти выроненный Ольвией халат, но она категорически отказалась отпускать меня, опасаясь очередного конфликта с Лургиром. Хотя мне показалось, что она опасается моей встречи с Флэйрин.

Недолго посовещавшись, решили сделать так: я сам тихонько поднимусь в покои госпожи и возьму в ее гардеробе что‑то подходящее из одежды, а Ольвия пока подождет меня в подвале.

В моем воровском рейде все складывалось удачно. Почти беззвучно я добрался до первого этажа, огляделся там, не выходя из густой тени. Убедившись, что поблизости никого нет, лишь охранник ходит за окном по дорожке сада, я беззвучно добрался до лестницы, поднялся по ней и вскоре оказался у двери в покои госпожи Арэнт. Дверь она не запирала, и я без труда проник в ее покои. Вот только с ее гардеробом пришлось повозиться. Хотя Ольвия сказала взять любое, но не слишком нарядное платье, попробуй, определи, какое из них не слишком нарядное, если разных одежд там поболее сотни и все они, как бы нарядные. Кончилось тем, что я устал перебирать, выхватили, последнее бежевое с коричневыми вставками, на котором остановилась рука. С ним отправился в обратный путь. И вот на лестнице у первого этажа меня ожидала неприятность: из гостиной неожиданно вышел дворецкий. Конечно, увидел меня и несколько опешил:

– Господин Ирринд… – произнес он, глядя на платье графини в моих руках.

Да, это была моя серьезная оплошность: платье я мог свернуть так, что было бы непонятно, что я несу. Но я этого не сделал, поскольку мысли были заняты Ольвией, а эмоции от произошедшего в траве у реки, так наполняли меня, что я, наверное, светился в ночи.

– Доброй ночи, Шолан, – сказал я и как бы невзначай пояснил причину, отчего в моих руках наряд хозяйки дома: – Госпожа Арэнт случайно испачкала платье, гуляя по подземелью. Вот несу ей другую одежду.

Я не знал, знаком ли Шолан с тем, что Ольвия превращается в оборотня и иногда пользуется подземельем, чтобы выйти к реке. Если да, то мои слова могли вызвать у дворецкого нежелательные мысли. А если нет, то само желание вдруг поменять испачканную одежду при постороннем мужчине выглядело странно, как и мое слишком вольное проникновение в покои хозяйки при ее отсутствии.

Дворецкий ничего не сказал, но проводил меня крайне изумленным взглядом.

Когда мы с госпожой Арэнт поднялись на первый этаж, нам снова повстречался этот вездесущий старик. Наверное, он поджидал нас намеренно, желая проверить, правду ли я говорю.

– Шолан, почему вы до сих пор не спите? – спросила графиня, проходя мимо.

– Не спится, ваше сиятельство. Уж извините, в мои годы сон бывает беспокойным, – ответил он и поспешил в сторону хозяйского крыла дома.

Ночь я провел не в гостевой комнате, а в покоях графини. И не просто в покоях, но в ее роскошной, уютной постели. Она оказалась достаточно просторной для всех наших ночных фантазий. Правда за все произошедшее между мной и моей возлюбленной нас ждала расплата: мы не выспались, простынь была разорвана в клочья, и еще имелся страх: госпожа Арэнт в некоторые мгновения была очень громкой, ее могли услышать слуги или охранники за приоткрытым окном.

Когда мы проснулись, часы в спальне графини, кстати, отображавшие время по‑арленсийски, показывали 9 часов 65 минут.

– Как приятно… – прошептала Ольвия, прижимаясь ко мне.

– Что, моя дорогая? – просил я, поцеловав ее.

– Ничего… не трогай мою точку камелии, – ее губы скруглились в милой улыбке.

А моя рука почти случайно оказалась между ее ножек. И вышло так, что госпожа Арэнт снова отдалась мне, почти сразу с огромным желанием. Потом мы еще долго нежились в постели, не думая о завтраке и предстоящих делах. Ольвия целовала мое тело и ее губы иногда шептали:

– Люблю тебя, Райсмар Ирринд, – она произносила это тихо, может быть не желая, чтобы я услышал ее чувственные слова, но я слышал.

Слышал, гладил ее спину, ягодицы и думал, что я тоже, наверное, ее люблю. В моих прошлых жизнях, если не брать самые первые, вопрос любви всегда был сложным вопросом. Настолько сложным, что меня многие могут не понять, найдя в нем противоречия или заподозрив меня в нечестности. Я мог одновременно воспылать любовью или страстью к нескольким женщинам. И один мой товарищ упрекал меня, будто мои чувства ненастоящие и я просто играю в них, играю женщинами лишь в свое удовольствие, при этом не испытываю ни к одной из них истинных чувств.

Если полностью отстраниться и смотреть на происходящее из безмолвия вечности глазами Астерия, то да, все это игра. И любовь, и ненависть, и смерть, и сама жизнь со всеми кипящими в ней переживаниями – все, все игра. Я это очень хорошо знаю, потому что в эти игры я играл больше, чем кто‑либо другой. Но я проживаю эти жизни не для того, чтобы холодно и отстраненно наблюдать за происходящим вокруг, но для того, чтобы еще и еще раз постичь вкус жизни, сполна окунуться в нее. Вкус у нее всегда разный. Разный в зависимости от миров, в которых живешь; от тела, которое выбираешь; и от ситуации, в которой оказался. И часто бывает так, что мое восприятие, мои чувства смешиваются необычным для человека образом.

Случалось и такое, что я, любя девушку в новом для себя мире, не мог забыть свою жену из мира прежнего, покинутого мной. Это сложно, это необъяснимо, но в моей душе это происходит именно так. И сейчас лаская госпожу Арэнт, я вспомнил ненадолго об Ионэль – к ней я тоже испытывал очень теплые чувства. Хотя они постепенно стихали. Я знал, что скоро Ольвия захватит меня настолько, насколько я это позволю. А хочу позволить ей многое.

– Не хочу, чтобы ты уходил, – прошептала Ольвия Арэнт.

– Мне нужно. Я приду вечером, примерно к Часу Флейты, – ответил я, думая о том, что у меня на сегодня немало дел: нужно перенести вещи в «Вечернюю Звезду» и обустроиться на новом месте; нужно зайти к торговцу оружием насчет заказанного посоха; нужно встретиться с моим, так сказать, учеником – Салгором, и навестить кабак «Лунный Гонец», где я собирался разжиться деньгами. Но перед посещением «Лунного Гонца» нужно вздремнуть хотя бы час‑другой и вытянуть из архива какую‑нибудь простенькую вспомогательную магию, из тех, которых мне не хватает для удобства. Например, обычного «Светляка», чтобы обходиться в темноте без факела.

После завтрака, когда я поднялся в покои госпожи Арэнт за дорожным мешком и посохом, я спросил ее:

– Не боишься, что кто‑нибудь из слуг предаст тебя и скажет Малгару лишнее? Например, то, что некий странный тип по имени Райсмар ночевал в этом доме и ты проявляла о нем слишком много заботы. А у дворецкого после вчерашнего может быть подозрение, что я ночевал в твоей спальне.