Ратоборцы - Воронова Влада - Страница 24

Дыру перехода вампир не видел, но сгусток насыщенного электричеством воздуха — как перед сильной грозой, запах озона почувствовал и выпустил крылья, так переход даётся легче. Электричество вампиры не любят, к электромагнитному излучению они гораздо чувствительнее людей — щипет кожу, ломит крылья.

— Постой, — задержался Славян. — Дай мне рюкзак.

— Зачем?

— Тебе ведь надо обереги зарядить. Если в тамбуре задержаться на три минуты, защитная сила у них будет гораздо выше. Мне-то всё равно.

Ростом Славян немного повыше, но лямки рюкзака всё равно оказались длинноваты, вампиры носят его так, чтобы не мешал крыльям. Славян недовольно повёл плечами.

— Неудобно.

Вампира опять взяла досада: ему-то ходочанином никогда не быть. И опять захотелось вывести человека из себя, не напугать, так разозлить.

— Не тяжело? — с ехидным сочувствием спросил он. — Всё-таки сто тысяч ожерелий. На всю общину. Не считая детей.

— Это много или мало? У вас большая община?

— Обыкновенная. По численности они все примерно одинаковы.

— То есть ты хочешь сказать, что вампиров примерно десять миллионов. А человеков только на Срединной стороне пять миллиардов. Если ты ждёшь возмущения или соболезнования, то ничего этого не будет. Ваша численность — ваши проблемы.

Такого Франциск не ожидал. Для большинства человеков слова «десять миллионов вампиров» звучат как смертный приговор их расе. Да скажет проклятый ходочанин хоть раз то, что от него ожидают?

— Вампиров меньше десяти миллионов. Считают по числу общинников, а там примерно четверть жителей иных рас. Гоблины, гномы, а в основном — человеки.

— Серьёзно? — удивился Славян. — Я думал, вы человекам не настолько доверяете, чтобы позволить селиться в своей общине.

— И ты не спросишь, пьём ли мы их кровь? Не держим ли силой?

— Нет. Как бы не обстояли дела с кровью, человеков в общинах не обижают, иначе зачем бы им там жить? А на счёт удерживать силой — пленников за жителей общины никогда не считают.

С ума с ним сойдёшь. Франциск растерялся, такого изощрённого враля, такого непрошибаемого самообладания он никогда не видел. Или Славян не врёт? Невозможно врать вампиру целых два дня и ни разу ни в чём, ни в единой мелочи не проколоться. Чтобы человек — не гоблин, не гном — относился к вампирам как людям? Быть не может. Надо разобраться. Он прикоснулся к его разуму…

…Вампиру и в голову не приходило, что мосластый доходяга может врезать с такой силой. В скулу словно конь брыкнул. И совершенно неожиданный удар, обычно человеки сначала подумают, и только потом бьют. А Славян — как профессиональный боец, думает не головой, а кулаком. Но Франциск готов поклясться, что бойцовской подготовке взяться неоткуда, в армии он не служил, спортивными единоборствами тоже не занимался.

— Ты покойник, — сказал Франциск, поднимаясь. — Руками порву.

— Может, после перехода? — ехидно сказал человек.

Ну всё, ходочанин достал до печёнки. Вампир схватил его за глотку и легко вздёрнул на полметра над полом.

Не боится.

А чего бояться, когда смерть с младенчества в груди сидит, во всём своём безобразии? Когда до старости всё равно не дожить? И когда ты не нужен никому — такого одиночества Франциск и вообразить не мог.

Вампир отпустил человека осторожно, словно хрустальную статуэтку.

— Франц, а сколько тебе лет?

Вампир ответил, сосредоточенно рассматривая пол:

— Двадцать два.

— Сколько?!

— Сколько слышал. Или ты думал, если волшебные расы живут подолгу, то и детство у нас по триста лет?

— Ну… — покраснел Славян. — Да.

— Спёрлось оно, такое детство. Совершеннолетие у нас у всех в восемнадцать.

— Так ты уже четыре года, как взрослый, — улыбнулся Славян.

Теперь многое стало понятным. И постоянная настороженность вампирского мальчишки, и глупые проверки, и ехидная сверхсерьёзность. Стесняется юности, хочет выглядеть посолиднее.

— Я уже четыре года как промысловик, — огрызнулся вампир. — Тебе самому-то сколько? Двадцать хоть есть? Чего ржёшь?

— Угадал, как раз двадцать, — сквозь смех ответил Славян.

— Ну и нечего ржать, не анекдоты травят. Веди лучше.

— Пошли. Глаза закрой.

Славян взял вампира за руку и шагнул в туманный прямоугольник, почему-то сквозь щели в межсторонних перегородках можно проходить, только если их видишь. Или не видишь их невидимости. В первый раз Славян перешёл на другую сторону, когда пятился спиной, попалась забавная уличная сценка, хотелось и досмотреть, и задерживаться было некогда.

— Иди, — легонько толкнул он вампира. — И подожди меня. Франц, всё, ты уже на Срединнице, можешь открывать глаза.

Вампир испуганно дёрнулся, говорить с голосом из ниоткуда всегда страшновато.

В межстороннем тамбуре довольно сумрачно, на циферблат наручных часов пришлось светить фонариком. Славян выждал три минуты и вышел на Срединницу, к Франциску, со вздохом облечения сбросил рюкзак.

— Проводить тебя? — спросил Франциск.

— Не заблужусь. До свиданья.

— Постой.

Вампир шевельнул крыльями и принялся рассматривать трещины на асфальте.

— У тебя зеркало есть? — спросил он.

— Только связное.

— Пойдёт и связное, лишь бы хоть что-нибудь отражало.

— Зачем? Нечисти тут нет, да и не боится она отражающей поверхности.

— Отражающая поверхность мне нужна. Когда синяк видишь, его можно залечить за пару секунд. Как я дарулу с такой мордой покажусь? — Франциск прикоснулся к лиловой скуле. — Здорово бьёшь.

— Сам напросился.

— А я что, спорю?

Славян улыбнулся неуклюжему извинению и дал зеркало.

— Здесь освещение плохое.

— Да уж, — Франциск недовольно глянул на привешенную к высоченному бетонному потолку пыльную сорокаваттную лампочку, единственную на весь обширный задний двор какого-то заведения. — Хорошо, что вампиры видят даже в темноте, — сказал он, пытаясь углядеть синяк в мутном голубоватом стекле.

— Одно дело в темноте, другое — при этой коптилке Ильича.

— Вообще-то да. (Синяк у вампира исчез). А кто такой Ильич? Колбасник?

— До некоторой степени, — хихикнул Славян. — В своё время такие дела заколбасил…